Эзра Лумис Паунд

Викторианские эклоги

От переводчика:
Эзра Лумис Паунд (1885 – 1972) – американский поэт, переводчик, эссеист, издатель и редактор. Вдохновитель и идеолог таких литературных течений, как имажизм и вортицизм. Один из наиболее влиятельных и противоречивых представителей англо-американского модернизма. Паунд вошел в историю мировой культуры как новатор и бунтарь, влюбленный в традицию, убежденный в том, что новое возникает в искусстве лишь путем переосмысления древних эстетических форм. Его творчество с юных лет было ориентировано на высокие образцы поэзии античности и трубадуров, раннего англосаксонского Средневековья и французского барокко, итальянского Ренессанса и Древнего Китая. Переводя стихи великих поэтов прошлого, Паунд призывал не воспроизводить, но создавать их заново средствами современного поэтического языка (to make new). Значение Паунда в истории мировой литературы определяется не только его собственными творениями и исследованиями, но также тем влиянием, которое он оказал на собратьев по перу, их творчество и понимание искусства. Достаточно упомянуть Джеймса Джойса и Эрнеста Хемингуэя, Томаса Элиота и Рабиндраната Тагора, Роберта Фроста, Уильяма Карлоса Уильямса, Хильду Дулитл, Мэриан Мор, Арчибальда Маклиша, Чарльза Резникоффа, Луиса Зукофски, Аллена Гинзберга – таков неполный список тех, на кого повлиял Паунд или кого он поддерживал и протежировал. Наконец, Паунд выступил требовательным редактором, определившим облик двух главных произведений англоязычной модернистской прозы и поэзии – «Улисса» Джеймса Джойса и «Бесплодной земли» Томаса Стернза Элиота.
Эзра Лумис Паунд известен, прежде всего, как автор трудно доступных для перевода, понимания и толкования “Cantos” – гигантской лирико-эпической поэмы, написанию которой он посвятил большую часть своей творческой жизни. Все остальное, – а собрание малых по сравнению с “Cantos” стихотворений и поэм весьма обширно, – служило лишь подспорьем к этому необъятному опусу, задуманному поэтом еще в юности.
Цикл из трёх стихотворений Викторианские эклоги был опубликован целиком в книге «Канцоны» (“Canzoni”, 1911); в дальнейшем Паунд включил в сборник «Маски» (“Personae”, 1926) только II-е стихотворение цикла.
(2000).

I. Оправдания

Ах, прикажешь ли ныне мне взор отвратить от цветов,
Ты и Я – что волна и ветер – так же несхожи,
Ах, всего лишь пыльца тех в венок сплетённых часов,
Ты – само волшебство, но моею не стала, и всё же
Вопрошаю, прервёт ли твой оклик время цветов?

Ты, кого Я любил и люблю, не найдя пониманья,
Да, мы вечно в разладе, мы разные в каждом порыве,
Поклоняемся разным богам, и хотя упованья
Наши в главном едины, Я вижу повсюду разрывы,
Диссонансы, размолвки… но не нахожу пониманья.

Мы с тобой, слёзы лившие, мы, возлежавшие вместе
В яркой зелени, в белых снегах и среди увяданья,
Мы, любившие солнце, но общей не спевшие песни
И в сердца не впустившие чистое это сиянье,
Как звучал бы твой голос, когда бы запели мы вместе?

Что за боль, Дорогая, что в сердце возлюбленном ныне
Так саднит и так ноет, чуть слышно… О, нет, Я не знаю,
Ибо позван Я не был ни разу, ни прежде, ни ныне
На твой тайный совет, и ветра твои не овевают
Моих роз. И безлюдны мои виноградники ныне.

Ты, кто мне всех милей и дороже, как прежде, чужая.
Как могу Я «уйти», если не был с тобою Я рядом?
Как остаться могу, если не признавал никогда Я
Жизнь вполсилы, вполправды; возможно, была бы усладой
Тишина твоих уст, только речь их звучит как чужая.

