Александр Правиков

Стихотворения

Об авторе: Родился в 1974 г. в Москве. Учился в Православном Свято-Тихоновском гуманитарном университете и в Литературном институте им. А. М. Горького. Автор книги стихов «Внутри картины» (М., 2013). Публиковал стихи и рецензии в «Интерпоэзии», «Homo Legens», «Новой Юности», «Знамени», «НГ-Ex libris», «Формаслов», Prosodia и др. Дипломант Международного Волошинского конкурса, конкурса «Эмигрантская лира» (2 место). В 2024 году в издательстве «Синяя гора» готовится к печати новая книга, «Бульдог судьбы». Живет в г. Химки.

* * *
Если мир похож на большую рану
И один по другому ездит краями
То какая у этой школы программа
И чему мы учимся в этой яме?

Может быть, тому, что из этой хтони
Улетевший шарик, уплывший мячик
Прилетит назад, в речке не потонет.
Может быть, тому, чтобы ездить мягче.

Отойди от ближнего, и увидишь,
Как сирийский мистик, простое диво:
Эти твари, созданные в любви, ишь
Как они на самом деле красивы.

* * *

Но как же мало в Новгороде Грека!
Заходишь, горбясь, в маленькую церковь
И щуришься, потом глаза находят
То там, то здесь лоскутики, осколки
Тут локоть, там движение плаща
Потом глаза поднимешь к барабану
Под самый купол – там-то да конечно
Он.
Через охру белый свет
Не тот, что за дверями в двадцать первом,
А тот, что Палама.

Суровый климат
Веков суровых твердые подошвы
Растушевали яркие цвета
Затерли смелые решения, контрасты
И композиционные удачи.
Да все почти погибло, кроме крох
Упрямой охры и белил. И в общем,
Осталось главное. Тот свет.
Смотрите.

На бороде у столпника, на шее
У ангела, на корпусе смартфона,
У тетеньки-кассира на очках.

Баллада о хрени

Когда на улицу выходишь,
То не готовься ни к чему.
Ты можешь, съев немытый овощ,
Словить понос или чуму.
Пройдя у строящихся зданий,
Ты можешь вляпаться в цемент.
Не надо лишних ожиданий –
Любая хрень в любой момент.
В обычной речи скрыта проза,
В деталях спрятан сатана.
Упасть на лапу может роза
Или на голову – стена.
Все это выглядит как будто
Абсурд или эксперимент.
Жизнь улыбается, как Будда –
Любая хрень в любой момент.
Все плохо, но не в этом дело –
Все будет хорошо в конце.
Вот ты стоишь такой весь в белом
С любовью к ближнему в лице,
И тут такой подходит ближний,
Допустим, подгулявший мент,
Что настроение – хоть выжми.
Любая хрень в любой момент.
Мой принц, я дома в этой чуши
Где все идет вперекосяк
И не туда. И будет лучше
Коль все и дальше будет так.
Ведь я и сам не без помарок,
Я сам кому-то много лет
Непредсказуемый подарок,
Любая хрень в любой момент.

* * *
Князь Петр стар, и кутаясь в халат,
Пером ведет неторопливо.
Лакей, наморщенный, как слива,
В библиотеку вносит шоколат.

Князь Петр пишет лучше с каждым днем.
Дни, как чернила, высыхают.
На окнах ставни, их не отворяют.
За окнами шумит река времен.

На острове живя, почти один.
Он беден силами и вовсе нищ друзьями
Уплывшими, но обезьяне
Из зеркала пока что господин.

Лишь с памятью он может говорить
Как ранее, изысканно и тонко.
Река стучится в окна.
Он думает – пора и отворить.

* * *
Каждый видел в кино такое,
Такой напряженный момент –
Конец света, пора валить, но друзья ждут героя,
А героя все нет и нет.

Он бежит со всех ног, но, как нарочно,
Что-то все время задерживает его по пути –
То надо утешить старушку,
То котенка спасти.

Стихия бушует, минута – и будет поздно.
Капитан смотрит единственным глазом сразу на все звезды
И строго ругается на морском.
Друзья героя, глотая ком,
Шепчут: «Еще немного,
Он успеет», и он успевает в последний миг.

А вот история не из фильмов и книг.
Постаревший Бог среди горластых и рослых
Детей выглядит вовсе чужим.
Они суетятся, орут, решают вопросы,
То за ложки, то за ножи.

Ангелы шепчут: «Хочешь, мы сделаем тут прополку?
Все равно от них никакого толку
И уже терпения нет».
Он смотрит печально и шепчет: «Еще немного,
Они сумеют…» Звучит как бред,
Но кто я такой, чтобы спорить с Богом.

* * *
Дайте море Мандельштаму,
Пастернаку – огород.
Кто умеет, телеграмму
Дайте Богу – пусть придет.

У кого записан адрес,
Кто припомнит дважды два,
У кого еще остались
Настоящие слова.

Видно их осталось мало,
Видно нету никого,
Видно, новые каналы
Не доходят до Него.

* * *
Нет никаких счастливых концов.
Нет вообще концов.
Дети становятся хуже отцов
Или лучше отцов

И вырастают отдельными
Сами себе людьми,
И сами уже обрастают детьми.
Как так? Поди пойми.

