Павел Кричевский

Стихотворения

Об авторе: Родился в 1961 г. в городе Ромны. Учился на факультете иностранных языков Сумского гос. пединститута им. А. С. Макаренко, на факультете журналистики Киевского гос. университета им. Т. Г. Шевченко. С 1993 г. живёт в России. Преподаватель-филолог. Почетный работник образования Российской Федерации. Автор семи книг стихов, переводов и эссе. Член Московской городской организации Союза писателей России, Национального Союза писателей Украины, Союза писателей XXI в. Лауреат нескольких литературных премий, в частности литературной премии им. В. Полищука (2014, Украина); финалист (2017) национальной литературной премии «Поэт года», лонг-лист премии «Московский счёт» (2019) и др. Стихи, эссе, переводы публиковались в журналах, альманахах, газетах, в том числе «Топос», «45-я параллель», «Союз писателей», «Новый континент» и др. Стихотворения переводились на английский и украинский языки.

Предчувствие зимы

Такое осень нашептала
случайным ветром молодым,
и так прозрачен веток дым,
и так над дымом небо тало,
что ангелов нам не сдержать
всепоглощающую рать.

А жизни так осталось мало,
что неоткуда умирать.

Зимние строфы

*
зима слепая бредёт к нам на ощупь
только наши сны все наперёд видит
их рассказать хочет зовёт нас ветром
поёт метелью

*
а в небе глубоком почти бездонном
замёрзшие звёзды уже не тонут
птичьими криками они всплывают
к земле поближе

*
сонные травы забыли как осень
водой правды их вдоволь напоила
и у снежных туч молока парного
просят под утро

*
свет сгустился в снег эпилогом лета
летит в нас а вздох улетает к небу
мёртвый лист в снегу последняя кроха
воспоминаний

*
куст белых хризантем живой не вянет
вспугнёшь в себе строку коль зима скажешь
пускай светит ей снежинка напишешь
она растает

* * *
у каждого смысла есть
своя звуковая поза
он скажет ей скоро осень
она промолчит в ответ
ещё телам угрожают
совсем молодые осы
а старая память жалит
тело прожитых лет

остыл как любое слово
из шёпота боли взгляда
и в нём как в теплице осы
свили гнездо года
останусь с тобой до стужи
до самого снегопада
а дольше не надо
разве
это не навсегда

о снегопад о стужа
как в зеркале мы хранимы
зимним прощай
стерильным и ледяным
смотри
ведь это уже не осы
а белые херувимы
уносят наш мир
ты память
скорей навсегда
сотри

Конец зимы. Рассвет

Рассвет спустился в сад и разглядел
гнилые зубы мартовской земли,
седые брови старых грустных яблонь…
«Мне снова не леталось в облаках, –
рассвет подумал, – ниже чем – тем тоньше
невидимая нить, что отделяет
реальность от надежды, жизнь от смерти».
Он видел умирающую плоть,
еще живущую своим воспоминаньем
о зимнем счастье – белоснежной правде,
о цепкой хватке воздуха ночного,
он видел обреченность и живучесть,
он видел старость, чувствовал ее
степенность, расторопную походку,
в которой было: «Я не верю в тленье»,
и осторожное движенье вниз, туда,
где леса тень дарила не свободу
и не надежду… – несколько минут
не то, чтоб сладких – попросту – последних,
дарила просто жизнь как забытье,
жизнь не как притчу, а как избавленье
от всех сюжетов. Медлил наступить
и раздавить последнее – не время,
ведь не было его уже, а то,
что оказалось спрятанным за стрекот,
за песнь часов, неслышную уже,
за вечное, казалось бы, убранство
его в дрянную пошлую цифирь.
Не то, чтобы рассвет вдруг понял, что
он вестник смерти, – нет, он взгляд лучил
внимательный, сочувственный и добрый,
и съеживалась старая зима
почти с готовностью принять иное
и не сердясь на молодой рассвет,
на монотонность наступленья смерти,
и длила, не сердясь, еще мгновенье,
точней – себя, еще точнее – тень,
и все пыталась разыскать в себе
зачем-то, просто так – остатки страха,
в глаза рассвету глядя и не веря,
не веря, нет, – в пустое слово «тленье».