Ты меня не любила таким, как Я есть или буду,
Ты любила во мне только то, чему имя «быть может».
Ты и песен моих не любила, не веря их чуду,
Тебе нужен был повод и то, что любовь подытожит.
Как могу Я отдать тебе всё, чем Я стал, чем Я буду?

Пусть в глазах твоих грусть, но она ничего не изменит,
Ты, позволив приблизиться мне, не становишься ближе,
Сердце стало золой и мерцает, лишь ветер повеет,
И любовь мне твердит: «Ужаснись, наконец, и пойми же,
Ты страдать обречён, ведь она ничего не изменит».

Что же, радость и в этой тоске обретаю я ныне,
Объяснить всё тебе не сумел, но возможно ли, право?
Кто ты, в чём твоя правда, увы, я не ведаю ныне,
А в словах все мы лживы, безбожно неправы, лукавы…
Оглянувшись назад, благодать обретаю я ныне.

Sic simper finis deest.*

II. Satiemus *

А если знаю слово в слово всё, что скажешь?
Об этом зная, ты бы стала говорить?
А если знаю слово в слово всё, что скажешь,
И отмечаю, слушая твой голос:
«Вот голова её прелестная склонилась,
Сквозь вздохи льётся золотая речь».
Иль сказанное в общий смех облечь,
Или сомкнутся, дрожь скрывая, губы,
Что если мысль на полуслове вдруг пресечь,
Сойдя на шёпот: «В мире праведных теней
В раздумье тихом наступает миг такой,
Когда сияет много ярче радость дней,
И белой кажется листва над головой».
Что если звук гортани милой смутно
Напоминает переливы лютни,
Сказанья смутные, туманящие взор,
Что нам давно известны слово в слово;
Что если всё мной предугадано, не ново:
Не нов твой смех и наш весёлый вздор?

III. Абеляр *

Потому что стенала душа моя, и только долгие тропы,
Что петляли устало, мне дали ответ, и ещё
Потому что она мне ответила в миг, когда тропы прервали,
Онемевши, сухие и хриплые речи в бессилье, в ознобе.
Потому что ответ её был её зовом ко мне,
Пусть я грешен, Господи, пусть твои ангелы ныне
Мою мысль не уносят ко всем, кто, как прежде, любим;
Пусть бреду я в страхе, в тобой ниспосланном мраке
И взываю к тебе вновь и вновь:
«Укрепи! Дай мне силы!»
И хотя я грешу, призывая его вновь и вновь,
Пошли ко мне ныне курьеров твоих
И даруй мне силу их крыльев!
И пусть крылья мои вознесутся над ней хоть на миг,
Пусть их тень хоть на миг её прохладой накроет
Всю – от локонов до ступней,
Пусть сойдёт на неё твой покой, пусть пребудет он с ней,
И пусть мантия смиренья
Её плечи обнимет ласковою парчой.
О, Отче всех – кто слеп, кто в духе стоек,
Не отыскать меня средь певчих в твоём хоре,
В златом мерцании, ведь я – невольник плоти,
Раб бренности земной в обличье силы,
И легковесной радости, и скороспелой песни,
И пусть все до одной твои сияли звёзды,
но я избрал одну.
Да, я не каялся и не отрёкся ни на йоту,
И всё ж, как канувшего в Лету солнца свет,
Даруй мне ныне благодать, мой Боже,
Ещё хоть раз, хоть раз позволь мне самому
Иль только мысли белоснежной воспарить к её стопам,
Закрыв крылами света облик этой славы,
Столь странной, мир твой принести её душе.
Пусть в ножны из оленьей нежной кожи
Меч её рока вложит светлый Рафаил!
И ангелы твои пусть, как я видел,
Пройдут над нами, иль шатёр их крыльев
От взоров скроет наше упоенье.
О, да, я видел их, когда в пурпурном свете
Сокрылся сад её от сонных глаз моих.

Примечание:
Илья Имазин – поэт, переводчик, прозаик, художник. Родился и проживает в Ростове-на Дону. Публиковался в журналах «Аврора», «Дети Ра», «Зарубежные записки», «Интерпоэзия», «Крещатик», и др.