Журнал поэзии
«Плавучий мост»
№ 3(23)-2019

Поэтическая группа «За Стеной» :
Михаил Бордуновский, Владимир Кошелев,
Василий Савельев, Юлий Хороших

Вступительное слово Андрея Таврова

Четыре голоса за прозрачной стеной

Новое поэтическое объединение «За стеной», объявляющее о себе публично впервые на этих страницах, – это четверо поэтов, студентов Литературного института, живущих в одном общежитии. Возможно, что и название объединения как-то связано с общежитием и его тонкими стенами, которые сразу и разделяют и объединяют своих постояльцев. Станет ли это объединение в дальнейшем литературным течением или рождением новой литературной практики, признанной и обладающей собственными каноничными чертами, подобно, скажем, метареализму, не в последнюю очередь зародившемуся здесь же, в стенах Литинститута и его общежития, говорить рано. Но то, что об объединении говорить пора, в этом нет никаких сомнений.
Михаил Бордуновский, Владимир Кошелев, Василий Савельев, Юлий Хороших (в алфавитном порядке) – четыре поэта, каждый из которых обладает своим стилем, владеет собственным поэтическим инструментарием, осуществляя поэтические практики, результаты которых могут показаться непривычными, а иногда вызвать ощущение незавершенности или «странного детского письма», как это может быть увидено в случае Василия Савельева, входящего в диалог с голосом детства и стратегиями ОБЭРИУ включая в него собственные чуткие инструменты интуитивного поиска.
Юлий Хороших также держит на прицеле достижения обериутов, но в его работах угадывается интерес и к рациональному безумию Батая и к ироническому сверхчеловечеству Лотреамона, и вообще к барочным соразмерностям в построении стиха.
Владимир Кошелев, пожалуй, самый гармоничный участник союза, собран внутрь себя, как фотоаппарат во внутреннюю картинку, необычную, опрокинутую, прислушивается к ней, хрупко вникает в ее жизнь где-то между собственных ребер, давая порой место паузам, обозначенным многоточиями, чтобы из их глубины, как это происходит в точечных строфах «Онегина» или у раннего С. Завьялова, поднимался каждый раз новый текст, конкретным словам не доставшийся, не тут-то было. Вообще же его техника – это работа с фрагментами, организованными в некоторую чуткую к сквознякам смыслов и повисшую в воздухе фигуру мобиля, иногда графически его повторяющую.
Михаил Бордуновский своими стихами с их интенсивной метафоричностью, кажется, отсылает к высказыванию Осипа Мандельштама по поводу того, что мир произошел из метафоры, и к начальным стихам Даодецзина, звучащих в переводе Стивена Митчелла в том смысле, что «в именах причина всех вещей (частностей)». А раз имя несет в себе внутренний образ, внутреннююю форму метафорического характера, то и создание словесно-вещного мира как единого процесса Михаил видит в осуществлении серии метафорических взрывов, уплотняющих текст, но расширяющих его вселенную.
Ситуация проекта волшебна, как мне кажется, в том смысле и определении волшебства, которое свойственно всем пишущим, не отлученным от абсолютной потенциальности детства, присутствующего как формообразующее начало безмятежной энергии, способной становиться изысканно страстной. Так это было у Хлебникова, Рембо, Заболоцкого – в разных формах, но в свежести одного и того же явления вневременного времени, когда нам совсем мало лет, как немного надо урана, чтобы запустить огромные вихри энергии, сдвигающие слежавшийся рельеф.
Интуиция, объединяющая участников проекта «За стеной», не может быть сформулирована однозначно, что сказалось и при написании некоторых декларативных заявлений (манифестов) по поводу художественных практик объединения – каждый из участников писал свою собственную сумму правил и возможностей их нарушения, что позволило объединить четыре точки зрения в некоторую динамическую структуру группового высказывания, некоторого водоворота, вортекса, восходящего к опытам авангардного мышления начала прошлого века.
«Работа с поэзией для меня – необходимость, кроме прочего, найти ответы на некоторые вопросы, в частности: остались ли в мире великие стихи? осталось ли в мире святое? есть ли смерть? можно ли избегнуть бессмысленности?», – пишет Бордуновкий и продолжает: «я предлагаю поэзии – тишину», «я буду …старательным архивариусом собственной жизни, стихов и голосов моих друзей, записочек и набросков, деревьев, воды». Ему отвечает/его продолжает Василий Савельев, используя тональность детства, заставляющую вспомнить Рембо или Хлебникова:«Страх (перед властью, религией, богом, обществом и проч.) – самый опасный враг деятеля искусства. Только игнорируя институты исполнения наказаний можно создать Великое. И мы не боимся, мы находимся за стеной: никто же не боится ругать соседей, находясь у себя дома» И дальше: Мы за массовость поэзии. За массовость достойной поэзии! Сейчас, когда вся поэтическая массовость находится в пабликах различных сетевых поэтов, имена которых я даже не знаю, мы готовы поиграть с ними в перетягивание каната». Ему отвестствует Юлий Хороших: «Мы позволяем себе говорить искренне и наивно. Неискренне и продуманно. Поэзия существует не в языковых рамках этих слов; мы поддерживаем синкретизм искусств. Вопрос „в чём поэзия?“ – бессмысленный, корректный вопрос – „где поэзия?“;
Гений – это особое ощущение мира. Гений – за стеной.» И еще: «сбросить пароход (вероятно, проржавевший – А.Т.) с современности: все существующие институции, от сетевых бездарностей с милыми концертами в барах до банальных поэтов и поэток неавангардного «Воздуха».
И, наконец, декларация Владимира Кошелева: « Мы можем не верить в прогресс, но развитие и превосходство одних над другими – неоспоримо. Превзойти себя, чтобы превзойти всех. Мы готовы к жесту.»
К сожалению, нет возможности привести тексты этого группового/индивидуального манифеста полностью. Напомним лишь, что некоторый внешний максимализм и перфекционизм заявлений – это характерное свойство ряда известных манифестов указать на внутренний радикализм позиции и готовность к переменам в области активной художественной словесности, свойство обозначить некоторую революционную ситуацию.
«Быть архивариусом…деревьев и воды» – цель, как мне кажется, не только достойная, но и требующая глубокого и самоотверженного проникновения в суть мира и слова.

