Аркадий Застырец
Нафталин
Табарен говорил: «Нафталин – это шар;
В глубине сундука ядовит он и светел».
Со слезами во рту Франсуа возражал:
«Нафталин – это Бог, нафталин – это ветер!»
Не полуночный шаг и беспечный ночлег,
Не настой водяной на серебряных ложках,
Не больной, не апрельский, не сумрачный снег
За булыжной стеной на садовых дорожках.
Табарен говорил: «Нафталин – это смерть;
Погостил и пропал, и никто не заметил».
Франсуа закричал Табарену: «Не сметь!
Нафталин – это Бог, нафталин – это ветер!».
Не стеклянный озноб и размеренный бред,
Не передника в красный горошек тряпица,
Не удара, не крови, не судорог след,
Что в песке оставляет подбитая птица.
Табарен говорил «Нафталин – это ложь;
Он глаза затуманит и голову вскружит».
Франсуа прошептал: «Ты меня не поймёшь,
Ты меня не осилишь, тем хуже, тем хуже…»
Не железный венок и означенный звук,
Не горланящий, ночи не помнящий петел,
Не жестокий, не твой, не отрёкшийся друг.
Нафталин – это Бог, нафталин – это ветер!
Родился 10 июня 1959 года в Свердловске в семье артистов театра. Окончил философский факультет Уральского университета (1981). Преподавал историю и обществоведение в средней школе (1981-1988); с 1988 корреспондент, с 1991 главный редактор газеты Уральского отделения РАН «Наука Урала». Автор нескольких поэтических книг, множества театральных пьес и оперных либретто. Переводил со старофранцузского произведения Фр. Вийона, с французского – маркиза де Сада и Артюра Рембо, с английского – стихи и сказки Дж. Р. Р. Толкина.
При сильной поэзии возникает сильное государство, а не наоборот. И не о партийности я, и не о народности. Я о невероятной энергии, которой может обладать поэтическое слово. То слово, которое может «склеить двух столетий позвонки». Для меня неудивительно, что эта государственно-образующая поэзия может возникать в таких местах силы, как Рифейские горы. Урал – опорный край державы. Этого никто не отменял. И поэзия Аркадия Застырца один из примеров этой опоры.
Ритм этого танца, этой погони за смыслом — ломаный, жесткий, прерывистый… Это на первый раз. А на второй, особенно если читать между строк, — можно взлететь. Причем, для самого себя неожиданно, оторвавшись от земли прямо с грязью на подошвах ботинок – можно оказаться прямо в воздухе. Еще бы! Ведь в каждом стихотворении – тоскующий, упрямый, надеющийся и любящий — взгляд вверх. В каждом стихотворении – Небо.
3астырцевский «Гамлет» – не перевод и не пародия, но переложение, при котором с классика снимается пресловутый хрестоматийный глянец. Понятно, что любая интерпретация гениальной вещи меньше оригинала и обречена на потери, потому-то и стоит говорить о приобретениях – а они в данном случае несомненны.
По духу этот «Гамлет» ближе к шекспировскому, чем пастернаковский и любой другой, известный на родном нашем языке.