Журнал поэзии
«Плавучий мост»
№ 2(28)-2021

Геннадий Красников

«Как я на сквозняке Экклезиаста…»

Об авторе: Поэт, публицист, критик, доцент кафедры творчества Литературного института им. А.М. Горького. Окончил факультет журналистики Московского университета. 20 лет работал в издательстве «Молодая гвардия редактором Всесоюзного альманаха «Поэзия». О творчестве Геннадия Красникова писали известные поэты и критики – Евгений Винокуров, Николай Старшинов, Евгений Евтушенко Владимир Костров, Юлия Друнина, Игорь Шкляревский, Василий Казанцев, Вадим Шефнер, Ал. Михайлов, Игорь Волгин и др. Автор книг стихотворений: «Птичьи светофоры (1981), «Пока вы любите…» (1985), «Крик» (1988, «Не убий!..» (1990) «Голые глаза» Верлибры. Монреаль, 2002; «Пока вы любите…»(2005), «Все анекдоты рассказаны» (2016). Автор книг литературной критики и эссеистики: «Роковая зацепка за жизнь, или В поисках утраченного Неба» (2002), «В минуты роковые: Культура в зеркале русской истории» (2011). Лауреат литературных премий им. А. М. Горького, им. Бориса Полевого, Всероссийской литературной премии им. К. Д. Бальмонта «Будем как солнце», Всероссийской Пушкинской премии «Капитанская дочка», премии им. Константина Симонова, литературной премии им. Бориса Корнилова, литературной премии им. С.Т. Аксакова и др.

Диалектика

Река времён вбирает
все судьбы вперемешку,
и солнце в ней играет
с волной в «орла и решку».

Судьба тасует роли,
испытывает болью,
любовь – рифмует с кровью,
рифмует кровь – с любовью…

Хоть нищенствуй, хоть царствуй,
всяк горек мёд познанья,
и рядом с каждым «здравствуй»,
как стражник – «до свиданья!..»

Расставленные сети –
с рождения до тризны,
жизнь любит сны о смерти,
смерть любит сны о жизни.

И пусть нам смысл неведом,
живём в кругу нелепом –
то – не единым небом,
то – не единым хлебом.

Георгий Иванов в Париже

Париж не виноват,
Парижу дела нет,
что повернуть назад
судьбу не смог поэт,

что он, как ювелир,
гранил в чужом углу –
невозвратимый мир,
блестящих лет игру…

Гранил он свой портрет,
и, словно бирюзу,
разглядывал на свет
гранёную слезу.

Снег петербургских зим –
гранил, гранил, гранил,
как будто в том снегу
себя он хоронил….

Банальная тоска,
но под его рукой
вдруг встала у виска
классической строкой.

* * *
Не зуди, говорю, и не будешь зудим!..
Нужно трезво оценивать шансы, мой друг,
не придём, не увидим и не победим,
праздник жизни хорош и без наших заслуг!

Ну, допустим, снесём мы полмира!.. Потом
постоим полчаса у разрушенных стен.
Ну и что?.. А без подвигов наших, Катон,
сохранится хотя бы один Карфаген.

* * *

Nel mezzo del cammin di nostra vita…
Земную жизнь пройдя до половины.
Данте

Земную жизнь пройдя до половины,
я оказался… неизвестно где…
Вокруг меня былой страны руины,
чужая речь, чужие образины,
где я, как будто пасынок чужбины,
тону в летейской сумрачной воде.

Иллюзий прошлых, прошлых лет идиллий –
летает серый пепел надо мной,
хоть я их прежде не ценил, Вергилий,
как не любил болотный запах лилий,
но в памяти средь небылей и былей
они цветут смертельной белизной.

Глаза слеза невольная туманит,
но только брань и смех со всех сторон,
здесь новые Мамаи маркитанят,
а тот, кто скажет им: «На вас креста нет!..»,
кто старое, помилуй Бог, помянет,
тому и глаз, и сердце с корнем – вон!

Стал возвращаться ветер слишком часто.
Неужто в мире нет иных дорог?
До хруста обнимает жизнь, до хряста,
а ты, душа моя, ещё похвастай,
как я на сквозняке Екклезиаста,
на круговом ветру его продрог.

Элегия. ХХI в.

Вот и открылись сокрытые даты,
дружно хлопочут над гробом лопаты.
Прячешь слезу? Или прячешь улыбку?
Смерть – как вопрос на засыпку.

Как при покойном Шекспире Вилья’ме –
те же могильщики пьяные в яме,
то же для всех завершенье событий:
в бедные Йорики выйти!

Та же, знакомая ржавая глина,
только своя в изголовье рябина,
только родные здесь косточки тлеют,
светят сквозь годы и греют.

Бойко ползут муравьи с фотографий
по воздыханьям простых эпитафий,
да поджидают клиентов стрекозы,
сев на бумажные розы…

* * *
С жизнью все узы развязаны,
новых – не завязать,
все теоремы доказаны,
все анекдоты рассказаны,
новых – не рассказать.

Старые фляги осушены,
в новых – отрава и яд,
старые парки запущены,
старые флаги приспущены,
новые – не веселят.

Все барыши пересчитаны,
ветер в карманах поёт,
певчие птицы ощипаны,
глупые книги прочитаны,
собран с них мудрости мёд.

