Торквато Тассо

Песнь десятая («Освобождённый Иерусалим»)

Краткое содержание:
Султан Никеи сельджук Сулейман, проигравший сражение предводителю крестоносцев Готфриду Бульонскому, решает бежать в Египет, чтобы примкнуть к войску халифа. По дороге в Каир его настигает колдун Исмен, убеждающий воина вернуться в Иерусалим. На волшебной колеснице они пролетают над полем битвы, затем маг ведет султана по подземному переходу в тронный зал иерусалимского царя Аладина, где держат совет мусульманские полководцы. Появление султана на совете вселяет в царя надежду на благоприятный исход войны. Между тем вернувшиеся из плена крестоносцы рассказывают Готфриду о чудесах, увиденных ими в замке волшебницы Армиды, и о том, как они были освобождены по дороге в Каир, куда волшебница отправила их в кандалах в подарок халифу. Освободителем пленников оказывается надежда христианского войска, итальянский юноша Ринальд д’Эсте, об убийстве которого давно ходили слухи. При известии о том, что Ринальд жив, в лагере христиан начинается ликование. Вдохновитель крестового похода Петр Пустынник пророчит славную будущность юноше и всей династии д’Эсте, к которой принадлежал покровитель Тассо герцог Альфонс II.

1.

Коня, бродящего в пустынном поле,
Поймал он за уздечку и на круп
Взобрался, корчась от нещадной боли,
Теряющий сознанье полутруп.
Не плащ на нем – лохмотья круглой голи!
Не засияет ярче медных труб
Разбитый шлем, не страшен гребень пестрый,
Подрубленный в бою секирой острой.

2.

Бежит султан, бросая верный полк,
Бежит, несытую лелея злобу.
Так из овчарни удирает волк,
Набив кровавой требухой утробу.
Он жрал и жрал, но голод не умолк,
Он водит жадным языком по небу,
Облизывает губы и рычит,
В желудке у голодного урчит.

3.

Спасается султан от тысяч копий,
От тысяч стрел уходит невредим,
Летит в пески на бешеном галопе,
Как мы за ним в пустыне уследим?
Не распознать героя в эфиопе.
Чем озабочен черный нелюдим?
Какой неведомой напуган жутью
Сей странник, подошедший к перепутью?

4.

Все взвесил он и рассудил: «Примкну
Я к армии каирского владыки.
Слыхал я, что на новую войну
Созвал халиф народ разноязыкий.
Судьба моей державы на кону!» –
Коня пришпорил и на берег дикий
Помчался – в Газу, в сарацинский стан,
В пустыне все тропинки знал султан.

5.

Не взяв ни ординарца, ни охраны,
Весь день скакал беглец, весь долгий день,
Когда же отгорел закат шафранный,
И на пески легла ночная тень,
Султан сошел на землю, чтобы раны
Перевязать. Под пальмовую сень
Присел спиной к стволу, стащил доспехи
И древком принялся сбивать орехи.

6.

Он жесткий щит под голову кладет,
Он отдохнуть прилег, едва насытясь,
Но сон к изнеможденному нейдет:
От обнаженных язв страдает витязь,
Но хуже, если злоба нападет. –
В каких ущельях сердца вы гнездитесь,
Стервятники отчаянной Тоски?
Вы людям душу рвете на куски!

7.

Когда же ночь связала сладким пленом
Безмолвный и безлюдный кругозор,
Бедняга сном забылся вожделенным,
В летейских водах смыл мирской позор.
Течет истома по усталым членам,
Покоя ищет воспаленный взор,
Но сквозь густые тайные покровы,
Во сне он голос услыхал суровый:

8.

«О Сулейман, негоже спать тебе,
Когда непрошенные топчут гости
Твою страну – внемли ее мольбе,
Спаси ее от чужеземной злости,
Подумай о замученной рабе,
О плоскогорьях, где белеют кости
Непогребенных воинов, – ужель
Тебе такая по нутру постель?»

9.

Открыл глаза сельджук и в свете звездном
Увидел сгорбленного старика.
Морщины на лице сухом, бесслезном,
В руке костлявой длинная клюка.
«Кто ты такой? – спросил он тоном грозным, –
Я вижу, ты пришел издалека.
Как смел меня будить ты, глупый морок,
Чем мой позор тебе, бродяга, дорог?»

10.

Ответил старец: «Я один из тех,
Кому твой неизбывный жребий сведом.
Мне ближе, чем ты мыслишь, твой успех,
Не тщетно я зову тебя к победам.
Признать позор ни для кого не грех,
Приходит доблесть за позором следом.
Точильный камень тайного стыда
Послужит храброму как никогда.

11.