* * *
Вот почти старость. Утро.
Конец весны. Воскресенье.
Всходит светило, чтобы
Огнем мой пожар залить.
Только ведь нет пожара –
Не вымолчалось мгновенье
Из распухшего смыслом
Громкого слова «жить».

Самая странная ночь

Самая странная ночь на свете –
первая ночь после похорон.
Умер, но ещё не смирился с этим.
Наконец понимаешь, что был рождён.

Жизнь ещё рядом – хочешь потрогать?
Шумит деревьями, не уходит прочь.
За что наказан? За что так строго? –
Оставили мне только эту ночь.

Холодно. И безнадёжно. Горько.
Бессонница. Уже завтра?
Поутру
подумать осталось: «Подумать только,
я больше уже никогда не умру…»

взгляд собачьих глаз

собачьи взгляды это песни без слов
когда птицы роняют свои флейты и скрипки в осень
и их мелодии тонут в ней дна касаются и затихают
остаются только песни собачьих взглядов
собачьи взгляды это лучи по которым стекая
в мир возвращаются доброта и доверие
когда испачканные щупальцами слов планов и дел
сочатся в небытие дни
только тонкий свет остается собачьих взглядов
и рассеивается добротой и доверием

мы смотрим назад и заглянуть не можем
за черный горизонт рождения
мы смотрим вперед и заглянуть не можем
за черный горизонт смерти
страх капает тяжелыми каплями
и корчится от боли время

собаки смотрят вглубь жизни
и видят как просвечивает через нее вечность
и делятся вечностью с нами
взглядами своих глаз

Венеция. Рассвет. Отражения
…..

Смотри, какая внизу картинка:
в ней мы и небо. И больше нет ни
людей, ни тел и ни поединка
луны и солнца. Мир – это сплетня

о жизни – смерти. А мы – прозрачны.
Сквозь нас плывут облака, влекомы
волной беззвучной, а это значит:
мы – настоящи, мы – невесомы.

О, как мы долго себя искали,
сквозь твердь пройдя,
ту, что дни и ночи.
Смотри – нашлись!
и не расплескали
ни красок неба,
ни звездных строчек.

А время нами течет и дышит,
и, ветром вырвавшись на свободу,
плеск двух сердец
и двух жизней слышит.
И пьет рассвета живую воду.

* * *

Бабочки живут очень недолго.
И вот представь –
одной из них досталось тепло и солнце,
а ближе к вечеру
солнечные зайчики проводили её в небытие.
А другая жила в грозовой день,
и дорогу в смерть ей освещали зарницы и молнии.
Третья же родилась вечером
и умерла при первых бликах рассвета.

А теперь представь,
что есть бабочкин рай,
и в этом раю бабочки
пытаются понять,
что же произошло,
и не могут решить
какого цвета жизнь –
золотого, серого или чёрного,
и что такое смерть –
солнечный зайчик,
вечерняя зарница
или рассветный блик.

Но бабочкиного рая не существует.
Бабочки просто перемалывают
своими крыльями свет и тень.
Пыльца жизни и смерти
оседает на их крыльях.
Ты смотришь на этот рисунок
и постигаешь время и его изнанку,
видишь строки,
которые оживают
обречённым стихотворением,
чтобы вспорхнуть
в тепло и солнце,
в грозу и в ночь.

К читателю

Я не могу смотреть в воду:
от моего взгляда
она умирает
и смотрит в меня
моими собственными глазами.

Я не могу смотреть сны:
от моего взгляда
они крошатся на мелкие осколки,
которые долетают до яви
и режут её до чёрной крови.

Я не могу смотреть в книгу:
от моего взгляда
буквы на взлёте
падают замертво в снег,
обнажая безобразные гнёзда слов.

И тогда я пытаюсь услышать, читатель,
как ты снимаешь с себя тело и душу
и ту кожу, которая под ними
и которую никто не видит, –
даже ты сам,
потому что она разделяет тебя
на живое и мёртвое.

И я слышу
шорох твоих лучей,
оживляющий эти строки.