Журнал поэзии
«Плавучий мост»
№ 1(31)-2023

Елена Печерская

Повторенье – мать творенья

Обычно, когда мы констатируем факт, что некое явление возвращается к нам вновь и вновь в первозданном виде, в нашем отношении сквозит определенный оттенок пренебрежения и даже раздражения: значит, перед нами нечто отнюдь не уникальное и, хуже того, возможно, банальное, набившее оскомину… Но в действительности именно повторяемость лежит в основе всего мироздания как некий высший закон созидания. Не что иное как возвратность ритма (пульсация звезд, биение сердца), его беспрерывное повторение обеспечивают существование вселенной в целом и каждого живого организма в отдельности. Соответственно, и творческая деятельность человека как демиурга, создателя хотя и маленького, но самобытного мира базируется на том же основополагающем принципе. Рассмотрим более пристально хотя бы некоторые из его проявлений.

ВРЕМЯ КАК ПОВОРОТ. Само понятие «время» означает именно нечто циклически повторяющееся, вертящееся (первоначальная форма слова, восстановленная лингвистами – «vertmen»). В связи с этим интересно отметить, что у древних римлян божество, отвечавшее за смену сезонов, называлось Вертумном. У большинства европейских народов за время и судьбу, предназначенные человеку, были ответственны женские божества, непосредственно связанные с прядением, а значит, с беспрерывно повторяющимися поворотами колеса прялки и веретена (Мойры у греков, Парки у римлян, Лайма у литовцев и латышей, Макошь у славян). Да и само слово «веретено», как и однокоренное с ним «время», означает не что иное как «вращение», «поворот». Таким образом, время уходит безвозвратно, но его периоды, в частности, сезоны, возвращаются к нам вновь и вновь, циклически повторяясь. Это древнейшее представление, как мы видим, нашло свое выражение и в языке.

РИТМ. Для начала отметим, что ритм есть повторение одинаковых элементов через определенный временной промежуток. Именно четкий, правильный ритм лежит как в основе мироздания, так и успешной жизнедеятельности любого живого организма. Без четко выраженной ритмической основы немыслимы музыка, танец и поэзия, изначально прочно соединенная с музыкальной первоосновой. Многие исследования позволяют аргументированно говорить о наличии ритма и в прозе. Не менее важна ритмическая повторяемость в изобразительном искусстве (орнамент, вышивка), а также в архитектуре. Пифагор говорил о «музыке сфер» применительно к небесным телам, подметив, что звездное мерцание похоже на пульс, подчиняющийся определенному ритму. Аристотель же обоснованно утверждал, что искусство есть не что иное, как подражание реальности, а значит, в основе творений художественного гения не могут не лежать основные и непреложные законы мироздания.

РИФМА. «Года шалунью-рифму гонят», – посетовал некогда Пушкин. Однако при ближайшем рассмотрении оказывается, что она вовсе не такая уж и шалунья. Дело в том, что «рифма» и «ритм» ; однокоренные слова, означающие «размеренность», «такт», а еще точнее, даже формы одного и того же слова. На мой взгляд, утвердившийся в русском языке термин не слишком удачен, гораздо точнее латышское «atskana», дословно – «отзвучие». Действительно, рифма представляет собой отзвук, своеобразное эхо окончания рифмующегося слова. Иными словами, это не что иное, как звуковой повтор, подхват окончания, происходящий внутри стихотворения в определенном порядке, с соблюдением размеренности и такта (вот в этом с античным термином не поспоришь). В силу внутренней упорядоченности, предсказуемости такого повтора внутри стихотворения ухо слушателя заранее настроено на отзвук-эхо, ждет и даже жаждет его. Таким образом, рифма – важный элемент структуры стихотворения, его благозвучия и гармонии. А ведь поэзия, как гласит одно из ее определений, есть не что иное, как способность мыслить гармонически. Существуют указания на то, что рифма стала обязательным элементом европейского стиха достаточно поздно, и с этим можно согласиться. Однако в языке созвучия существовали изначально и, надо полагать, охотно использовались в различных видах народного творчества, таких, как пословицы, поговорки, сказки, делая текст более ярким и запоминающимся (ведь рифма, помимо прочего, еще и мнемонический прием). В европейском стихосложении мы привыкли к тому, что рифма традиционно венчает собой строку, а вот на Востоке за ней нередко следует редиф, о котором речь впереди. Кроме того, существуют и внутренние созвучия, расположенные в произвольном порядке внутри строфы. В любом случае, где бы он ни находился, звуковой повтор-эхо обогащает стих музыкой и психологически воспринимается весьма положительно. При этом читатель, как правило, не отдает себе отчета, за счет чего особенно ласкает слух и с легкостью запоминается та или иная поэтическая строка.

