Журнал поэзии
«Плавучий мост»
№ 3-2023
Виталий Шатовкин
Обоюдная Самбия
Об авторе: Виталий Шатовкин родился в 1982 году в городе Большой Камень Приморского края. Окончил Новосибирский педагогический университет, учился на международном факультете Южно-Уральского государственного университета. Проживал во Владивостоке, Челябинске, Москве, Екатеринбурге. В разное время работал пионервожатым, лаборантом, художником-оформителем, продавцом обуви, клоуном и т.д. Автор поэтических сборников «33» и «Честные папоротники». Стихи и критика публиковались в журналах «Воздух», «TextOnly», «Флаги», «После 12».
В настоящее время живёт в Новосибирске, работает библиотекарем.
ты же –
береза,
Новгород.
Иоганнес Бобровский
Перевод Кирилла Корчагина
* * *
высадить лес
всем нам нужно высадить лес
всем нам так нужно успеть высадить лес
то единственное
что во время сна каждый раз
поднимает нас на руки
Кирха Нойхаузена
Так жук спонтанный рвётся в глубь досо́к к
дубовой балке с дремлющей Марией,
она распластанная кровельная
медь – застрявший дым
пороховой между
проталин – а на полях солдатики играют и
начинают изнутри скрипеть. Вдруг это
всё ракушечный отвал и кирха в
плен взята над прусским
лесом: аэростатов
длящаяся месса с
надстроенной
системою
—
зеркал.
* * *
дом из стекла и стекла
в разноцветных переплетениях Бруно Таута
приверженец голубь
с худым сапожком на единственной лапке
достанет до линии красной
прыжками на правой ноге
а обратно бего́м
кто не успел
тот от себя отнимает
причины последующей легкости
нечаянно найденное перо
дополнительный вдох
и возможность полёта во сне
каждый поднятый камень
который я проношу через порог
ты превращаешь в хлебные крошки для птиц
в уме не прикину
что ж ещё делать на этой земле
где фруктовые рощи
упираются в небо корнями
* * *
если смотреть сквозь ладони твои
на рассвет возгорающийся
то всё
что находится /за/
мягким податливым мрамором
пудрой богини Деметры
каолиновой глиной
похоже на историю Вечности
белые птицы
на лицах китайских вельмож
белые птицы
цветы низкорослых морских лобулярий
шарообразной фатой
падают под ноги
тянутся к небу из незамеченной тени
под моим языком
перламутр катается вспять
из тебя
как из вазы фарфоровой
падает облако Буонарроти
* * *
ножичком перочинным /Турист/
на стволе дерева
едва заметное слово вырезано
не-до-тро-га
твои плавные гибкие пальцы
копошатся в прибрежных кустах
смотри
лёгким треском лопнувшего стручка
энергией ближнего действия
легкоатлет
в завершающей фазе прыжка опорного
воедино разрозненность собирает
ладони твои
ещё долго будут пахнуть цветами
impátiens
[я не в силах себя удержать]
пройдя тысячи миль
отпечаток пыльцы засвидетельствует
всякое до
и всякое после
единственное
что нам нужно успеть с тобой сделать
к приходу следующей осени
собой научиться владеть
Pillau (Балтийск)
Быть может и ты из песков вызволяешь фарватер
стаей летучей рыб электрических прыгая
под язычок – их алых расщелин
ветвится заряженный
атом и резво отводит от губ рыболовный крючок.
Здесь весь кислород если сжать зацветут
альвеолы – холодные вспышки
гортензий и газовый
шарм – я всю тебя спящую спрячу в кафтан долго-
полый – расшитый слепой бирюзой – как
персидский базар. Не вынырну,
только б в карманах
нашарить Иону, от Вермахта пряжкой дразнить и
проделывать лаз, и лапать у всех на виду
из крутого бетона, воспрявшую
барышню, с ржавой
—
обводкой
у глаз.
* * *
стоя по колено в воде
набрать воздуха полную грудь
разноцветные мармеладные бабочки
ткань человеческая
майские вспышки на чувствительной коже
завернуть кусок хлеба
младенца запеленать
укрыть собственный грех
что ещё сделать
куда со всем этим идти
когда по радио дожди затяжные передают
* * *
сделать бы так
чтобы воды по кругу текли
от тебя ко мне
от меня к тебе
в этом щедром перемещении
есть что-то от Моря Дождей
от оазисов Месопотамии
где не в счёт расстояния
и с каждой новой волной
тебя вдвое становится больше
на занятиях физикой
я любил наблюдать
за движением жидкости
в двух стеклянных сосудах
сообщающихся между собой
безымянный кристалл марганцовки
общей кровью случается
круг завершится
и уже не различить
чья она
саблевидное лезвие Куршской косы
до сих пор стережет
силуэты двух тел на песке
в невозможности ветром развеяться
чередуют своё они
pas-de-chat
* * *
Во время шума купольной травы, которая с
иголки швейной снята, но себя видит
райской чересчур – с тобой
смотреть на выемку
заката –
быть оловом готических гравюр. И тайнами
сцепленье извлекать не из сурьмы, из
выправки драконьей – ждать
натяжения нежности в
плечах,
и лес прибрежный принимать
погоней, весь прусский
дух закупорив
—
в рычаг.
* * *
неделимое множество тишины
всё в ней прекрасно
всё созвучно ясному полдню
над Гданьским заливом
птице морской
танцующей в небе паспье
когда замки воздушные в своих очертаниях
эхо друг друга цветное
витражей Луиса Тиффани поцелуи
твой сон от меня
на расстоянии выдоха
в дымке туманной
видны очертания берега и прочих иллюзий
только утренний колокол ратуши
ставит всё на свои места
* * *
на простынях оглушенных
сопротивляешься вечности
силуэтом морского конька
выброшенного на берег песчаный
в каждой разноимённой крупице
уменьшаются напоминания собственных чувств
очагов неминуемой сухости
точек акупунктурных
следов от высохших хвойных иголок и поцелуев
пропуская сквозь пальцы твой шелковый пояс
я прошу тебя снова раздеться
взглядом расконвоированного Персея
облаком за мгновение до неочевидного ливня
…
звуком спущенной тетивы
* * *
палуба корабля затонувшего
человеческий остов
где руки расправлены влево и вправо
на манер распятых христиан
замри
на месте замри
безо всякого рода сопротивления
стоит только повиноваться
и всё время оставшееся
можно чувствоваться явно
как в тебе нарастает янтарь
* * *
Эти прусские яблони сна и железа полощут
румянцы – весь их лоск упирается
в розовый дым накладной –
дотянуться ногой –
будто
самое чуткое жестам любовным внимание:
между флиртом и музыкой бегает
соболь ручной, не прибрать
этот звон – но его
ощутить
обаяние.