Андрей Тавров – поэт, редактор

Михаил Бордуновский

В нейтронной звезде

Об авторе: Родился в Челябинске в 1998 году; стал писать стихи благодаря трудам Хиука Апаресского, а в 2017 году поступил в Литинститут. Серьёзно настроен.

посвящается Д.

* * *
Звезду полуночи, звезду полудня,
ножевую, ямоокую вестницу
с многоопытной оптикой
любил высматривать
в своём треснувшем зеркальце
………………..о, астроном.

И когда налетали тучи я говорил:
– се тучи.

и когда гром ударял – я говорил:
– се гром,
……….живой и живорождённый.

но когда умер паук
на дубовом листе зари –
разве могла мне сиять
звезда полуночи, звезда полудня,
нагая и лиственная?

я отбросил метафору
……….нет в ней спасения,
огрубил язык
………..потому что человек смертен,
спокойно вдохнул –
………..ведь пусто на небе, как на земле.

Тучи налетели –
что же?

теперь и меня не станет.

* * *
1.
Ты, песчаный цветок, в потайном проросла кармане.
По узору реки опознали – я тоже пустое место –
и сверхновой водой напоили меня крестьяне,
и в терновом венце привели к алтарю невесту.

Всё осыпалось, показалось отмелью над волнами.
Это облако? Это облако. Тяжкое, кучевое –
лиловеет – радость моя – влагаемое в орнамент
на картине художника кочевого.

Я в абстрактном пейзаже. Мне солнечно, неспокойно,
над рекою полдень повис концентрическими кругами.
Всё – опасно. Всё – золото. Не с такой ли
золотой короной тебя, живую, в моём кургане

похоронят хазарские умники, если встретят?
Прижимаю маску к лицу и дышу нормально.
Ничего: покинув долину, я пуст и светел –
уношу песчаный цветок в потайном кармане.