Потом превращаются в стариков,
А ты уже был таков –
Смотришь ласково с облачков
На бородатых внучков.

Я говорю с середины одной
Страницы одной из книг
В библиотеке величиной
С мир. С миллионы их.

* * *
К чему говорить о серьезном?
Ответы известны давно.
Давай, микрокосм с микрокосмом,
С тобою посмотрим кино.
Пускай там добро в камуфляже
Размажет вселенское зло.
Никто никому ничего не докажет
Умением или числом.
Мир так уж устроен, что нечем
Другому другого понять,
Но можно друг друга за плечи
Или не за плечи обнять.

* * *
Хочу быть китайцем в китайском квартале,
Чтоб новости мимо меня пролетали:
Политика? Выборы? Я здесь чужой
И местные ходят ко мне за лапшой.

Хочу быть в России киргизом, узбеком,
Совсем незнакомым смешным человеком:
Я знаю работу и временный дом,
А местный язык понимаю с трудом.

Вот справка, начальник, я мимо иду
И тихо пою: «Кергуду, кергуду».

Я остров, а вы все вокруг – это море.
Я даже сочувствую вашему горю,
Но в целом все это морские дела,
А я-то ведь остров, на мне три ствола

И стадо мартышек. Неплохо быть птицей
И летом быть тут, а зимой – за границей,
И лучше бы на континенте другом,
Скворцом просвистеть и заесть пирогом.

Прекрасная «бы», ты мне нравишься, правда.
Ты классно одета, наверное, Прада,
И много умеешь того и сего.
У нас бы не вышло с тобой ничего.

Позорно бежать от судьбы, да и поздно –
И волны внидоша, и выкачан воздух.
Варяг не сдается: «непра.. я не ве…»
И гордо по внутренней катит Неве.

* * *
Свой садик на хребте дракона
Растить возможно иногда.
Хоть и немного незаконно,
Когда вокруг всему балда,
Когда окно дрожит, как спичка,
От скрипа варварских телег.
Насыплешь семечек синичкам –
И ты хороший человек.

* * *
Редактор, помни твердо – все пройдет.
И этот, вызывающий зевоту
Неудобоваримый перевод
Бредового годового отчета.
Ты победишь и не сойдешь с ума.
Пойдешь гулять, смотреть на пароходик –
Какие твои годы… Да весьма
Немалые, ведь и они проходят.
Смотри, потертый «Александр Блок»,
Навстречу же ему «Денис Давыдов».
Поэзия не тонет. Вот и ок.
Вдох-выдох, левой-правой, вдох и выдох.

* * *
У короля было три сына:
Секс, драгз и рок-н-ролл.
Ни один не дожил до старости.
До сих пор историки спорят,
Кто из них кого убил.
Правда один старик уверяет,
что он выживший сын короля,
Сбежавший от ведьмы времени,
Обманувший злодея шоу-бизнеса.
Но ему никто не верит:
Где твои туфли на манной каше, дедуля?
А кожаные штаны из мертворожденного пони?

* * *
Миллиарды последних людей на земле,
Оглянитесь прощально – вот чай на столе.
Он остынет без вас и засохнет,
А сирень отцветет и заглохнет.

Это было у Бредбери, и у кого
Только не было это – считай, с самого
Патриарха почтенного Ноя.
А теперь вот с тобой и со мною.

Необычное чувство – быть первым с конца.
Я как будто примерил рубаху отца –
До колен доходила когда-то,
А теперь вот уже тесновата.

Очень просто кончается мир или Рим
И уходит эпоха – с дыханьем моим.
C прекращеньем диастол и систол
И считайте меня солипсистом.

Ну и ладно, но после конца, после тьмы
Пусть не только друг с другом увидимся мы
В небывалом неслыханном новом –
С золотистым просветом кленовым,

С горьким запахом липы, с закатным огнем,
С майским днем и с дождливым ноябрьским днем
И с той белой луной, что, бывало,
В черном небе огромно вставала.

* * *
Мой папа до холодов купался в Строгинской пойме,
Иногда приносил кораблики, упущенные ротозеями.
Я с ним – редко, но до сих пор еще помню,
Как под босой ногой хрустит поседевшая зелень.
Мы ее не называли поймой, по-моему,
А как называли, теперь уж не вспомню, вестимо.
Да и пустяк это в свете того, что стало с нами обоими –
Разное, но одинаково необратимое.
В свете компа перед сном в темноту двора
Распахиваешь окно и внезапно вдыхаешь детство.
Холодная горечь, темная и сырая.
Ничего не видать. Глядеть и не наглядеться.

* * *
С каждым утром все внезапное
Наступает семь утра.
Одеваются на западе,
Ложка чайная у рта
На востоке дома. Зимнее
Утро тут уже как тут.
Нас обмакивают в синее
И по белому ведут.
Сколько нас, куда нас выгнали
Путаться в пуховиках
Кто за нами за день выбелит
Эту грязь в черновиках
Сотоварищи по дальнему
Путешествию без виз
Кольцевое, радиальное
Братство вытолканных из.

* * *
То ли белые снеги,
То ли черная блеет тоска.
Нелегко в этом тайме
Не болеющим за ЦСКА.

Даже самый последний
Идиот умирает не весь.
В ожидании смысла
Я живу так, как будто он есть.