Журнал поэзии
«Плавучий мост»
№ 2-2014
Ирина Парусникова
Стихотворения
«Родина — Подмосковье. Образование — высшее: «Государственный университет управления». Лет — уже 35.
Работ было много разнообразных: учитель и репетитор английского языка, журналист, эксперт-консультант, а впоследствии — руководитель проектов по внедрению интегрированных систем управления и пр. Сейчас осваиваю профессию массажиста — кажется, наконец нашла свой космос. Правда, ещё хочу научиться работать по дереву. И освоить шедевры кулинарии».
* * *
на горячую линию снов не проходят вызовы.
от скрещения пальцев эхо на весь район –
будто в эту минуту включены все телевизоры,
все радиоточки настроены на приём.
но на каждой волне только шифры случайной выборки
нашей вне часовых поясов смс-переписки.
ты ловишь такси на окраине сонного Выборга,
я пью капуччино в центре Новосибирска.
и мир застывает – как из монолита высечен –
задержишь дыханье услышишь неровный пульс.
километраж зашкалил на третьей тысяче,
анестезия не действует, я боюсь
не распознает видавшая виды nokia
кардиограмму исповеди навзрыд.
верх эволюции – мыслящие двуногие,
мы не способны просто поговорить.
и потому крадёмся скупыми текстами
в дебрях эфира спутниковых антенн.
метеосводки омские ли, одесские –
в наших разлуках плотнее кирпичных стен.
посиди со мной, мама, как раньше – пока я школьницей
заполняла свои дневники – ещё беспарольные.
голова тяжелеет, задачка моя не сходится,
разреши не ходить на завтрашнюю контрольную.
школьная форма так неприятно колется.
а одноклассницы все как берёзки стройные,
жалкие сплетницы, пустоголовые модницы.
посиди со мной, мама, поговори как с маленькой,
расскажи мне про самое страшное в мире злодейство:
про невидимых бессердечных воров карманников,
что в метро и трамваях крадут наше звонкое детство,
именное богатство, работают без напарников.
как ни стараешься быть на чеку – не надейся
изловчиться настолько, чтоб ухватить их за руку.
что же ты, мама, растила меня вышивальщицей,
если теперь что ни день – то турнир по боксу.
утром построишься – к вечеру вся развалишься,
стала бы сварщицей – было бы больше пользы.
посиди со мной, мама, и ничего не бойся.
только напомни, за что мы тут насмерть бьёмся –
как-то оно нечаянно забывается.
неумолимый полдень из девяти с половиной недель
в нескольких фото запечатлённый солнечный беспредел
ты прикрываешь веки и забываешь о суете
я умещаюсь в пупочной ямочке на твоём животе
капелька пота на медной коже глубокое декольте
длинные пальцы на тонкой трубочке цитрусовый коктейль
тысячи бликов лежащих среди кувшинок в речной воде
птица застывшая в воздухе на немыслимой высоте
лето 2010 в отдельной папке на диске Д
это портфолио счастья детей
воспитанных в мерзлоте
день первый
ничего не происходит
инерция ведёт меня вперёд
рассеянно ищу ошибку в коде
знакомых ежесуточных забот
все переменные известны вроде
но глаз закономерности неймёт
и кто-то говорит о новом годе
наверно врёт
день третий
мир безлик и пустотел
на горло жмут невидимые клещи
туман ложится в город как в постель
гостиничного номера приезжий
и кажется что мы живём затем
чтоб имена придумывать для вещи
вещей всё больше в этой темноте
меня всё меньшедень пятый
беспощадный дождь полил
на месте сердца страшная воронка
и поезда с той стороны земли
идут так громко
гляссе-карамель неизменный парламент лайт
в такие деньки сожалеешь что не крылат
махнуть бы до Шарм-эль-Шейха залечь под пальму
и думать что всё ещё может пойти на лад
от монитора под вечер глаза болят
в пяти электронных ящиках прорва спама
и к августу кожа по-прежнему не золотиста
и жизнь напряжённо уютна как кресло дантиста
в котором без анестезии дерут коренные
одно человечье имя срубает быстро
ударом поддых безотказней чем острый приступ
гастрита ты хочешь уехать из этой страны и
забыться зарыться проспаться в объятьях той
чьи волосы ветер чья кожа была золотой
с рожденья чей шёпот надёжнее лоботомии
ты ставишь её портрет на рабочий стол
за пыльными окнами тополь шумит листвой
и всё повторяет одно человечье имя
в коммуналке сердца рабочий полдень –
небеса в кастрюле из-под борща –
ожиданье того – кто ещё бесплотен –
но клочьями тени его торчат
изо всех щелей – и сквозит с балкона –
за беременной шторой чадит апрель –
то ли шорох муз – то ли топот конный –
то ли сон в разобранную постель
наконец свалился – меня не встретив –
опрокинув вазу – согнав кота –
и поёт Синатра – за год до смерти –
которой не было никогда
…мама, расскажи мне о нашем папе –
шёл ли он за тобой будто зверь на запах,
был ли он нежен, когда забирался между
ног твоих худеньких, стаскивая одежду?…
папа, расскажи мне о нашей маме –
как она называла тебя ночами,
что она прокричала в самом начале
мая, когда вы, не зная того, зачали
дочь.., и – если уж быть до конца честным –
как, когда и куда это всё исчезло???
время снимать пуанты = бросать понты.
переходить к простым, избегать придаточных.
редкие сперматозоиды запятых
вводятся в текст насильственно, внутриматочно.
или беременность ложная или ты
зря артачилась.
это врождённая солнечная недостаточность.
внутренний голос, сорванный до хрипоты.
до ломоты в суставах ломая стиль,
стал очевиден с точностью до многоточия
путь от свечения вдоль лучевой кости
до лучевой болезни, до пропесоченной
истины катехизиса тридцати
в позвоночнике.
это враждебное склочное одиночество –
пользовательский аккаунт на веч-но-сти.