2.
Встал как лист пред травою придуманный лес; запели – многая лета –
и тебя, и меня помыслив, дети озёр, которым недоставало света.
В тихом омуте: раз-два-три – залегла черносотенная зарница.
Что я делал? Тянулся к тебе, дотянулся, теперь я длюсь и предполагаю длиться.

На скрипичном изгибе – сплошная улитка; и вот, королева солнечного зенита –
в банке бабочка тащит себя сквозь сон, весома: и банка уже разбита.
Это юность? Нет-нет, это юго-восток, непрестанный полдень окрашен, огнеопасен;
за калиткой ле́са – пять килотонн воды, и мы молоды, поняты, колесо обозрения, пруд, огонь, иные слова в запасе.

Были разные люди – и умерли; умные, вольные – умерли; умерли прочие.
Прости пожалуйста, дай мне минутку, я скоро; трава, колесо обозрения обесточено.

Вот я смотрю: комета, гремучая полночь, да-да – комета: пыль, лучи, эти штуки всё ближе.
А, впрочем, нет, Бог с ней, с кометой. Не надо. Отворачиваюсь, ухожу,
ничего не вижу.

Стихотворение, составленное из частей других стихотворений

я слышу голос
…………………………когда заря ещё не занялась
……….и близ луны ………..поникли травы

……………бессильный вымолвить
………………..в величье и покое

……………………………………………..пригрезилось тебе?

* * *
Воображение! Не суди меня строго – я искушаем.
Вокруг тёплые Парфеноны, разные цацки –
в шкатулку полез, и загривок кота нашарил;
потянул – а там кони, патина и целый Гиппон Царский.

Я искал себя во всех анатомических атласах,
но обнаружил, что только-только снял верхний слой просоленного космоса,
и под ним – цитаты, цитаты, цитаты, вишневые кости Бахуса,
а под ними – кометы, кометы, кометы, как седина Борхеса.

Здесь – электричка интрижки, пыльца, трава,
незатейливая и кислая, как аспирин со рвотой.
Думал, что соскребу заразу, струну сорвал,
а это – леска растяжки, и механизм сработал.

Вот поисковый отряд искал и нашел: в смоле —
комара, в нефти — утку, в полураспаде —
уран-235, а в моем столе —
голову мёртвой девки, с которой ни-ни до свадьбы.

Теперь я в театре «Глобус», как в камне потенциал
для броска в стекло проезжающего лимузина.
Воздух меня по пакетам расфасовал —
и в музей для тех, кто хранил все яйца в одной корзине.

Тихо! Грядёт большая игра теней,
всё им разрешено и никто не нужен.
Но если осталось в мире-ловушке святое, и смерти нет,
то одна небольшая вещица ожидает меня снаружи –

в зазоре меж каменноугольных плоскостей.
Промерцав оттуда, во мне сияние размещено.
Знаю: увидев тьму, мы отступим, но только с тем,
чтобы тьму обойти, как линию Мажино.

* * *
кто лучше солнца знает, как восходит солнце?
в солнце восходит другое солнце, и в этом солнце –
аэропорт, погружённый в облако, погружённый
в жидкий азот; отражённый
в угольном зеркале, обнажённый,
выданный земле.

я испытал то, что иные из них называют сиянияем.

чуть не сломал ветвь, что светлее и выше меня,
протянув руку к шестикрылому жаворонку:
уложил его спать –
как человека,
накрыл соломой –
как человека.
нет,
…..это не человек.

это полдень сознания.

лёд моего тела расколот и приобретает
милосердие
……………среди животных,
……………среди желанных.

ты в треугольнике озарения
касаешься внутренней
поверхности купола.

а я выдрессировал медведя,
вынул из пропеллера птицу…

не могу взглянуть на мир вокруг
………………………………без жалости.

* * *
……случайный попутчик уснул на моих коленях.

конь сложился под всадником сам собой
и, словно горб, вырос сам из себя, замещая всадника; колесница
укатилась в гречиху и оставлена экипажем; шатры противника
вспухли повсюду, как взрывы.

……какие сферы и нагромождения ты озирала?

