Журнал поэзии
«Плавучий мост»
№ 2(22)-2019

Иван Пулькин

(1903 – 1941)

Стихотворения

Об авторе: Иван Иванович Пулькин (1903–1941) начинал как комсомольский поэт, в конце 1920-х участвовал в «Союзе приблизительно равных» (или ЭСПЕРО; И. Аксенов, Г. Оболдуев и др.), в 1934–1936 находился в заключении в Западной Сибири, с 1939 работал библиографом в ИФЛИ; в конце 1941 рядовой Пулькин, находясь на фронте, пропал без вести под Москвой.

Публикацию подготовил Иван Ахметьев, составитель первой книги этого замечательного автора (Иван Пулькин. Лирика и эпос. М. : Виртуальная галерея, 2018).

* * *
Эввое!
…..Рощи, где прозрачная высота сосен низводит понятье небес до
……..обычной истины среднего порядка,
…..Болота, осушенные жаркими присосками дренажей и каналов,
…..Выкорчеванные при помощи динамита, ваги, топора и лопаты
……..пространства,
…..Тяжелые, словно вылитые из чугуна, пласты: чернозема, глины,
……..супеси, подзолков, песчаников и суглинков, перевернутые
……..блистательными отвалами плугов всех систем,
…..Хомуты, словно пригнанные по мерке, плавно и наглухо
……..облегающие благородные шеи лошадей,
…..Оленьи рога, показывающие ежегодно максимально возможный
……..рост,
…..Крутой взмыв аэропланов, дающий возможность одним взглядом
……..окинуть всю землю и почувствовать ее благородную
……..тяжесть,
…..Миллионы распаханных и забороненных подготовленных под посев
……..десятин,
…..Пароходы, крутым волнорезом вспахивающие пространства морей,
…..Мосты, перегнувшиеся через реки, проливы и пропасти,
ВАШЕ ЗДОРОВЬЕ!

* * *
Слушай-ка, ты, – девочка, мне хочется тебе сказать,
Именно тебе, у которой глаза
Нарастёжь: Знаешь ли ты,
Как приятно прочно стоять на земле,
Крепко покоясь на четырех ногах,
Переступать ими – расчетливо, не наугад,
Как по палубе, по плавно плывущей земле?

А знаешь, здорово было бы, еще вернее,
Прочнее, опираясь о всемирное дно –
О спину кита, стоять с тобой рядом.

1928–1929

Георгию Николаевичу Оболдуеву

Выпьем на ты,
Дорогой мой!..
…А кстати о том,
Что о прошлом годе
Волжские плоты
Встали поперек горла
Кормилицы Волги,
Вроде, как поцелуй кулугурки,
С подтасовкой сладчайшего отдыха
На сеновале…

Покрытые зеленой буркой,
Жигули спали.
Самарская лука
Выгибалась державинской одой…

В заречье росчерком каблука
Очерчивался танец,
Тот самый, что любят наигрывать пастухи…

Вечер был удивительно сухим, –
Как нынче, – и пиши – не больше!
И, так: В память бревен
Связанных в ксилофоны попарно,
– За твое здоровье,
За правый берег, обрывающийся с высоты
Ста метров,
За желтую, что коньяк воду,
За крутолобый ветер, –
На ты!

II
Друг, накрепко, как заклиненный,
С моих гор до тебя высоко,
Даже по прямой линии,
Из окна в окно –
Верст сто с гаком!

Уходишь в лакированную ночь
Рояля, в густую прозрачность Баха,
В плавную глубину певучих тонов,
Полных, как вдох и выдох,
Прощупывая твердое дно
Процеженного сквозь а-моль вида…

Недосягаемая спешка жизни.
Взгляд во весь небосклон.
Во всю грудь вольное дыханье…

Поглядываешь с усмешкой
На быстрый бег облаков:
Перегоню, детки!
На тонкие, что взгляд, небеса:
Зарисую!
Лес:
Воспою!
Нет преград вольному перу
И точному зренью!

