Журнал поэзии
«Плавучий мост»
№ 4(16)-2017

Т.С. Элиот

Песня любви Дж. Альфреда Пруфрока
Перевод с английского К.С. Фарая

Существует мнение о том, что каждое новое поколение переводит своего Данте. Полагаю, с Элиотом можно говорить о том же. Мы хорошо знаем переводы мастеров советской школы и в целом авторов того периода (И. Кашкин, И. Романович, Н. Берберова), времен Оттепели (А. Сергеев, А. Найман), времен 80­х и горбачевской перестройки (С. Степанов, Я. Пробштейн, О. Седакова и другие).
Переводить Элиота я начал в рубежные 90­е. В 1992­м прочел его в оригинале, не обращаясь к русскоязычным версиям. Этот период времени все же ближе к окружающей нас сейчас реальности. По крайней мере, так мне видится. Теперь, взявшись перевести заново «Песню любви…» – одно из основ­
ных стихотворений Элиота, я ставил своей целью дать Элиота современного, конечно не в плане лексики, но, скорее, в плане мироощущения – приблизить его и к тем, кто, допустим, неплохо владеет английским, но все же не отваживается читать в подлиннике такие, непростые во всех отношениях, произведения. При восприятии стихотворения максимальная близость перевода к ритму и стилистике подлинника, очевидно играет немаловажную роль т.к. многие, скорее всего, открывали поэта в оригинале и помнят завораживающий ритм этого маленького шедевра поэзии ХХ в.
Пусть более молодое поколение литераторов «наткнется» в будущем на своего Элиота. Думаю, именно так и произойдет. Но, как представитель определенного времени, я хотел бы представить свою версию одного из самых ярких произведений этого изумительного поэта сегодняшнему читателю.

К.С. Фарай, Москва

……….S’io credesse che mia risposta fosse
……….A persona che mai tornasse al mondo,
……….Questa fiamma staria senza piu scosse.
……….Ma percioche giammai di questo fondo
……….Non torno vivo alcun, s’i’odo il vero,
……….Senza tema d’infamia ti rispondo.*

Пора и нам с тобой – пойдем!
Пал вечер на небесный окоем,
Как вялый пациент на стол больничный;
Пойдем вдоль улиц мы полупустых
К открытиям ночных
Кафе и номерам неприхотливым,
Где сор и хлам в углах и пахнет пивом:
По улицам, что тянутся, как спор,
Сквозь праздный разговор
Нас приводя к вопросу непростому…
О, не пытайся отгадать!
Пойдем, чтоб время не терять.

А в душном зале дамы, как назло,
Заладили о Микеланджело.

Туман, что трется желтою спиною об окно,
Дым желтый – тот, что клочьями летит в окно,
Спустился змейкой в плоскость предвечерья,
Застыл над лужами у ям дренажных, но
Лишь копоть с дымоходов подхватив,
Террасу обогнул, подпрыгнул аккуратно
И, различив, сколь ночь октябрьская нежна,
Пронесся по двору и сник внезапно.

Придет пора, наступит час
Туманов – тех, что по двору кружатся
И трутся желтыми боками об окно;
Наступит час, наступит час
Во взгляде встречных нам зеркально повторяться;
И время убивать и созидать,
И время для трудов и дней, и – то,
Чтобы вопрос на блюдечке подать;
Хоть мой, хоть твой наступит час,
И час твоих бесчисленных сомнений,
Предвидений и переосмыслений,
Когда поджарен хлеб и стынет чай.

А в душном зале дамы, как назло,
Заладили о Микеланджело.

Придет пора, наступит час
Решать: «Как я отважусь?», «Как отважусь?».
И час – смущенно по ступеням вниз слететь,
Всем показав, что рано стал лысеть, –
(И люди скажут: «Глянь-ка, вон бежит плешивый!»)
На мне визитка, воротник сжимает шею,
Добротный галстук – в тон, хоть и приколот шпилькою дешевой, –
(И скажут: «Он щеголеват, а вид-то все равно паршивый!»)
Как я отважусь
Вселенной докучать?
Пройдет минутой время
Для прозрений и решений, что минута пустит вспять.

Ведь я их знал наперечет – видал я всё –
Те утра, полдни, вечера видал.
Я жизнь свою кофейной ложкой отмерял;
Я знаю голоса, что осень унесет
Под музыки неспешные пассажи.
И как же я отважусь?

Ведь я глаза встречал – я знал их все –
Глаза, что уязвят тебя пустой тирадой.
Когда распознан я, разоблачен опять,
Когда булавкой пригвожден к стене,
Не стоит ли начать
Отбрасывать свои обычаи и взгляды?
Но как же я отважусь?