огонёк зажигалки вытащил из колодца комок волос, завернутый в шёлк,
свет блуждал самолётом по краю погасшего континента
и наткнулся на ТВОЁ ТЕЛО, захороненное над пустыней;
выкопанный из земли младенец вырос и оказался ТВОИМ ТЕЛОМ.

……что-то во мне изменилось и в узнаваемых чертах лица проступает тление.

весь день я простоял в городе, будто в ящике; ты
в нейтронной звезде, как в платье, вышла на взлетную полосу,
винты деревьев, вращаясь, опустились в почву; после побега
я просыпаюсь на коленях попутчика, озираясь.

……однако низкая облачность, дождь и лёгкий туман скрывают холмы
и равнины.

* * *

Артёму, Ульяне

Выкурить у мака сигаретку,
проводить глазами иномарку,
солнце, накренившееся к веткам,
ветки, накренившиеся к парку,

перерезать ленточку полёта
птицы, промерцавшей над бумажной
улицей, которой вы уйдёте –
слова не оставившие даже.

Владимир Кошелев

Случайный сюжет о девочке

Об авторе: Родился в Воронеже. Самый молодой участник группировки «За Стеной» (19 лет – штаны вельвет). Учусь в Литературном институте им. Горького. Люблю кино и маму.

* * *

посв.

Я белка на весах, я разноцветный кварк,
Кручёных-на-спине и ничего не вешу;
на пыльной стороне есть антиквариат,
проверь, как я лежу и притворяюсь вещью, –

опухшая тоска, мой сизый проводок,
одна вершишь покой, что на двоих рассчитан,
скрути меня, любовь, нежнейший диплодок,
не отпускай, пока – летят метеориты, –

когда придёт другой, на всех один покой,
я снова растворюсь в бульоне первобытном,
запей меня водой, заешь сухой водой,
в которой я узнал, что значит быть зарытым.

Тогда я распадусь и истинным явлюсь,
придя к тебе на свет через дыханье клеток:
я пятна на глазах, гибискусовый вкус –
явление Христа среди колючих веток.

* * *
Под утро читала Чорана
………………..в переводе Оксимирона:
бежали глаза-животные, преследуемые зверем, –
блудница – сказал один, другой повторил – Мадонна, –
Матрона – услышал я, Одиссеем проникнув в двери:

как девочка – беглые руки, так ваза – о-воспитание;
тучная пепельница изваливается бодрая –
серое только и делает, что падает ей на бёдра:
– – –
произошло свидание.

До середины сотни считался с тобой – вторым,
и тяжелые шторы, кажется, не скрыли моё присутствие, –
четыре сплошные дороги,
……………….четыре дороги вследствие
того, что рубец на дереве не был переводим.

1/2

С точки зрения слёзной грамматики,
математики, прочих наук
убиваются только романтики,
не боясь, что им это аук-
………………..я вернусь на блестящее место
………………..где порою болтала струя
………………..о сравнении бегства и текста
………………..сокращая в пространстве себя
-нется; нет, мы с тобой разгулялись,
про учебник забыли совсем –
параллельно в ночи оголяясь,
удивлялись загадке систем
………………..безымянным соседом указанный
………………..сквозь кусты и речной огурец
………………..медальон родника мной угаданный
………………..я вернулся к тебе наконец
половых; беспричинный звук зверства,
как спасительный выкрик «ау»,
с точки зрения нежного детства
и составил основу наук
………………..до мурашек вода доводящая
………………..как такую возможно испить
………………..говорящая мне говорящая
………………..значит было чего говорить

На запотевших капсулах

Я буду искать –
Кого люблю –
В закоулках Вселенной…
Е. Шварц

1.