Более плавно, чем Фридеман Бах,
Развертывается канцона дружбы
Меж нами –
Шестнадцатимиллиметровым проводом от столба до столба
Бежит электронное пламя!..
Держись! Я и мое плечо –
Устойчивые контрфорсы, –
Опирайся, как о собственные!
Течет!
В заключенье вычекань
Песней на золоте –
Наш мир, наша молодость!
Чур поровну!

III
Крупные капли акаций
Льются по горлу живой прохладой.
Готическое перекрытье лип…
С ближайшей оказией
Вышли Баха,
В твоей, дорогой, транскрипции.

Позавчера, – небеса текли
Плавно. Роса, смешанная с лавандой,
Смежала мои ресницы,
Я плавал в обилии
Полифонической тишины
Один – ни друзей, ни жены!

По нежно выстланной еловой хвоей траве
Катилось уверенное бытие
Неповторимой фуги…
Как жаль, что уже пропет
Последний аккорд, –
Дослушиваю отголоски
Лакированной вьюги…

Еле слышно поет
Мельничная плотина –
Платиновые лады Ламы
Бегущие вдоль плавных
Яропольского парка: картинно
Подстриженного кустарника,
Ясеневых куртин,
Осеняемых грустью
Твоего, дорогой, отсутствия!..

1928–1929

Москва, X

Кипенье кирпича,
Железо балок,
Доски.
Равномерно поговаривает бетономешалка
Густым басом,
Будто в стихах Маяковский…
………………………………….А жалко!..
Товарищ,
……………ты снова до мая не дожил,
На этот раз прочно, не так, для стиха, а буквально.
Выронил поэтические возжи,
И стих будто гроб повапленный.

Небеса, блистающие безразличьем льдин,
Смотрят спокойно, уравновешенно,
Им – ну – что ж,
…………………что только я один
Остановился взглядом умопомешанного.

Он бы пришел, и просто,
Вонзаясь глазами,
Мускулами застыв,
Смотрел бы, срастаясь с чугунными перилами моста,
На строящийся город
…………………….с этой относительной высоты.
Теперь самое время жить, –
Каждый день – новые рекорды и метки,
Авось успел бы голову размозжить
Потом, к концу пятилетки.

……..Густо растут столбы
……..Новых дорог,
………………..уверенно работают прессы и краны…
……..Любовная лодка разбилась о быт,
……..По-моему, слишком рано!

Моя любовь несет меня – держись!
Фарватер расчищен… Жизнь приказывает –
………………………………………….Будь стойким!
Рад стараться, товарищ Жизнь,
На любом участке стройки.

Мой стих конденсированных футуристских кровей
Выстоит под пулями и под градом,
Тем более, что небо от стройки становится багровей…
Но мне было уверенней, когда ты рядом!

1930–1931

* * *
Спишь, дышишь, ходишь,
Пишешь, работаешь, отдыхаешь,
Гуляешь, ешь, поёшь,
Лежишь, говоришь, читаешь;
Колыбель колыбаешь, дитя баюкая,
Хлопочешь, бранишься, рвешься,
В уютном спокойствии пребываешь –
Все так:
………..Неизменно, люба, любима, знакома,
………..Ощущаема, осязаема, незнакома,
………..Желанна, неизведана, как в первый день
………..Полтретья года тому назад.

Так почему же?

Мне грустно, может быть, потому,
Что не пишет жена,
Или, может быть, потому что в Берлине
Арестован известный поэт
Генрих Гейне –
Его сняли с высокого постамента
И под охраной штурмовиков
Отвели в полицай-президиум;
А может быть, и потому, что травы пожухли
И журавли готовятся к лёту.
Их длинный, пронзительный треугольник
Сегодня долбил картофель
На поле колхоза Rot Front.
Это от моего окна
Не более полутора километров,
Если прямо пересечь Кию,
Но я этого не могу сделать:
Крыльев у меня нет,
А лодки и обласки
Улетели на ловлю
Знаменитой сибирской нельмы.