Вот уж больничной карболочкой
пахнет осенний покой,
а над открытою форточкой
кто-то с летящего облачка
весело машет рукой…

* * *
Знающим откроется и думающим,
знание незнающих спасёт, –
прошлое когда-то было будущим
и о будущем ему известно всё.

Знающего мучает и думающего:
на часах Земли – который час?
Много ли ещё осталось будущего,
не исчерпан ли его запас?

И зачем – пока мы тупо тренькаем
на одной струне который век –
Моцарту заказывает Реквием
чёрный человек?

Поэт

С эхом весёлым сравним,
близок и неуловим,
то – как мальчишка дурачится,
то – за деревьями прячется…

Звонко с ним перекликаемся
рощами и опушками,
в Болдино и в Михайловском
все мы немного Пушкины…

Все мы стремимся за ним
в дверь, приоткрытую им,
где с дерзновенной беспечностью
шутим, как равные, с вечностью.

* * *
Последний берег и перрон,
и грубый наглый крик ворон
со всех сторон: Харон, Харон!.. –
как будто бы носильщик он.

Не помня лиц, чинов, имён,
не помня дней, эпох, времён,
в своей ладье, как страшный сон,
гребёт, в глаза не глядя, он…

Ужасен вид его в тот час,
его лицо во тьме – без глаз,
и вёсел блеск в ночной воде,
и вы, увы, уже нигде…

* * *

Даше, девочке – аутисту

Словно в силки залетевшая птица, –
бьётся, трепещет и каменеет…
Что в её бедном сердечке творится –
ни рассказать, ни сказать не умеет…

Будто с планеты неведомой странник,
ветром нечаянным к нам занесённый,
скучно жуёт она бабушкин пряник
на интернатской скамейке казённой.

Птичье несвязное лепетанье!..
Станет ли мир ей защитой и домом?..
Может, однажды откроется тайна
нам на её языке незнакомом?.. –

что она, бедная, помнит и знает,
как там у них на далёкой планете,
к ним ли вот также не залетают
с нашей Земли одинокие дети?..

* * *
Над бездной без ветрил и без руля
срываемся в раздрай всемирной смуты,
как крысы с тонущего корабля
бегут недели, дни, часы, минуты…

Смех Вавилонский, ржанье о грехах,
и новый век глядит в окно бесстрастно
с отрезанною головой в руках…
Мгновенье, сгинь! Исчезни. Ты – ужасно!..

Всё новых зрелищ требуют слепцы!
И страшный цирк – распахнут к их услугам.
Там Смерть читает мрачные столбцы,
Конь Блед под хохот скачет круг за кругом!..

Но птицам здесь уже гнезда не вить,
последний час на мёртвом циферблате,
и некому ни помнить, ни любить,
и над землёю бедной зарыдати…

* * *
Живые не имут срама
в мире, где нет стыда,
сменили Homo на Хама –
отныне и навсегда.

С катушек летит планета,
так доигрались мы,
летом не будет лета,
не будет зимой мы.

Ночью не будет ночи,
в доме не будет креста,
бельмами станут очи,
смрадом станут уста…

В Риме не будет Рима,
в Москве не будет Москвы,
в мире не будет мира –
все сожжены мосты…

Так, до скончанья света
и до скончанья тьмы,
словно назло соседу, –
гибели ищем мы…

* * *
Это знает, каждый дурак,
помолчите, кто – не любили,
о любви – только так,
только так: или – или…

Только всё – или ничего!
Помолчите, кто не испытывал боли,
не бывает в любви – своего,
всё – для неё…
до потери воли…

Да, любовь – океан… Шагнул –
и весь мир вокруг исчезает,
кто ни разу в нём не тонул,
ничего о любви не знает…

* * *
Сроки, знаешь ли, сроки, сроки, –
словно в жилах кровь, холодеют строки,
Шестикрылого поздно ждать Серафима,
и дороги все – мимо Рима…

Словно в жилах кровь, холодеют строки,
да и с ними, Господи, столько мороки!..
Если всё же Ты их диктуешь, Боже,
отчего же судишь за них всё строже?..

Словно в жилах кровь, холодеют строки, –
одиноки, будто в пути пророки,
где – как свет последний – в конце тоннеля
звёзды в небе чёрном заледенели…

Словно в жилах кровь, холодеют строки,
будто скоморохи – в окне сороки,
стынут лес и реки в снежной неволе,
легче жизнь прожить чем перейти поле…

* * *
В ночи неведомо куда
сквозь вечность нас ведёт дорога,
и как слеза дрожит звезда,
мерцая на ресницах Бога…

И с вечностью глаза в глаза –
мы замкнуты в земных границах,
и как звезда дрожит слеза
у человека на ресницах.

* * *
Вот и кончилось время – любить,
время камни в свой срок собирать,
время слушать и говорить,
время плакать и обнимать.

На дворе мировая зима,
в голове – мировая война,
за спиной – мировая сума,
а в суме – мировая вина.

Значит, время на круги свои
не вернёт ни друзей, ни любви,
с наступленьем последних времён
закрывается аттракцион!..

Ветер, ветер!.. Послушай, а вдруг?! –
Ну, хотя бы ещё один круг!..
Круг обратно один отмотай –
в детство, в детство!..
………………..В потерянный рай!