Журнал поэзии
«Плавучий мост»
№ 2(28)-2021

Михаил Попов

Стихотворения

Об авторе: Попов Михаил Михайлович, родился на Украине в 1957 году, учился в Казахстане и Белоруссии, сейчас живет в Москве. В настоящий момент преподаватель Литературного института им. М. Горького. Автор четыре сборников стихотворений и большого количества книг прозы. Лауреат премий, в том числе международных, тексты переводились на ряд языков.

* * *
Человек не уверен в способе,
Коим он покидает свет.
Ни одной нет на свете особи,
Чтобы знала она ответ
На вопросы что с этим связаны.
Тут ведь жалобу не подать.
Получается, мы обязаны,
Просто пропадом пропадать.

И на это вот пропадение
Мы не в силах, брат, повлиять.
Не считается здесь хотение,
Лишь по стойке смирно стоять!
И при этом, еще движение
Совершать, и своим путем,
Миру делая одолжение,
Тем, что вовремя мы уйдем.

* * *
Все упрощаем до предела,
Есть только жизнь, и только смерть,
Ни до чего мне нету дела,
Не буду ничего хотеть.

Все жизни этой заморочки,
Не для меня, свободен я,
Дойду, не торопясь, до точки
Спокойного небытия.

Не жизнь, но и не смерть, однако,
Не свет, но и не тьма пока.
Что есть? Что светит мне из мрака?
Нирвана? Нет, браток, тоска.

* * *
Что вдохновляет это облако
К движению через поля?
Такого вычурного облика
Еще не видела земля.

Нечеловечески помпезное
Нагроможденье хмурых сфер,
Как будто презентует бездну
На нашем свете Люцифер.

И очень хочет всем понравиться,
Клубится, крутится, искрит,
И сам с собой никак не справится,
Наверное, перегорит.

* * *
Эрцгерцог въезжает в Сараево в автомобиле,
Он прибыл с инспекцией в город, а также с идеей,
Он хочет, эрцгерцог, чтоб подданные полюбили,
Он громко объявит: славяне мои не злодеи.

«Как только дождусь я заветной имперской тиары,
Еще на могиле верховный цветник не увянет,
так станут моими друзьями не только мадьяры,
А станут друзьями мне все наши юго-славяне».

Пока же, являясь всего лишь наследственным принцем,
Он едет по берегу тихой и мелкой Милячки,
И юный Гаврила идет этим утром на принцип,
При этом стоит в состоянии мертвенной спячки.

Пистоль снаряженный в кармане у серба с секретом,
Он выскользнет вовремя, он безусловно, на взводе,
Свидетелей сотни присутствовать будут при этом,
Эрцгерцог погибнет, убьют его на переходе

От мирного времени к самой тревожной эпохе,
И жизнь становиться всё будет страшней и сложнее.
Благие намерения, что же, не так уж и плохи,
Но принципы все же намного, намного важнее.

* * *
Затихли летние мелодии,
Осенний лист, холодный шум.
Не стать бы на себя пародией,
Боится стариковский ум.

Приливы ненормальной бодрости,
Почти что болдинский экстаз;
В каком ты пребываешь возрасте?
Смотреть пора в иконостас.

А ты рифмуешь и надеешься,
Я, мол, не зря, не зря живу,
Но никуда, браток, не денешься,
А прислонишься к большинству.

* * *
Как просто умирала мама
В один из ясных майских дней,
Слепым дождем промыта рама,
В цвету Сокольники за ней.

Ни грома, ни землетрясенья,
Ни слов, горящих в небесах.
А рядовое воскресенье,
застывшее в ее глазах.

И после смерти человека
Мир выжил, далее идем,
Как бы сказавши тихо: эка
Здесь невидаль, да все путём.

Смерть посетила нас без страха,
А в одиночку как портной,
Сняла тихонько мерку с праха,
И побалакала со мной.

Ганнибал у ворот

К вечным воротам после Каннского бала
Переступая крови римской потоки,
Бодро подкатывает армия Ганнибала,
Плохи дела, впору подводить итоги.

Все перебиты в сражении легионеры,
Там же рассеяны кавалерийские турмы,
Только у римлян по-прежнему крепкие нервы,
Город решил отворить свои тюрьмы.

Воры, насильники, даже убийцы лихие
Встали в ряды новой римской пехоты,
Словно под действием некой стихии,
Все они воины, все они патриоты.

Патриотизм то не просто какое-то слово,
Делает он храбреца из любого слюнтяя,
Облагородит развратника записного,
Облагородит законченного негодяя.

Это начало очень уж длинной темы,
Пасть за родину нет доли счастливей,
Воры, убийцы айда умирать на стены,
А напишет о павших историк Ливий.

Клеопатра

Она выходит, хлюпая длинным носом,
Расчесывая сухие, пегие патлы,
Мучаясь одновременно насморком и поносом,
Вот портрет Клеопатры.

