Андрей Высокосов

Труды и трудодни

Об авторе: Андрей Алексеевич Высокосов, родился в 1966 году в Москве, окончил Литературный институт. Три книги стихов: «Нам песня стоит ли жить помогает». М.: Стеклограф, 2019; «Автопортрет с распростёртыми объятиями. Девяносто одно стихотворение в стихах». М.: Стеклограф, 2019; «Я пришёл дать вам волю слезам». М.: Стеклограф, 2022.

* * *
перекуём паяльник на утюг
погладим утюгом пододеяльник
как чук и гек точнее гек и чук
нет всё-таки как чук и гек начальник

ходили в лес гулять на интерес
нашли в лесу сребристую старуху
сказали ба ты слышишь позарез
стемнело всё а ты справляешь днюху

бог отвечал скажи мой добрый чук
где брат твой гек который вместе с нами
гулял в моём лесу ковал утюг
бездонными моими молотками?

мне атмосферы плотные слои
напомнили туннель в чужое детство
и только руки были там мои
худые как кадык краснодеревца

чук отвечал старуха дверь закрой
не сторож я который сутки трое
родился всё как николай второй
железной вилкой кушает второе

* * *
пятница но я не бачу
это космось или близь
кто уехали на дачу
или просто напились

мне обожение было
тело ныло от души
взрослый врач меня душила
в недоношенной тиши

воспитательной зелёнкой
мне помазано на лоб
бог посмотрит на ребёнка
в белый свой фонендоскоп

в белоснежном сельсовете
скажет сказку навсегда
засмеётся на рассвете
сами знаете куда

* * *
встаёт луна над городом слепых
они на запах чувствуют её
куранты бьют двенадцать раз под дых
картавое от синьки бытиё

двенадцать лет минуло с той поры
с какой не помню а теперь весна
висят на ветках крупные сыры
теперь воронам певчим не до сна

я тоже стал немножечко певец
напротив почты шкiрний диспансер
любой столяр иосиф и кузнец
большого счастья даже пионер

я был когда-то пионер-герой
но умер в прошлой жизни навсегда
портрет мой кое-где у нас порой
ещё висит я там как фарада

красив и молод мужественный взгляд
и полон весь вооруженных сил
такой отборной бодрости заряд
что как-то раз мне сталин позвонил

мы говорили о житье бытье
о смерти и тогда он мне сказал
ильич картав был как мирей матье
всё потому что очень много знал

но никому гостайну не открыл
и жил маланец зная всё вперёд
а перед смертью молвил дыр бул щыл
а что это никто не разберёт

* * *
просто я здесь в долгой экспедиции
я стихи пишу в железный стол
их читают в транспортной милиции
и заносят в протокол

с головой круглее круглого
из художественного фильма брат
со своими школьными подругами
пролетает смерть как земснаряд

в то же время я люблю насмарку
что-то помнить или как шопен
для отвода глаз смотреть на сварку
в городе герое мосрентген

* * *
для трёх бешеных собак
на которых стоит мир
по семь вёрст не крюк в пятак
бог терпел и нам в сортир
бог он тоже не на хлеб
мажет кровь а нас текло
много в землю видел неб
богослов гюстав жеглов
дикий мёд полёт акрид
лот женат на трёх столбах
на которых мир стоит
сбоку бог в семи верстах
начинается с ребра
плачет рыба с головы
от забора до добра
ходят по цепи волхвы
к носу тридевять марток
надевай сто портупей
мёрзни волчий кипяток
из копытца кровь не пей
мёд уж льёт не сорок лет
сорок первый год пошёл
в этот год свой партбилет
положил господь на стол
спрашивается а ты
локти клал куда-нибудь?
как волхвы от доброты
до забора шли чуть-чуть
уронили в речку кость
для трёх бешеных собак
исходили вкривь и вкось
весь в черёмушках овраг

* * *
я построил хрущёвку одним топором
и живу в ней а вместе со мной
за стеной проживает живой управдом
и красивая смерть за спиной

я живу на отшибе огромной страны
иногда из него говоря
до чего хорошо когда все мы равны
то есть реки поля и моря