Ведь я касался рук – я знал их все –
Рук – что в браслетах, белых рук, холеных
(Но – в волосках – под сенью ламп настольных!).
Не запах ли парфюма сладкий –
Резон для моего упадка?..
Рук, что сжимают шаль и вдоль стола скользят…
Да как же я отважусь?
С чего бы мне начать?
. . . . .
Сказать ли, что бродил один по захолустьям
И замечал, как в окнах ротозеи
Стоят и трубками дымят в одной пижаме?..

Хочу я быть проворными клешнями,
Бегущими по дну морей безбурных.
. . . . .
Полудень или вечер мирно спит уж!
Примят ладонью длинной,
Спит… изнемог… прикинулся больным он,
Здесь, на полу простерт, лежит у наших ног.
И что ж мне – после чая, кексов и абсента
Приблизить крах насущного момента?
Хотя в постах, мольбах я был искусен,
И хоть глава моя (плешивая) упала в блюдо с плеч,
Я не пророк – да и игра не стоит свеч.
На миг всего блеснул мой звездный час.
Прислужник вечный взял мой плащ, язвительно смеясь.
И, честно говоря, я струсил.

Тогда к чему все, да и стоило ль потом,
После обедов, чая с мармеладом,
После всех сплетен – так ли было надо –
Над чашкою своей теряя время, –
Шутить, не забывая о проблеме, –
На шар вселенский водрузив ладонь,
Его подкатывать к вопросу непростому,
Глаголя: «Лазарь я – явился с того света,
Чтоб правду возвестить» – пока, сквозь сон,
С подушкой под щекой, особе некой
Сказать не вздумалось: «Да я ведь не о том!
Все это не о том».

Тогда к чему все, да и стоило ль потом
Нам вхолостую тратить время:
После закатов, выметенных улиц,
После всех чтений, после чаепитий, шуршанья платьев кружевных –
Что расскажу о них? –
Сюжет, пожалуй, и не важен! –
Взамен магический фонарь сплетенья нервов на стене покажет:
К чему все, если, несмотря на время,
Одна особа поведет плечом,
Отбросит шаль, уйдет к окну с упреком:
«Все это не о том.
Ведь я просила не о том».
. . . . .
Нет! Я не Гамлет, да и быть не мог им;
Придворный лорд, угодник королей –
Простой дублер, обласканный плебей,
Советник принца в сцене проходной –
Всегда настороже и на подхвате –
Чванлив, хоть и далек от высшей знати –
Я рассуждать мастак, но все – некстати;
А временами глуп и неприятен, –
А временами в роли Шутовской.

Староват я… староват…
Засучу я брюки. Вынесу халат…

Обновить себе прическу? Может, персик съесть пора?
В белых брюках, с тонкой тростью выйду к пляжу, как вчера.
Там русалки друг для дружки пели до утра.

Мне споют они едва ли.

И видел я, как в даль морскую плыли
Они, срезая гребни белых волн,
А ветер брызги черные вздымал.

К себе нас девы моря зазывали,
Кружась в венках из бурых тин морских.
Но – тонем, пробудясь от слов людских.

Стихотворение сочинено в 1911 г. (Впервые: журнал Poetry, июнь 1915 г.). Название – «Песня любви…» (The Love Song of J. Alfred Prufrock) восходит к заголовкам стихотворений (песен) трубадуров Прованса («Песня-тенсона…», «Песня-спор о любви…», «Песня о верности Даме» и т.д.) и в целом к средневековой поэтической традиции.

* Данте, «Божественная комедия», «Ад», XXVII, 61-66. В круге восьмом (Восьмом рву), где грешники движутся, замкнутые в языки пламени, Данте и Вергилий встречают графа Гвидо да Монтефельтро, одного из «лукавых советчиков», который в ответ на просьбу Данте поведать историю своей жизни говорит: Когда б я верил, что возможен случай – / С тем говорить, кто снова в мир вернется, / Боле мой огнь не дрогнул бы зыбучий. / Но нет пути из этого колодца, / К живым, – не страшно бесславья примером / Мне стать: отвечу, раз тебе неймется. (Перевод А. Илюшина).

Примечание:
К.С. Фарай (1971 г.р.) – поэт, переводчик, живет в Москве. Печатался в журналах «Арион», «Урал», и др. Опубликовал 9 поэтических книг, переводы стихов Джима Моррисона «Пленка полдень» (2004, совместно с М. Немцовым), собрание переводов Т.С. Элиота и Эзры Паунда «Паломничество волхвов» (2005, совместно с Л. Гуниным и К. Чухрукидзе), с 1999 по 2001 выпускал сетевой поэтический журнал «Лимб», в настоящее время – редактор и соиздатель античной серии изд-ва «Русский Гулливер».