…….
……
предположим кремний

2.
потерявшиеся
закатившиеся

во время потехи
куда-то под
3.
[Поздняя вставка]

атомная тоска

далёкая
за которой
– так вышло –
не усмотреть

война углерода
маленького народа

словом:

атомная война

4.
Живое облако
не переставало гудеть:

где то –
– где-то

и разрастаясь
серебрился путь

Кого касались
дела их
руки их
замыслы их
Облака их

а нас внучок нас

Вот как говорила бабушка
старая бабушка
на [другом] языке как будто прицокивая
между слов

5.
Любой учёный – посредственный
переоткрыватель

* * *
И появится девочка
вся прозрачная как желток

не любившая воздух бабочка
из упругих шелков

с кем моя полевая спутница
надрывает живот

уличная развратница
с георгинами наперевес

* * *
Когда мы придём, носороги узнают первыми, под барабаны
в уитменовском соку –
обменяя давление ног на ранения в теле битвы, мы заполним
новыми перьями чрево будущему костру:
то деревьями были львы, то их гривы были деревнями, –
он рычит – поэтому рук уберечь не смогу –
огонь очищает кожу не хуже, чем наши молитвы, и съедает
десятки братьев и единственную сестру.

От ползучего хвороста дым оказался сиреневым; пифагорова
радость думала, что улетит,
но слизала весь клин небесный пламенная жирафа – высочества
Африки доказала авторитет;
Последняя сотня птиц, что упала раскрытым веером,
превращённая в новый миф, – его не узнает Тит, –
на кончике языка сама себя изжевала, до предела взбодрив
огненный континент.

Василий Савельев

Иероглифы деревьев

Об авторе: Родился в 1999 году в Ставропольском крае. Поступил в Литинститут, вылетел из него, снова поступил, чем доказал, что в институте не случайно.

* * *
что с того что кончится
ленточка-пророчица

два случайных имени
и кукушка вымолвит

огонек

неравенства
празднества

конек

* * *
твое дерево уверует в страну
и разлетится синими листовками –
карманная библиотека здешних мест.
людей не будет – только сны людей,
где молодые здорово кукуют.
и ты увидишь впечатленные деревья
под наблюдением обычного врача
и объективом фотоаппарата.

сказать иначе – будут жить и петь,
и серебриться намертво в больнице:
мужчины, женщины, влюбленные –
как в этом, как в этом непонятном языке.
а выход из больницы – это путь
к непостижимым ране диалектам,
которые повесили главу над темным лесом:
то дева там, то муж, но правда же!..
но правда же! – отличие ни в чем…

* * *
по ветру близлежащих веток
опознать рекламные проекты
о возложении яблок иконам
урбанизации лесов где боги
говорят по-русски да и только

и девушка спрятанная в гневе трав
что даже артемида позавидует
ничего не хочет означать в своей
барочной форме в которой запах
интимен и интимен как утренний чай

выкручивая облака на максимальную
яркость и убирая контраст птицы
замечают богов и приобщаются к
пиршеству а девушка уповает на них
я хочу быть куклой я хочу быть малышкой

Модернисты

1.
влюбляться в детей
без аккуратности и осторожности
как поджигать несносные
бензоколонки
и открывать города,
заново города-открытки
в них музыка есть золотая
поэты об этом напишут
а барды об этом споют, –
барды шальные и светлые

а моя задача – рассказать тебе
что такое абсент и как его пьют,
потому что алмазные парижские ночи
кончаются. наш век сходит с орбиты
и вот-вот окажется в животе
у волка-правительства

2.
не будет поэтов художников музыкантов,
даже театр закроют на ремонт
но право танцевать
нам с тобой остаётся

3.
«Эпоха не кончится» –
я вывожу без помарки,
но вскоре напьюсь с тобой
обязательно, милая, в зиму.
сниму огромный коттедж
или пентхаус, на худой конец.
и мы устроим оргию:
только я, вечно растущее небо,
и ты, холодеющая в руке земля,
и тысяча зрителей, которые пьют
купленный мной алкоголь:
водку, виски, абсент.

мне будет навсегда равнодушно,
что какой-нибудь критик
из большого издательства
разнесет к черту
написанный мною роман
или сборник стихов,
посвященный тебе,
ведь он останется –
посвященным тебе
и к тому же замеченным.
ах! – это звучит смешно,
как если бы мы – модернисты.

* * *
в умертвляющем космосе –
в умиротворенном –
тайное море:
твоих любимых деревьев,
огромной листвы,
ты грела руки
у меня в карманах.

достаточно быть
автором одного стихотворения,
чтобы знать
что такое –
влюбленность.