и тогда я моля и поря эту чушь
говорю из неё навсегда
говоря до чего хороша эта глушь
то есть небо земля и вода

заиграли подъём так займёмся спаньём
и приснится житьём покати
как белея исподним своим забытьём
мы в рубашке родились почти

мы в рубашке родились почти из пупка
то есть лет на четыреста пять
я построил хрущёвку одним на века
а другим никогда не понять

я застойный ребёнок я врать не люблю
и огромной фигни на краю
сквозь поля и моря я порю и молю
несмешную молитву мою

* * *
хорошо быть разносчиком пиццы
плохо быть перевозчиком душ
эти души как нежные фрицы
чуть за тридцать желают под душ

вышло так что мытищи и проще
выше чем с головы и до пят
хорошо тебе пиццы разносчик
бледен ты как теперь говорят

это я тут стою раскраснелся
я как все старики желторот
в этих синих очках чаушесках
сквозь которые враг не пройдёт

* * *
строительными лесами
господь гуляет часами
он с грустными очесами
он розовый под трусами

его не рожали в муке
его не пинали внуки
его золотые руки
завещаны в фонд науки

когда он умрёт от бога
как маленький поп-расстрога
смотри ничего не трогай
смотри ничего дорога

в дороге не кормят манной
в ней пушкин объелся в ванной
как кошка с огромной раной
морошкой и валерьяной

* * *
на последний щелбан накуплю огурцов
малосольных как дым вот такие дела
чтобы было чем мне закусить удила
удила закусить было нечем резцов

не осталось одни коренные стучат
пристяжные то к дёснам то к каше во рту
из которого вылетит птичка к утру
только ей улыбнись три вокзала подряд

потому что три раза кукует скворец
прежде чем отречёшься на первый второй
и предашь этот прах уберёшь за собой
то что было тобой а теперь твой близнец

удаляющийся от тебя и себя
как везущая хворосту воз саранча
иногда шестипалый как два скрипача
иногда шестикрылый как два воробья

* * *
есть такая речка
родину любить
там на дне скамеечка
что там говорить

ходят вдоль скамеечки
восьмеро муравьёв
рыжих до копеечки
мелких будь здоров

как на той скамеечке
голову сломя
мальчик кушал семечки
и плевал плевмя

все его плевочечки
слизывал господь
до последней строчки
вот до этой вплоть

* * *
в безымянной москве я убит под авиамоторной
и брежнев заплакал как был в сюртуке бумазейном
гляжу поднимается медленно в гору подгорный
над летой рекой над её водосборным бассейном

над летой рекой над её заливными лугами
большими шагами а значит без признаков жизни
летят перелётные птицы и машут руками
летят перелётные птицы об этом скажи мне

летят перелётные птицы об этом сказал мне
и машут они чем попало ты должен понять их
ты смотришь в глаза мне такими смешными глазами
как будто ты смерти не видел на школьных занятьях

как будто я смерти не видел на школьных равнинах
мы вышли из гоголевской ранним утром цусимы
как избранных господи много как мало ревнивых
я видел однажды я из лесу вышел был сильный

* * *
аппарат от храпа автомат калашникова
вроде не гестапо а жизнь такая страшненькая
в северный завоз к нам сюда завозится
достают до звёзд рабочий и колхозница
стёкла из стекла кровь и брамс из вены
кровью истекла спящая царевна
чтобы постарев не взывать из мрака
авраам аншеф плюнул в исаака
осень листья жгут в жилдабылстройтресте
всё случится тут в этом самом месте
где ползёт река медленно и добро
и горит щека битая по рёбрам
что-то нихт арбайт музыканты в бремене
нет на зайн унд цайт бытия и времени
кончилось прошло прыгнуло с балкона
тихо утекло дядей спиридоном
тили-тили-дел прокричал будильник
и похолодел белый холодильник
страшно уходить в свято место пусто
долго приводить окулиста в чувство
не было беды да случилось счастье
всё теперь в его разнесчастной власти
веровать в богов и в тебя мой боже
это не одно не одно и то же
мужем и женой в громкоговоритель
любит за стеной радиолюбитель
объявил подчас кровь и брамс из мяса
досыта угас выгнали из класса