Бегут с опахалами голые слуги,
Дворец в благовониях сильных тонет,
римские гости красны от натуги,
чтобы не кашлянуть. Впереди Марк Антоний.

Хорош собой, весельчак, полководец,
Как пораженный молнией замер.
Шушукается по углам дворцовый народец,
Марк Антоний есть царицу глазами.

Никак не распробует, только б не подавился,
Этим чудным взглядом, и обликом милым.
Истории нужно, чтобы он влюбился,
пускай Клеопатра и не вышла рылом.

* * *
Во что меня вы посвятили,
О, вы, учители мои
Меня вы верно не любили
Ведь мудростью змеи
Любимых не поят и близких,
и злых не дарят книг,
О, сколько ваших истин низких
Зачем-то я постиг.

Не скрыли от меня отвратный
Смысл жизненной борьбы,
Что нет дороженьки обратной,
А впереди – гробы.

Но почему тогда вы скрыли,
Что наступает миг,
Когда под плеск прохладных крыльев,
и вовсе не из книг,
Слетают ангелы и души
Подхватывают, чтоб унесть,
На берега небесной суши,
Ведь где-то она есть.

* * *
Нет ответов на мои вопросы,
Лучше бы я с ними и не лез,
Все от афоризмов и до прозы
Применял. Вокруг лишь темный лес.

Кто же знает сквозь него дорогу,
Много предо мною разных троп.
От Вергилия не будет проку,
Ощущаю это всем нутром.

Вот стою пред сказочной загадкой,
И года веригами висят,
Будет правда сладкой или гадкой
Все равно, в почти что шестьдесят.

Задохнуться б – вот она какая!
Прочь отбросив: быть или не быть.
И дрожащей пастью приникая
Из руки невидимой испить.

* * *
Когда слабеющие силы
Оставят нас на склоне дней,
Разнообразные дебилы
Петь станут чаще и слышней.

Пока ты пил портвейн и виски
И ублажал веселых дам,
Они пудовые записки
накапливали по складам.

Теперь в литературном храме,
Кадят друг другу фимиам,
Хвалясь огромными томами,
А ты для них бездельный хам.

Что толку им в твоих сонетах
Пускай и на разрыв аорт,
И при царях, и при советах
Таких как ты метут за борт.

Они, служа литературе,
Живут, краса ее и цвет,
Ты ж сгинул в запредельной дури
И в том, чего на свете нет.

* * *
Стихи появляются не от избытка,
Они появляются из пустоты,
Писание это всего лишь попытка,
Все то, чего нет, положить на листы.

Стихи не торчат в пустоте как на складе,
Зашел, получил и тащи их в печать,
Ты шьешь каждый раз им словесное платье,
И ходишь с восторгом, и страхом встречать.

Поэты не очень умелые маги,
Не знают над чем увлеченно корпят,
Возможно, что монстра найдут на бумаге,
А может, красавицу в рифмах до пят.

Черпай в пустоте, в пустоте не убудет,
И не возвращай ей ни слов, ни идей,
Поэты конечно особые люди,
Но чем-то похожи на прочих людей.

* * *
За какую в будущем награду
Я несу свой в целом легкий крест,
Может разрешат войти в ограду,
Или там и так уж мало мест.

Иль оставят погибать снаружи,
Там, где ничего, вообще-то, нет,
От жары, а может быть от стужи,
Созерцая недоступный свет.

Страшно знать – ничто ведь не зависит,
От моих молитв и добрых дел,
ОН захочет, просто так возвысит,
Или нет, ну, в общем беспредел!

* * *
Я рассуждал об этом в прозе,
Но я немного достиг,
Хоть ария Каварадосси
Звучит из некоторых книг.

Чуть-чуть слащаво, но правдиво,
Там все о жизни и любви,
почти не разобрать мотива,
но скрипка в общем-то в крови.

* * *
Отец уходит постепенно,
Жизнь покидая словно цех,
Как будто завершилась смена,
И он теперь свободней всех.

Затем он из семьи уходит,
Забыл, как называть жену,
Но помнит он себя во взводе,
Бормочет что-то про войну.

А после он попить попросит,
И вытянется в полный рост,
Он думает, что на допросе,
И ангелы ведут допрос.

* * *
Романы тонут как киты,
Пустив короткий вздох фонтана,
Смешной читатель из Читы,
а может быть из Казахстана
откупорит спустя года
пропитанную пылью книгу,
и втянется, не без труда,
в описанную мной интригу.
Смеяться будет иль грустить,
иль просто чмокать увлеченно,
я смог несчастного прельстить,
по белому накапав черным.
Переживает он судьбу
Героя, стилем восхищаясь,
А я турбиною в гробу
Своем стремительно вращаюсь.