Напрасно ты на иноходце чалом
К египетскому поспешил царю.
В краю безжизненном и одичалом
Я сарацинские дружины зрю.
Не под твоим уйдут они началом,
Не с ними побеждать богатырю!
Главнокомандующим ты не будешь
У агарян и славы не добудешь.

12.

Но если ты послушаешь меня,
Тебя введу я в город осажденный:
Не обнажив клинка, при свете дня,
Среди врагов пройдешь, непобежденный.
Чело сияньем славы осеня,
Взликуешь, полководец прирожденный,
И будешь крепость охранять, пока
Из-за Синая не придут войска».

13.

Еще не кончил речь старик согбенный,
Как Сулейман почувствовал в груди
Послушливость – обмяк сельджук надменный:
«Отец мой, – кротко молвил он, – веди
Приверженца через любые стены,
Путевожатым шествуй впереди.
Чем дерзновенней и опасней планы,
Тем больше храбрецу они желанны!»

14.

Отшельник, услыхав такой ответ,
Достал из-под плаща настой лечебный,
Потребный раненому сухоцвет,
Для язв его открывшихся целебный.
Веселый Феб, разлив румяный свет,
Раззолотил Авроры сад волшебный.
Сказал старик: «К трудам зовет заря,
Дорогу странствующим озаря!»

15.

Вдвоем взошли они на колесницу,
Их поджидавшую невдалеке.
Гнедая пара узнает возницу,
Послушны кони старческой руке:
Взлетают ввысь, приветствуя денницу,
Следов не оставляя на песке.
Раздулись ноздри, груди дышат хрипло,
К уздечкам пена белая прилипла.

16.

Кто не мечтал о странствиях таких
В лазурной выси над грядой скалистой,
Где воздух гуще облаков морских?
Он путников укрыл завесой мглистой,
Непроницаемой для глаз людских,
Для стрел и дротов, посланных баллистой.
На землю сверху смотрят сквозь туман
Загадочный старик и Сулейман.

(…)

28.

Сошли на землю у горы Сион,
И колесницы словно не бывало!
Старик шагает бодро – знает он
Тропинку, вьющуюся с перевала
В ущелье под восточный бастион.
Защитное таило покрывало
Скитальцев наподобие шатра,
Стеной пред ними высилась гора.

29.

Заметил трещину в скале отвесной
Колдун и, пробираясь меж корней,
Дорожку отыскал к пещере тесной,
Никто веками не ходил по ней.
Раздвинул заклинаньем свод древесный,
Очистил вход от сучьев и камней.
Идет почти на ощупь и сельджуку
Уверенно протягивает руку.

30.

«Зачем избрал ты потаенный путь, –
Вскричал султан, – враги бы не посмели
С пути меня открытого столкнуть!
Пусть подлость превозносят пустомели!» –
Ответил звездочет: «Мудрее будь,
Не брезгуй мраком тайных подземелий.
Великий Ирод здесь ходил в былом,
Овеян бранной доблести крылом.

31.

Он лабиринт прорыл под башней главной,
Чтоб подданных своих держать в узде.
Он мятежи охотою облавной
Умел пресечь в предательском гнезде.
Антонией нарек в честь дружбы славной
Он башню, знаменитую везде.
Для вылазок был ход подземный вырыт –
С войсками в город пробирался Ирод!

32.

Из всех живущих на земле один
Я о подземном знаю коридоре.
Мы во дворец проникнем, паладин!
Там с целым миром и судьбой в раздоре
На тайном совещанье Аладин
О крестоносном вспомнит командоре.
Ты слушай и до знака моего
Вслух говорить не вздумай ничего!»

33.

В простенок узкий вслед за юрким магом
Силач-султан протиснулся едва.
Придавленный скалистым саркофагом,
Тащился воин позади волхва.
В потемках пробираясь шаг за шагом,
Полусогнувшись, шли они сперва,
Но чем по склону поднимались выше,
Тем реже сводчатой касались крыши.

34.

Нащупал дверцу в каменной стене
Волшебник и с усмешкою злорадной
Повел героя в гулкой тишине
По лестнице, заброшенной и смрадной.
Струился свет откуда-то извне,
Неслышно в зал вошли они парадный,
Где восседал солимский государь,
Несчастных подданных несчастный царь.

35.

Из облачного своего укрытья
Внимал султан прямым его словам:
«Союзной рати ждали мы прибытья,
Напрасно ждали, доложу я вам.
Теперь не избежать кровопролитья,
Империя моя трещит по швам.
Разгрома яд до капли нами выпит,
Последняя надежда – на Египет!»

(…)

49.

Султан волхву: «Ты путами запрета
Связал меня, подмяв и оборов!»
Едва успел проговорить он это,
Как лопнул чудодейственный покров,
И воин очутился в круге света,
От оскорбленной гордости багров.
Толпу советников раздвинул властно,
Назвал себя и крикнул громогласно:

50.