* * *
житие затянуто в рамку –
согревает пылинку

и столбики-столбики –
колючая роза украшает шею:
вол, плужий труд;
и власы твои светлые, темные

* * *

посв.

окно; ветка; окно;
– дерганые ставни –
слушай малышку
и прячься за большими экранами, –

большое даровано;
несбыточное опознано;

садик и дерево
– древо –

прощай;
я опомнился

смутился

* * *
умереть это обрести вечный сон
можешь выбрать что хочешь:
белую конфету
живое сердце
фиолетовое небо

все равно христианское смирение
покинет любое существо
после обнаружения, что камни закончились

* * *

илье манякину

так получается – война,
в которой лао цзы
единожды участвовал,
а после разлюбил свой гнев
и праведную жизнь,
поскольку сон навязывает слово.
вернешься восвояси – там гора
такая безупречная, что тело
навек забудет наши имена,
как дерево миндальное породу.
и ничего на свете больше нет –
сплошная кисть
горит на солнце ясном,
ломая жизнь на две неровные черты,

поскольку
в действительности сон
навязывает чувство.

таракан

1.
таракан ползет по розовой стене,
в таракане помещается –
большая-большая любовь
или ее альтернатива, которой
мудрости и памяти
не занимать.

2.
в таракане есть все признаки любви:
до крошек там, до мошек, блошек.
вытер ножки – побежал,
а после сидит на камушке,
бризом от обогревателя ошпаренный,
на ус мотает:

мне б любовь, пока не началась охота!
придумали против меня
и ловушки, и аэрозоли,
даже конторы организовали
по типу –
насекомых нет!

3.
таракан сидит на розовой стене
долго и терпеливо.
философ, можно подумать, –
конфуций или сунь цзы.
тараканы не скорбят, не воюют,
им чужд милитаризм.
но тараканы загорают на розовой стене,
покрываясь воском и плесенью,
и дожидаются свою
тараканиху-елену,
тараканиху-андромаху.

а люди им под брюшко кричат:
чудовище коричневое усатое!

Юлий Хороших

Дворец культуры им. Пригова

Об авторе: Родился в небольшом приморском городе восточнее Владивостока, и ближе к Лос-Анджелесу, чем к Москве. В 18 лет переехал подальше, в Москву, где поступил в Литинститут и стал сооснователем группы «За Стеной». В сфере интересов спрятано многое, в том числе детская экономика и история грубости.

* * *
Дао, найденное ходом коня
в эндшпиле с Карлсеном,
В эмбрионе после трёх лет секса,
Зарытое в шахте до смерти шахтёра,
Под шапкой мономаха и в научной работе о махаоне,
Клад под ногами и за глазами,
Актёрская роль в Голливуде, где люди
Кроме тебя не прошли на роль, потому что более трутни,
А твои дни были более трудны.
Обман – окей, но только осознанный,
а не ребёнок в семье иеговых,
строгим веганом погибший младенец,
старик, живший в советах готовых.
Зыбкий песок под ногами вне дао,
Психика рушится, личная драма –
От бабочки в будущем лишняя травма,
В наручниках к солнцу на крыльях из мельниц
Хаотично летящий, приютивший изменниц,
Ты – столпотворец и пылеметатель – по метафизике
и полов подметатель – по факту,
При людях становишься красным,
а по ночам не видишь ни единого сна,
Прелюдия! Пытка молотом Тора –
Сегодня работа, не в мелкой конторе,
А в крупной сети – но всё таки на мелководье в гондоле.
Дождь проливной – на мираж аллегория!
Меж одних ты один. Ты в пустыне, Сахаре,
Родись Алладин, если ты Алладин, или
К тележке по рельсам разбросан тротил
И дротик застывший в крупнокалиберном рту у колибри –
Застыл для тебя, тебя, носитель либерального алиби.

* * *

По пеплу брюха петуха
Гадают за стеной ослы,
Какого цвета будет речка,
Когда прольётся дождь.
– ацтекская басня

У меня прекрасный клингонский акцент
И таймированный ангел в сумке.
За мной крадётся Герчиков,
Локально неопределенный.