АЛЛИТЕРАЦИЯ. Этот художественный прием гораздо старше «шалуньи-рифмы» и уходит корнями в глубочайшую древность. Можно с полным основанием утверждать, что аллитерация, она же звукопись, является одним из самых старых и испытанных способов организации художественного текста. Повторение одних и тех же согласных звуков (а твердой основой слова служат именно согласные, гласные же с легкостью варьируются), которое и называется аллитерацией, характерно не только для поэзии, но и для большинства видов фольклора. В частности, английские пословицы, поговорки, детские песенки и стишки, всяческие прибаутки просто изобилуют звукописью. В них упорядоченность строки создает именно старушка-аллитерация, которая появилась на свет задолго до рифмы. Безусловно, она также способствует легкому запоминанию, являясь проверенным веками мнемоническим приемом. Излишне напоминать, что высокая поэзия, в свою очередь, отнюдь не чуждается звукописи, и великолепные ее примеры можно найти без труда в строках великих поэтов. На мой субъективный взгляд, в ХХ столетии особенно удачно аллитерацией пользовались Заболоцкий и Цветаева. Причем Цветаева была подлинным мастером не только прямой, но и обратной аллитерации, при которой согласные звуки повторяются в обратном порядке.( «…В тени Цирцеиных ресниц», «…Легонькая стопка восхитительных стихов» и множество других подобных примеров). В произведениях этого величайшего поэта музыка буквально поражает и завораживает за счет вихревого ритма, богатых и неожиданных рифм, уникальной звукописи… И все это богатство – именно за счет повторов со всеми их бесчисленными разновидностями.

РЕФРЕН. Можно сказать, козырная карта в избранной теме, король повторов, ибо сам термин в переводе с французского языка означает «повторение». В музыке так принято называть основную тему произведения, которая повторяется, как бы пронизывая его насквозь. В стихах рефрен – фрагмент текста, повторяющийся в определенном порядке. Распространенной и всем известной разновидностью рефрена является песенный припев, который звучит после каждого куплета в абсолютно неизменном виде. Казалось бы, такой фрагмент рискует надоесть, начать восприниматься монотонно и назойливо, но в реальности этого не происходит. Напротив, слушатели, в первую очередь, запоминают именно припев, который, как правило, и несет основную смысловую нагрузку, идею произведения в сочетании с общим его настроением. Но как удается избежать монотонности и скуки? Секрет прост: рефрен, оставаясь абсолютно неизменным, тем не менее постоянно меняется, трансформируется в нашем восприятии. В нем, словно в неподвижных водах озера, каждый раз отражается текст помещаемого рядом катрена (четверостишия) или куплета в песне, а они-то как раз подвержены обязательным изменениям. Именно беспрерывная смена ближайшего окружения придает подвижность статичному, казалось бы, рефрену, и он каждый раз воспринимается сознанием по-новому. Словно в неподвижном зеркале вод отражается то закат, то восход, то проносящийся мимо поезд… Изменчивость при полной неизменности, подвижность при абсолютной статичности – именно таков парадоксальный закон рефрена.

РЕДИФ. Экзотический гость в нашем повествовании, ибо является традиционным и неотъемлемым атрибутом восточной поэзии. Если термин «рефрен» пришел к нам из французского языка, то «редиф» – арабизм, причем достаточно образный. В переводе слово означает «сидящий позади всадника». Всадником в данном контексте признается рифма, а редиф – повтор, который следует непосредственно за ней. При этом он может быть как кратким, включающим лишь одно-единственное слово, так и развернутым, распространенным, состоящим из целой группы слов. В восточной традиции редиф используется чрезвычайно широко в самых различных поэтических жанрах, придавая стиху дополнительную музыкальность и выразительность. Своей роскошной цветистостью и красноречивостью поэзия Востока, не в последнюю очередь, обязана именно ему. Редиф можно уподобить красочному, нарядному шлейфу, который послушно тянется за своей повелительницей – рифмой.

Любовь готова все прощать, когда она – любовь,
Умеет беспредельно ждать, когда она – любовь.
Любовь не может грешной быть, когда она – любовь;
Ее немыслимо забыть, когда она – любовь.
Она способна жизнь отдать, когда она – любовь.
Она – спасенье, благодать, когда она – любовь.
Полна безмерной доброты, когда она – любовь…
Она естественна, как ты, когда она – любовь!

В этом стихотворении Эльдара Рязанова повторяющаяся группа слов после рифмы – не что иное, как развернутый редиф, который, однако, воспринимается вполне естественно на чужой, казалось бы, почве и даже не выглядит «пересаженным цветком». Более того, повтор после рифмы вовсе не звучит монотонно, и к нему вполне применим выведенный мною ранее «закон рефрена». Редиф также не кажется нам статичным за счет постоянно меняющегося окружения, оставаясь сам неподвижным и неизменным, как бы храня верность самому себе. Поэтому его целесообразно рассматривать как особую разновидность рефрена, стоящего в достаточно непривычной для нас позиции.

*****
Естественно, это скромное по объему размышление о роли и природе повторов не может претендовать на всеохватность. Прежде всего, видов повторений в художественных произведениях неизмеримо больше, чем было рассмотрено автором в рамках этой статьи, и я полностью отдаю себе отчет в этом. Я ставила своей целью лишь подчеркнуть, что периодичность и цикличность – незыблемый, базовый закон как всего мироздания, так и художественного творчества. Повторенье – не только мать ученья, как гласит отличная русская пословица, но и основной принцип, на котором покоится и земля, и вселенная, и все, что созидается в этом мире по воле творящего его.

Примечание: Елена Печерская – поэт, переводчик, литературовед, журналист. Член Союза писателей Москвы. Живёт в Москве.