Журнал поэзии
«Плавучий мост»
№ 4(16)-2017

Славе Горге Димоски

Перевод с македонского Ольги Панькиной
Стихотворения

Об авторе: Родился в 1959 г. в с. Велестово (Македония). Окончил филологический факультет Университета им. св. Кирилла и Мефодия в Скопье. Поэт, эссеист, переводчик. Живет и работает в г. Охрид. Основатель международного фестиваля «Поэтическая ночь в Велестово». Автор нескольких книг поэзии. Его стихи переведены на многие языки.

Поле. Поле битвы?

Буквы старинных волюмов
Пауками вдруг обернулись,
Свод затуманив небесный.

Пойманный сетью, ты алчно
Глотаешь исконный озон.

А внизу?

Ты камни дробишь среди букв.
Упорно и терпеливо, замкнувшись в себе,
Сносишь каждый удар молотка:

Нашествие букв-пауков,
Покрывших гулливое поле.

Поле битвы?

Я просматриваю последние рукописи

Сижу и просматриваю
Последние рукописи.

Вдруг стол и стул подо мной
Исчезают.
Напрасно я гоню прочь
Строчки, роящиеся
В воздухе.

Обессилев, падаю на пол.
Но удара не чувствую.

Медленно проваливаюсь куда-то.
В глазах темнеет. Сердце
Учащенно стучит.

Я отмечаю
Этот момент.
Я сохраню его.

Родной язык

И ты вскормлен
Материнским молоком
Родного языка.

Вскормлен ведь?
Молоком языка,
Что брызжет
В золотой сосуд
И приносится
К трапезе.

Господин писатель (молодой?),
Пока тебя вскармливали,

Он один бился
На поле боя
За тебя. Ночью и днем.

Днем и ночью.

Тесная связь

Идёт снег, заносит охрид и москву,
Заносит иерусалим, заносит вавилон,
Моя комната плывёт по евфрату, мои
Сапоги – по дунаю. Падают белые зеркала

И заносят александрию, заносят
Нью-йорк. Моё тело плывёт по гангу,
Голова – по нилу. Падают
Белые хлопья, всегда белые,
И заносят коня святого георгия,
Кавказ налаживает связь с Богом.

В тот миг спускается Белый Ангел.
Прикрывает мне глаза ледяными ладонями:
– Всё ещё видишь себя? – спрашивает.
Вижу: тело моё плывёт по гангу,
Сапоги – по дунаю…
– Видишь? – спрашивает и превращает меня
В ворона без крыльев. – Видишь? –
И превращает меня в волка, воющего
В скандинавии среди белых зеркал
Снега. – Видишь…

О предметах

Во внутреннем кармане я ношу пистолет с глушителем.
Выкладываю его на стол. Пишущая машинка
Начинает свою ночную жизнь – толкует меня.
Она бросает тень на стену, часы упорно
Бьют полночь. Упорно бьют полночь
Часы на стене. Машинка начинает свою
Жизнь – толкует меня – наводит порядок в строчках:
Выстраивает буквы, этих маленьких чёрных еретиков,
Вдоль белой стены для расстрела. Я беру со стола
Пистолет с глушителем. И стреляю. Порядок!

Камень. Медитация

Ты говоришь: Бог есть –
И достаёшь его с полки.

Это камень. Чёрный.
Ты принёс его с гор.

Камень – совершенно
гладкий. Это и есть Бог.

Он сияет на свету.
В нём – Хаос и Порядок, –
говоришь ты. Дух и Спасение.
Добрый дух. Этот камень –

и вправду Бог. Он восседает
на воздушном престоле.

Порядок – прозрачно синий.
Хаос – белый. Все –

ирреально. Ничто не
меняется. Всё – Бог.

Камень!

Тёмный конь лежит на горе

Тёмный конь лежит
на горе.
Тёмный конь, тёмное подножие,
тёмная подземная вода,
бурлящая вечно.
Я
прохожу под конем,
мрачный и обезумевший
до глухоты,
по пути отбиваясь
от собачьей своры.
Что потерял я здесь?
Что потерял?
Дышать становится все труднее,
ко мне сверху
подбирается
огромная черепаха.
На горе лежит тёмный конь.
Его ноги в ущелье, где
тёмная подземная вода,
бурлящая вечно.
И вековая тишина. Пробираюсь
по камням, поросшим мхом.
(До чего страшно
Такое Вознесение!)
Что потерял я здесь? Что потерял? –
спрашиваю я коня.
А он, тёмный, лежит
на горе.

Рысь

(Исчезнувшему обитателю
гор моего детства)

героический предок
высот и духа

молния святая молния
свирепая и кроткая

тень спокойная тень
перелитая в прелесть
тенистого внимания

искрящий фитиль
поджигающий небо

акробат фортуны
пойманный в прыжке
как в замедленной съемке:

острый в своем отражении.

оттуда дальше
как факелы в снегу
следы горящие
жадной музыкой
горных органов.

Пастернаковский февраль

В тишине строчек,
Наполненных ветром, где
Мёрзнут стеклянные латки,
Я нашёл себе прибежище.

В полдень: старый пиджак,
Тяжёлые сапоги. Разгорячась
От выпивки я вышел в поле
Остудить обожжённый язык.

Я смотрел на ели, колющие
Мёрзлыми копьями небо,
И впитывал острый холод
Февраля, полный злобы.

Ночь. Чёрная Liebe Maria

Ночь – это черная Liebe Maria.
Слышу, она трепещет. Черна
Вода, текущая у меня сквозь
Пальцы. Ты черна. Ночь
Непрестанно дрожит. Забирает
И возвращает тебя. Ночь
Движется. Превращает тебя
В пыль, которой я дышу.

Превращает тебя в большое крыло,
Машущее где-то на горизонте
И становящееся точкой.
Liebe Maria.

Последние рукописи

Исчерпав себя, вхожу
В последние рукописи.
Будет взвешено все.

Передо мной свет
Меркнет и
Превращается в пыль.

Тишина. Моё тело
Состоит из Пустоты и Эфира.

Неведомый голос притаился
В складках Мрака.

Дразнящие слова
Беззвучным пеплом
Ссыпаются в горло.

Немощь?

Я один
В крике – вспышке света.

И я уверен, что
Это Я!

Примечение:
Ольга Панькина, поэтесса, переводчица. Окончила филологический факультет Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова. Автор более 60 книг переводов со славянских языков на русский.