Журнал поэзии
«Плавучий мост»
№ 2(40)-2025
Марина Марьяшина
Внутреннее пламя
Об авторе: Поэт, прозаик, критик. Главный редактор литературного журнала «Альдебаран». Родилась 4 марта 1997 года в городе Муравленко. Окончила Литературный институт имени А.М. Горького. Лауреат международного форума «Фермата» в 2017 году, «Золотой Витязь» (2019), премии Справедливой России в номинации «Молодая поэзия России» (2019), литературной премии «Двенадцать» (2019 год). Победитель IX Всероссийского конкурса молодых поэтов «Зелёный листок» (2025). Печаталась в журналах «Зинзивер», «Зарубежные записки», «Дети Ра», «Дон», «Нева», «Менестрель», «День и ночь», «Кольцо А» и др. Живёт в Москве.
* * *
тело мое дерево тело мое – медь
я по-людски ни бельмеса не разуметь
стоит только встетиться взглядом – я трын-трава
не жива стою я и не мертва
переведи меня с мертвого на живой
если получится – стану тебе женой
слышишь – я рядом, но там, где и ветра нет
где темнота и в окнах зажженный свет
холодно здесь мне. Вечный сентябрь, дожди
вместо словес остался лишь гул дорог
красного петуха общипай, сожги
красной кровицей его напои порог
я постучусь, а может быть, позвоню
выйду в посмертном платье встречать зарю
белое платье да земляной подол
счастливо-счастливо будем ли жить потом?
* * *
по утру из глаз промывать песок
(так болят глаза и свербит висок,
будто в гроб ложилась и сон был мне,
будто за ночь новая ночь в былье
проросла, как зернышко пустоты,
протянула трассы, взвела мосты,
проложила путь и свела его
в закругленное наглухо естество).
это круг гремящий, как то кольцо
о, my precious, выйди же на крыльцо
и ладошки лодочкой у груди
прям, как в детстве, помнишь ли? Подойди
подойди ко мне, обними меня
тут кольцо горит в глубине огня
и гремит оно, и идет состав
мимо царств Кощея, погранзастав
и кипящих рек, без которых Ад
невозможен, так же, как этот МКАД,
за которым где-то идут бои,
и встает земля на круги свои…
принимая воинов и снега,
присыпая раны свои слегка.
лучше б вместе спать, не боясь огня,
подойди ко мне, обними меня.
* * *
Мы стеклянные бутылки
из газетного ларька
дно видать из всякой дырки
чёрный космос, облака
темень-темень, ночь без края
ты молчишь и я молчу
эка, фраер, скажешь, краля
только губы обмочу
мало мы друг другу скажем
жарко топлена изба
изо всех душевных скважин
льётся песня, суть ясна
жизнь пройдёт с приставкой «мета»
слышь, гормоны успокой
что не женишься на мне-та
обходительный такой
может, пьяненький сантехник
нас в подъезде порешит,
стёклышко, открой секретик,
что на дне души лежит.
* * *
где-то во дворах Бахчиванджи
ливнями мой путь не обложи
свет янтарный в кухне, абажур,
комнату я взглядом обвожу ль,
режу лук ли, чайник кипячу –
ничего от жизни не хочу
просто дожидаюсь, как жена,
с ночи утра, с утра дотемна
что наступит жизнь, зажжется свет,
муж вернется, тишь сойдет на нет,
будут разговоры, беготня,
и запомнят вовсе не меня,
а вот этот яблочный пирог,
половик да вымытый порог
не меня, а мертвую жену
да густую в кухне тишину.
* * *
поиграем в русскую рулетку
в жестяной загоним барабан
снег, огни, оконце с небом в клетку,
деленное шторой пополам
ляжет свет больной на полустанки,
постоим, дыханье затая:
деревень костистые останки,
здравствуй-здравствуй, родина моя
здесь на дно сгоревшего колодца
выгнув шеи, смотрят журавли,
но иссохнет времени короста,
полетит, как шарик, шар земли
оборвется в горле колокольчик:
расставанье, молодость, весна,
пуля выйдет в час, в который хочет,
барабан прокрутится без зла
не боись его расчёта злого
в день, когда на песни Гесперид
вздох, как боль несказанного слова,
белым дымом к небу воспарит.
* * *
за кадром, за МКАДом, за каменным гулом столбов,
живет на отшибе, в простой деревянной избушке
косая, рябая, горбатая девка Любовь,
зовут ее так. А уснет – не разбудишь из пушки
по пьяни – так вовсе. То в красном пальто в магазин,
выходит и клянчит копейки с людей в переходе
на правой ноге лабутен, на другой – мокасин,
и красные губы блестят в благодарность погоде
бомжи рассказали, по-братски, что весело с ней
и в храме разрушенном, и на крыльце у подъезда,
вот, правда, пропала куда-то еще по весне,
и только-по пьяни они ее видят, по-трезва…
…сти мир затихает у них, на икоту дробясь,
и в небе промытом, как стеклышко (чище стекла нет!)
хорошая девочка Люба на грешную связь
им всем намекает, с прилавка стекольно сверкает
и в темную ряску заводит парней да бабье,
утробно зовет, и глаза у нее, как медали
по данным бомжей, на Каховке видали ее,
и в Люберцах местные тоже ту Любу видали.
Торгует стеклянными яйцами с лесом внутри,
и красно с мороза лицо под платком «Ева Польна»
увидишь – пройди себе мимо, в глаза не смотри.
И чур меня, чур… повтори, чтобы не было больно.
* * *
тьма пупочная сквозная
ты умрешь и я умру
ничего про мир не зная
постояли на ветру
постояли покурили
посмеялись ни о чём
что по пояс в сонной глине
разве кто о нас прочёл
не грусти моя подруга
смерть
что дышит в рукава
только часть большого круга
ряска донная трава
все пройдёт скажи упрямо
воля есть покой и сон
мы – лишь внутреннее пламя
над разлившимся Донцом
* * *
Забери меня осенью этой, сорваться не дай
Вдоль карниза хожу я как будто, по самому краю
По-над пропастью черной, в которой невидимо тайн
По дороге домой, на работу, по птичьему граю
Распугаю ворон я, спустившись в змеиный овраг,
Там язычники пьяные бродят и молятся камню
Замолкает Москва, не сверкают под ветром арагв
Серебристые плети корней и травы, и легка мне
Оболочка моя. Даже кажется этот кулёк,
Что летит по расчищенной бровке трагично и скоро,
Больше жив чем какая-то я, ибо ветер увлек
И понес его дальше, и так хорошо и рисково
В отдалении парка орет молодняк под КиШа,
И фигурки ментов им, что бабьему лету остуда
Я в коломенской тьме, и червями овраги кишат,
Но сказали мне духи, что слышишь меня ты отсюда
Я хочу, как пакет, зацепиться за сук и висеть,
По оврагам не шастать, спасенье себе испрошая,
Еле слышно над ухом колеблется звездная сеть
И по небу плывет за медведицей малой большая.
* * *
как больно, милый мой, как странно
бродить в метель до посиненья,
не быть ни суженой, ни званой,
как убранная под сиденья
походная простая сумка,
забытая в трамвае мёрзлом.
Ее владелец пьян, как сука,
он вышел в ночь, навстречу звёздам.
Дрожат снежинки на вагоне
и в снежной сечке тротуары,
плывёт пейзаж не новогодний,
по топкой каше ходят пары,
январварская стружка в лица
врезается и ранит щёки,
и хочется в движенье влиться,
стать плотной, клеточной – ни щёлки
надёжно спаянное тело,
не пропускающее мрака.
Одна единственная тема:
на сердце – ранка.