Сентябрь 1934, Мариинск

* * *
Когда меня хоронили,
Я без просыпу пил,
Отбить чтоб запах гнили,
Несущийся из могил…

Но четверть, должно быть, шестая
Меня свалила с ног,
И я побрел, шатаясь,
Ноздрями ловя дымок…

Я брел брюхатой коровой
Хмуро – кого боднуть?
И нос мой – фонарь багровый
Мне ярко освещал путь…

Ноябрь 1934, Мариинск

* * *
Я сам натешу досок на гроб,
Сам выкопаю могилу,
Лежать удобней было чтоб
На кладбище унылом!

Я посажу вокруг сирень —
Цвети и благоухай!
Я захвачу с собой свирель
Максима-пастуха.

И когда надоест лежать
В сгустившейся темноте,
Я стану весело свистать
И развлекаться тем!

И в ночь, когда зацветут леса,
Чтоб повидаться со мной,
Сойдутся мертвецы плясать
Под ласковой луной.

19 – 20/IX 1935, Мариинск

* * *
В решетку солнышко разграфлено,
И потому так душно и темно,
И потому в глазах такая муть,
И хочется поверх тоски взглянуть
В лицо весны, такой большой и теплой,
Сверкающей на кирпичах и стеклах;
И хочется глаза открыть как можно шире,
Чтоб увидать, как все свежеет в мире:
Как крепнут мускулы, как набухают почки,
Как на дворах резвится детвора,
Как, разговаривая, идут трактора,
Распахивая впадины и кочки.

Я вышел бы, как прежде, на крыльцо,
Чтоб ветер брызнул дождиком в лицо,
Чтобы обжег скользящий с синих круч
Отточенный звонкоголосый луч.
Но ветра нет, и душно и темно,
Откуда он пробьется, звонкий луч-то,
Сквозь этот мрак тяжелый,
…………………….потому что
В решетку солнышко разграфлено.

Апрель 1935, Мариинск

* * *
Бьется в стекла тишина,
Как сова крылом разбитым…
Глубина и вышина
Мною намертво забыты!

Я гляжу, забившись в угол,
Хмуро, словно с облаков:
На пространстве бледном луга
Дремлют сумерки богов.

Им осталось петь и плакать…
Ветер, по площадке снуй!
Значит, осень, значит, слякоть,
Значит, хочется заснуть!

Август 1935, Мариинск

Из поэмы «Луга»

Губаны, подкопытники, дуньки –
Как их только не кличут!
Неуклюжие,
Темно-коричневые,
Как на вате,
Мясистые,
Будто добрые губы коней,
Разместятся в копытинах,
По кустам,
А порой
Прямо на луг, в канаву,
Или как будто купаться
Столпились у самой воды
Заболоченной речки…

Мочанок
……….волнушками их величают,
Нежно-розовый пух
И горчайший, как самая горькая боль,
Белый сок молока,
Их убьют, отваривши рассолом,
И тогда только станут они
На закуску готовы…

Их собрат,
……….Подрябиновик
Темно-темно-зеленый,
Мохнатый,
Что в рассоле будет нарядно-лиловым.

Грузды – я их знаю 15 сортов:
То грузны, как саксонский старинный фарфор,
То нежнее мейсенского,
Ломкий,
То такой, что и пальцем не тронь:
Тронешь – метиной синей зажжется.

Дуплянки холодные,
Влажные, будто
Из воды вынимаешь их,
А не из трав.
Рыжик оранжевый, нежный
Интеллигент…
Луговые опенки,
Чей корень дуплист и присадист…

1935–1936

* * *
А ты не пой, а ты не плачь,
Что пользы от того!
Ты лучше сердце раскулачь
Соседа своего!

Сосед любим. – Его жена
Нежна и хороша.
А у тебя лишь тишина,
Да нищая душа!

Соседа сердце велико,
Любовь в нем и цветы.
Ты отбери у старика
И нежность и мечты…

Ты по миру его пусти,
Пусть клянчит под окном, –
Ведь все равно цветам цвести,
Таков весны закон.

