Сибилла Шварц

Стихотворения

Об авторе: Сибилла Шварц (Sibylla/Sibylle Schwarz, 1621–1638) немецкая поэтесса эпохи барокко. Дочь бургомистра города Грайфсвальда (Германия, Мекленбург-Передняя Померания).

От переводчика:
Поэзия Сибиллы Шварц привлекает внимание трогательной искренностью, воздушным равновесием между барочной эмблематичностью и осязаемой конкретикой. Детали личной жизни (имена милых сердцу подруг, некоторые бытовые подробности) звучат наравне с отголосками событий Тридцатилетней войны, ни начала ни окончания которой Сибилла не застала. «Сапфо Померании», как её называли современники, скоропостижно ушла из жизни: ей не было и восемнадцати лет. Её стихотворения увидели свет посмертно: в 1650 году учитель Сибиллы Самюэль Герлах подготовил к изданию два тома „Deutsche Poëtische Gedichte“.

* * *
Ах, мнишь меня покинуть,
о Галате, друг мой?
И скрывшись с глаз долой,
любовь мою отринуть?

Нет, я готова сгинуть,
к тебе припав душой.
Под Фебовой пятой
так снег стремится схлынуть.

Ты свет сердечный мой,
отрада и покой.
Ах, мило мне без меры

То, что гнетёт тебя,
и тем печальна я –
жизнь ветреной Венеры.

Ночная жалоба на отъезд её любезных друзей,
свершившийся сверх всякого чаяния

Прощается с землёй великое светило,
уж к морю бег коней усталых устремило.
Окно затворено, Морфей уже в пути.
Готово всё ко сну со вздохом отойти.
Явились сонмы звёзд, с небес сияют златом,
играет серебро на лунном лбу покатом.
Спешат овечки в хлев, а пастырь – на покой.
Недвижно всё. Цветы поникли головой.
Отходит мир ко сну, окутан сном чудесным,
Одна лишь я брожу под пологом древесным,
Ведь всюду и везде – дочь сумерек, роса
Блестит на стеблях трав, и с ней – моя слеза.
Здесь песнь начну слагать, песнь скорби и кручины,
и горю своему поведаю причины.

Марс, о Марс, кто ты таков?
Что за силы порешили,
чтобы мы тебе служили,
злейшему из всех богов?

Думала остаться я
средь друзей моих любезных
коротать часы в совместных
играх. Кто же звал тебя?

Грозно в град ты наш вошёл,
так что те, кто сердцу милы,
убегают что есть силы.
О, вдвойне твой грех тяжёл!

Что же деется? Как знать?
Где же милые подруги,
с кем делила я досуги?
Где смогу их увидать?

Крик и ропот на углу:
вот и Клорис в экипаже.
Галате мне вскоре скажет
что она уже в тылу.

Кто за паспортом бежит,
кто спешит и грузит судно.
Слёзы проливают скудно:
грусть ничем не удружит.

Я себе чужой кажусь,
«В добрый час, друзья!», желаю,
мысленно вас провожаю –
поневоле остаюсь.

Вот деяния войны!
Феб то ввысь, то вниз несётся.
Вряд ли Галате вернётся,
пусть спокойно видит сны.

Написать ещё бы ряд,
только руки охладели:
пишут строки еле-еле.
Спи спокойно, милый град.

Три сонета

I.

Коль огнь – любовь, коль ей калят металлы,
во мне любовной боли полымя.
А в сердце милой что? Не знаю я.
С железным сердцем кто не совладал бы?

Будь золотым оно, металл бы гнулся
в огне моём. Телесное оно?
Что ж, если так: телесным валуном
оно легло, но я не обманулся.

Коль хладно сердце, словно снег иль лёд,
то отчего меня бросает в пот?
Мне мнится: сердце милой – лист лавровый,
Которому не страшен дождь и гром.
Она, она смеётся, Купидон,
твоей стреле, твоей грозе суровой.

II.

Любовь слепа – и всё же видеть может.
Впотьмах ступает, за собой ведя.
Себя большой зовёт, сама – дитя.
И твёрдый шаг идти ей не поможет.

Но это нужно понимать иначе.
Кто любит, тот иным умом умён,
И взор любви сердечный помутнён:
что с ней стряслось, не разберёт тем паче.

Всё, что ей мило, порчи лишено,
хоть было бы и порченным оно.
Всё для неё – прекрасное творенье.

Но так как мир изъянами пестрит,
я рассужу: любовь вслепую зрит.
Сама слепа, другим дарует зренье.

III.

Пантеоном правит страсть:
трудности искореняет
и сердца соединяет
ясным взглядом светлых глаз.

Даже Феб изведал бед.
В нём взыграло ретивое.
Не найдёт себе покоя,
глубоко стрелой задет.

Сам Юпитер безоружен,
Геркулес сражён, послушен
сладкой горечи любви.
Как же сможем мы в юдоли
смертных от подобной боли
уберечь сердца свои?

Из похвалы ночной музыке

О музыке скажу, что сердце преполняет
и сладостью своей всё естество пленяет.
Когда иное дух людской не веселит,
тогда она подчас любого ободрит;

и тот, кто пребывал в печали безутешной,
с музыкой вскоре тот предастся безмятежной
весёлости – и вот уже танцует он,
как будто к небесам высоким устремлён.

Подобное и я порой переживала.
Так, давеча меня гусёнок*, одеяла
напрасно тщились в ночь в постели удержать,
ведь в полночь колесом весь дом ходил, видать.

Скакали стулья вверх и вниз пред самым взором,
скамейки и столы неслись в движеньи скором.
Музы́ка ночью той столь сделалась сильна,
что ровно в полночь я восстала ото сна,

и то, что прежде мне казалось небылицей,
что про Орфея я прочла лишь на странице,
всецело стало то на правду походить… etc.

Примечание:
Полина Игоревна Кондратенко, поэт, переводчик, лингвист, преподаватель Санкт-Петербургского государственного университета. Родилась в 1996 году в г. Санкт-Петербурге, живёт в г. Гатчине.