Взрываю поношенный гекзаметр
Лесным чутьём и шестым чувством страха.
– Привет, Юлий. Я девочка.
– Привет, девочка. Я Жижек.
Мы надеваем одинаковую одежду:
Четыре юбки и два полушубка,
На желтых лодках плывем в столичный
Дворец культуры имени Пригова.
Сегодня там на проекторе
Культура сослагательных ацтеков.
Герчиков в 21:00 заряжает зал.

Договорится с ним возможно
На чистом древнегреческом,
С моими знаниями античности
Это не является математикой,
Как истерика в поэтике Василия Савельева.

Девочка из кожи лезет, чтобы – неважно, значит змея.
В античности таких как она
Любили только философы.

Ещё раз: я же Жижек, а не пуп планеты Земля,
И без меня хватает евроцентричности
В культуре до моего отца.

Так что читай Владимира Кошелева,
Будучи дранной мной под луной.
Досмотри фильм об ацтеках –
И к чёрту твоё сослагательное.

* * *
Двуглавый специалист по социальной инженерии,
Родственный Женеве,
Он слез с дерева первым,
Взял палку в левую,
Камень в правую,
Ударил сильного
И стал главным.

Пещерный континуум считается от костра,
Нарядные женщины, замаскированные мужчины,
Дымоотвод в народ,
Привелегии.
Оппозиция паразитирует на неточности цели,
Ты пришёл слушать поэзию?
Я христианский проповедник.
Стих должен гореть, взламывая двери,
Святая книга — мой пост вконтакте,
Я устраивающий ураганы сын мамы твоей,
Я гонимый ветром по трущобам интернета призрак коммунистического
строя кубы, смесь Дерриды и Чупакабры, Чупа-Чупса, Чунга-Чанги,
Чарли Чаплина,
Снимающего с тебя одежду гоблина…
Утопическое море надо мной.

* * *
В небе крокодилом машет Парщиков,
А мы только узнали о дадаистах
И вчера составили свой манифест!
Облившийся зелёнкой – лишившись конечностей,
Мы кидаем ему столовые приборы,
Это пир на весь мир!
Пряники – в рот власти, крошки падают на пол,
На поедающих их голубях – мы отправляемся на восток.
А наши голодные гости России, имажинисты ням-няма,
Выпивайте в день по восемь стаканов воды,
Да хранит вас Кручёных!
[: Ыыыых!]

* * *
Вот он я –
обвенчан цветами
засохших полей

с открытым ртом
устаревших идей

вот, вот я –
отнимающий скорость у насекомых
ворочащий пасеку в поисках мёда

с желанием сбросить
сыпучий хвост в костёр
и кости во впадину имени.

карнавальными карандашами
рисующий предсмертную эпоху
москву, растущую дрожжами
и папу с крохой.

я слышал в разговоре:
сегодня мне сосала, вчера мне сосали, год мне сосали.

я слышал в разговоре:
– белый человек, кто такой чёрный человек?
– враг народа. чёрный человек – куцый человек.

и от каждого я слышал:
то, что мы называем царём
я называю ничтожеством.

я пожимаю плечами, мне нихуя не смешно

Сюита потрёпанного хвоста

Зарубцованное солнце и трещина в копыте,
Лошадь обездвижена вкопанностью метафоры.
Мимо рвов капканов прошедшее животное
Представляет вкус съедобной травы.

В седле герой-любовник, на нём репейник:
Одеждой похожий на бескройник, телеграммы
В кармане много, облился маслом,
Пожары тихо – летят в него.

Прошлое время растеклось по щебню,
Отразило гостя и вновь погасло.
Пустая местность, глухой наездник,
Затвердевшее в дороге масло.

* * *
Луна и луг.
Овечье свеченье,
Сброшенная в небо шерсть
сияет, к ней
пахла лестница
и варился спаржевый суп в домике,
точнее, одном его окне.

всё это видел хромой заяц.

* * *
Про?рочество!
Челоневек тсясад,
будущий человек вылезает
юлия юльевна с паспортом:
я завязала с наркотиками
в облакашные узоры бегущими,
кипяток из них мне в кружку –
Выпей!