«Меня здесь обозвали беглецом,
Но посмотрите – вот я перед вами!
С тобой Оркан, с отъявленным лжецом,
Расправлюсь я мечом, а не словами!
Давно ли, к Смерти обратясь лицом,
Над переполненными кровью рвами
Один стоял я среди мертвых тел?
Кто смеет лгать, что я сбежать хотел!

51.

Мой царь, изменникам и сквернословцам
Язык я не колеблясь отсеку.
Торговцам верой, истиной торговцам
Висеть к закату на одном суку.
Со стаей волчьей не ужиться овцам,
С гадюкой не ужиться голубку,
С гяурами, – кричал султан вельможам, –
Мы Палестину поделить не сможем!»

52.

Так государевых пугал он слуг,
Мечом размахивая беспрестанно,
Визири деспота, столпясь вокруг,
Смотрели с удивленьем на султана.
Смотрел с почтеньем на царя сельджук
И рек: «Я у владыки Франкистана
Из рук победоносный вырву стяг,
Такое вспоможенье не пустяк!»

53.

Навстречу витязю по зале тронной
Идет тиран: «Мы спасены теперь!
Султан, ты мне поможешь с обороной,
От прошлых мы оправимся потерь!
Удвоив силы под одной короной,
Никею возвратим тебе, поверь!
Давай же расцелуемся, как братья!» –
И Сулеймана заключил в объятья!

(…)

57.

Меж тем в латинском стане все победней
Бил барабан – дикарь рассеян, смят!
Собратьев провожая в путь последний,
Бароны рядом с Готфридом скорбят.
Немедля после траурной обедни
Велит стратиг оповестить солдат,
Что послезавтра в город осажденный
Войдет он с армией непобежденной.

58.

Приметил Готфрид в рыцарском строю
Бойцов проверенных, видавших виды,
Сегодня отличившихся в бою,
Сбежавших накануне от Армиды.
(Один Танкред пропал в чужом краю,
Заманенный пособницей Киприды.)
Он их собрал перед штабным шатром
Поговорить с Пустынником Петром.

59.

«Поведайте о жизни в чуждом стане
И, главное, откройте, господа,
Как вышло, что в минуту испытаний
Сражаться возвратились вы сюда?» –
У большинства язык прилип к гортани,
Куда глаза им спрятать от стыда?
В конце концов британский принц наследный
Петру ответил, от волненья бледный:

60.

«Нас не один десяток набралось
Безумцев, обойденных жеребьевкой.
Друг с другом не сговариваясь, врозь
Ушли мы той же ночью за плутовкой.
Ее посулы, лживые насквозь,
Не показались нам игрою ловкой:
То быстрым взглядом, то словцом не раз
Ей перессорить удавалось нас.

61.

Однажды мы пришли к равнине серой,
Где почва испокон веков мертва,
Где истребил Господь огнем и серой
Народ, грешивший против естества.
Убита раскаленной атмосферой,
Там на ветвях не шелестит листва.
Там, покорясь Природы безобразью,
Клокочет озеро кипящей мазью.

62.

Ничто не тонет в вареве густом,
Со дна всплывает человек, как рыба,
И на поверхности лежит пластом,
Там легче пробки каменная глыба.
Пришли мы к замку с подвесным мостом,
С порога ведьма крикнула: „Спасибо,
Что заглянули – вас давно я жду!“ –
В роскошном оказались мы саду.

63.

Там в тишине под куполом лазурным
Благоуханный веял ветерок,
Журча под миртами, в раю мишурном
Бежал ручей с порога на порог,
Там стебли к мраморным склонялись урнам,
Покою отдаваясь в должный срок,
И птицы щебетали по карнизам,
Украшенным замысловатым фризом.

64.

У водоема пиршественный стол
Возник в траве неведомо откуда.
Не поскупился повар-хлебосол
На тонкие, изысканные блюда:
Все, чем гордятся океан и дол,
Облек в гастрономическое чудо!
Сто юных дев, ступая по ковру,
Гостям прислуживали на пиру.

65.

К злотворным яствам сладостной приправой
Улыбка чернокнижницы была.
Гостей забвенной опоив отравой,
Колдунья поднялась из-за стола
И, растворившись в небе над дубравой,
Возникла вновь с подобием жезла.
Из складок платья фолиант достала
И что-то непонятно зашептала.

66.

Она читает – и меняюсь я!
От этой вкрадчивой абракадабры
Отныне под водой среда моя,
Теперь я рыба, а не воин храбрый.
Мне спину облекает чешуя,
Заместо щек, заместо шеи – жабры,
Поджались ноги, руки в грудь вросли,
Ныряю, чуждый жителям земли.