12/I 1936

* * *
Жил-был бродяга серый волк,
Красавец серый волк,
Он поступил в пехотный полк,
Простым солдатом в полк…
Простым бойцом в пехотный полк
Зачислен наш бродяга волк
На целых десять лет!

Вот тянет лямку серый волк,
Красавец серый волк;
В поход пошел пехотный полк,
В поход пехотный полк…
И проклинает службу волк,
И службу и пехотный полк
Все целых десять лет…

Жену оставил дома волк,
Красотку, серый волк, –
Чтоб чорт побрал пехотный полк,
Ах, весь пехотный полк!
Устал в походе серый волк,
И надоел пехотный полк,
Ведь целых десять лет!

И дезертировал наш волк,
Красавец серый волк,
Он бросил свой пехотный полк,
Навеки бросил полк.
И вот, забыв пехотный полк,
С женой гуляет серый волк,
Забыв про десять лет.

26/VIII 1936, Паулино

* * *
Вот только ветер бил крылом
По напряженной груди Волги,
И вдруг затишье проплыло
Дыханьем медленным и долгим…

Над скользким зеркалом воды,
С волной не чувствуя разлада,
Душистая, как майский дым,
Течет глубокая прохлада…

* * *
Крылатый бог барахтается в луже
(Не радуйся чужой беде, юнец!), –
Каррарский мрамор от российской стужи
Синеет; парк, ощипанный вконец,
Уже не в силах защитить Эрота, –
Четыре ветра, встав вполоборота,
Остервеневши свищут, – бог озяб…
Бог думает: как холодно, однако, –
Собачья жизнь! Так больше жить нельзя!..
И умирает просто, как собака…

Ноябрь 1937, Москва

* * *
Будто с тонких хоботков
Бабочек ночных и мошек
Мрак струится и легко
Заполняет глубь окошек…
Будто с легкого крыла
Пух летит, – кружась по воле,
Очарованная мгла
Падает на лес и поле.
Спишь? На краткий миг очнись,
Ночи выслушай известья:
Шорох бабочек ночных
Заполняет все предместья
Ночь как снегом замело
Белым пламенем черемух, –
Все беззвучно, все бело,
Вплоть до уголков укромных

Между прочим

Однажды заходит ко мне Алексей Степаныч
Молчалин и говорит:
– Нужно, голубчик, погодить…
М. Салтыков-Щедрин

Забавно, что не стал обузой,
А тянется немало лет,
Моя седеющая муза,
Безрадостный наш tête-à-tête!

Не стоит вспоминать, что было, –
Судьба не баловала нас!
Наш слава адресок забыла,
Забыла и не кажет глаз!..

Лениво маятник качая,
Осенним медленным дождем
Стучат минуты… Мы скучаем…
Сидим, молчим, скучаем, ждем…

Сидим и ждем… Одна утеха:
Позлить сутяг, дельцов и док.
Мы говорим: а нам не к спеху,
Мы можем погодить годок…

Мы можем погодить, покуда
Не истечет весь счет годам,
Авось склероз или простуда
Бессмертие приблизят к нам.

Март 1939, Москва

* * *
Струится мрак давным-давно
В окно тобой забытое
В мое печальное окно
И всем ветрам открытое

Хотя бы посмотреть зашла
Как я живу невесело,
Ну хоть бы лампочку зажгла
Окошко занавесила

На сердце полночи темней,
Хоть не всерьез, хоть в шуточку
Зашла б, любимая, ко мне
Хотя бы на минуточку

Всю ночь звучит один мотив:
Горю тоскуя – мочи нет
Ну что бы стоило зайти
Сказать спокойной ночи мне

Летят с черемухи цветы
Душистою порошею
Какая ты… какая ты…
Какая нехорошая

Июль – август 1940

* * *
А я б и от любви сбежал,
Стоило попытаться
Да жаль
О собственное сердце
Ноги заплетаются

* * *
Все это, кроме неба, понятно,
Ерунда сплошь.
Одни только солнечные пятна –
Истина, остальное ложь