67.

Вокруг меня косяк искрится рыбий,
Снуют в воде товарищи мои,
Колдуньей превращенные в амфибий.
О прошлом брежу в полузабытьи.
В конце концов из океанской зыби,
Мы вышли, но уже без чешуи.
В ошеломленье поднялись на мели
И от речей злодейки онемели:

68.

„И трус мне подчинится, и герой,
Для каждого я подыщу обличье:
Один врастет корнями в дерн сырой,
Другому впору оперенье птичье;
Смирится третий с темною норой,
Хвосты нацепит волчьи и лисичьи.
Кого-то замурую я в скале,
Кого-то расплещу по всей земле.

69.

А на кого-то кандалы надену,
Щадя лишь тех, кто перейдет в ислам!
Вчерашнему отмстите суверену,
По христианским шествуя телам!“ –
Так угрожала ведьма, но измену
Не предпочли герои кандалам.
Один Рамбальд на службу к чаровнице
Пошел из страха умереть в темнице.

70.

Так вышло, что Танкред в недобрый час
Забрел в тот замок за день до турнира.
В тюрьме томились мы, пока приказ
Не прибыл от дамасского эмира:
Он у колдуньи вытребовал нас
И в дар великому царю Каира
Велел в цепях отправить поскорей
В сопровожденье кучки дикарей.

71.

Через пустыню мы брели, не зная,
За что нас грозный фатум невзлюбил,
Как вдруг наш караван в песках Синая
Нагнал Ринальд и стражу перебил.
Потешилась рука его стальная,
Он нехристей жестоко изрубил.
Доспехи мы с покойников стянули –
Украденное мы себе вернули!

72.

Бертольда сын здесь каждому знаком,
Он жал мне руку, ласково, по-братски.
Неправда, что засыпана песком
Его могила – это слух дурацкий!
Он в Антиохию с проводником
Ушел наутро, помня долг солдатский.
Разбитые доспехи бросил в грязь –
Сверкали новые на нем, искрясь!»

73.

Умолк рассказчик, и высоким светом
Зажегся лик Пустынника Петра.
Пылал во взоре, к небесам воздетом,
Бессмертный луч вселенского Добра.
Он встал, отмеченный святым Заветом,
И ангелы решили, что пора
Открыть ему чтò предстоит в грядущем
Поборникам Креста, вослед идущим.

74.

«Свершится правосудье в должный срок!» –
Вещал старик, напуганный прозреньем,
Возвысясь над толпой, высок и строг,
Пророчил, осчастливлен озареньем:
«Ринальд не умер, – грохотал пророк, –
Не верьте, братья, бабьим ухищреньям!
Он молод, он еще оставит след,
Достойный зрелых, возмужалых лет.

75.

Падет Восток пред юным исполином,
Но это лишь предтеча славных дел,
Развертывающихся списком длинным:
Вот нечестивца он копьем поддел,
Святой престол укрыл крылом орлиным
И, притесненью положив предел,
Покончил с чужеземным беззаконьем –
Легко с отродьем справился драконьим.

76.

Сыны его великих сыновей
Прославят лучшую из родословных,
Поднимут меч над папертью церквей
За слабых – против цезарей греховных.
Не будет в мире правоты правей:
Невинных защищать, карать виновных.
Потомство Эсте на борьбу со Злом,
Затмив светило дня, взлетит орлом.

77.

Святой престол от подлого безверья
Спасет орел бесстрашного юнца,
Во славу Божью расправляя перья!
Ринальд достоин высшего венца.
Уже вступал он в райские преддверья,
Но, миссии священной до конца
Не выполнив, был вытеснен из строя. –
Нам небеса велят вернуть героя!»

78.

Перед величьем Эсте смолк монах,
Придавлен очевидностью прозренья,
Таимого в грядущих временах.
С ним рядом меркли дольние боренья!
Спустилась ночь на ласковых волнах,
Пролив потоки умиротворенья,
И только мыслям в старческом уме
Покоя не было в безмолвной тьме.

Примечание:
Роман Михайлович Дубровкин, родился 26 июля 1953 г. Член Московского отделения Союза писателей СССР. Публиковал переводы с английского, французского, немецкого, итальянского, новогреческого – переводил Г. Гейне, Э. По, Г. Лонгфелло, Р. Киплинга, У. Б. Йейтса, Р. Фроста, П. Ронсара, В. Гюго, А. Рембо, Э. Верхарна, К. Брентано, Ф. Петрарку, Т. Тассо, Микеланджело, К. Кавафиса, Й. Сефериса, Я. Рицоса и многих других поэтов. Лауреат премии «Мастер» (2014).