Печальная новость: 9 июля 2014 года скончался замечательный российский поэт и переводчик Владимир Николаевич Леонович.

Из биографии Владимира Николаевича, написанной им самим:

«Живу на Родине, в Костроме, где я родился в 1933 году. Увезён в Москву в бессознательном возрасте, окончил московскую школу, учился в Одесском высшем мореходном, в Военном институте иностранных языков, служил в армии (Шуя, Гороховецкие лагеря), учился на филфаке МГУ, ушёл с 5-го курса, получив «5» по предмету, который знал на «2+», работал в сельской школе, в плотницкой бригаде, на стройке Запсиба, на электрификации Красноярской ж/д. Работал в журнале «Литературная Грузия», много переводил. Когда был мальчишкой, думал по-немецки — спасибо незабвенной моей «немке» Екатерине Петровне Сулхановой. Не сочтите пижонством разговор с Байроном по-английски. В моём словаре толпятся реченья олонецкие и костромские вместе с романскими и германскими. Обожаю оригинальное звучание. Русский язык постигаю всю жизнь».

На смерть В.Н. Леоновича

Ольга Колова

Светлой памяти Владимира Леоновича

Где Ты сейчас? По каким путешествуешь весям?
Тело лежит на столе… Но душа-то крылата!
Только три дня здесь… А там – только ввысь, в поднебесье…
Мало дано по земным прогуляться пенатам.

Где ты сейчас? В горной Грузии иль в Алазани?
В старом Тбилиси с Булатом по улочкам узким
Бродишь, как прежде? Тебе ли стерпеть, как слезами
Мы омываем Тебя здесь, на севере русском.

В мёртвой карельской деревне у озера Пелус,
Где Ты на старом погосте часовню поставил,
Плакать уж некому, – там ли Тебе захотелось
В уединенье побыть, вне канонов и правил?

Где Ты сейчас? Может, всё ж, над родной Костромою?..
Близких друзей всех прощальным визитом одаришь?..
Как бы хотелось и мне попрощаться с Тобою!
Помню всегда и люблю. Ты же знаешь! Ты знаешь…
……………………………………………10.07.2014

Елена Балашова:

Однажды морозной зимой Владимир Николаевич Леонович приехал в Чухлому. Как известно, во всей русской литературе Чухлома – символ захолустья. И вот прекрасный и широко известный поэт и переводчик появляется в Чухломе для того, чтобы попытаться отстоять закрывающуюся в деревне Тимофеевское (недалеко от Чухломы) библиотеку. Большой Поэт и крохотная сельская библиотека. Казалось бы, что ему за дело до того, что решили закрыть библиотеку в деревне, в которой он и не бывал даже ни разу?

Но в этом – весь Владимир Николаевич: для него нет в культурном пространстве дел больших или маленьких, важных или не очень. В данный момент сельская библиотека для него так же важна, как и любая столичная библиотека. Он твердо знает, что культура не возникнет сама по себе на пустом месте. Культуру следует создавать и защищать. Сейчас требуется защищать вот эту сельскую библиотеку.
…И теперь, когда не стало Владимира Николаевича , я еще и еще раз вспоминаю, как шел он стремительной своей походкой в легкой курточке по заснеженной Чухломе и, казалось, не видел ничего вокруг. Взгляд его был устремлен вперед и ввысь. Но он видел и замечал все, что происходит на земле. Это – взгляд Поэта: в самую сущность, в самую глубину.

…Свои рукописные перебираю листки
и вдруг обращаю внимание
на выраженье руки
и вижу, как верно рука проработана и
рисую крестьянские руки – мои? – не мои?

«Рука сочинителя»

Это – из моего одного из самых любимых стихотворений Владимира Леоновича .
Да, библиотеку тогда так и не удалось сохранить. Как не удалось спасти и Литературный музей в Костроме. Но Поэт бросается на защиту Слова, словно солдат на амбразуру пулемета.
Владимир Николаевич Леонович всей своей жизнью и талантом честно и бескомпромиссно служил литературе. Поэт ушел, но его Слово осталось с нами, осталась его духовная энергия, в которой все мы сейчас так нуждаемся.

Евгений Разумов

* * *

Памяти В.Леоновича

Нарисует икону другой богомаз.
Ну, а я напишу, что встречал человека,
в ком Господь до последнего дня не угас.
«Леонович В.Н.» – прочитала аптека.

А ему Кологрив прописали врачи,
что лежат в Соловках, где построил часовню
«Топором ишемию, Володя, лечи», –
говорил Кологрив до вчера, до сегодня.

А сегодня дровец не расколотых воз
у забора лежит, дожидаясь Володю.
«Я – хозяин и гость», – человек произнёс.
Вроде дом на юру. И Вселенная вроде.

Где он щурится глазом?.. На мир на какой?..
Отпоёт человека церквушка лесная.
И наступит практически вечный покой.
Будет жить не у нас, эту жизнь вспоминая.
9-10.7.2014

Юрий Бекишев:

Владимир Николаевич оставлял небольшие пометки, сродни пожеланий, на автографах к своим книгам типа «БУДЕМ ЖИТЬ!». Как же жить теперь нам всем без напутствий поэта?
КАК ЖИТЬ?
А ведь завещание Поэт оставил. И КАК ЖИТЬ показал на собственном примере. Вот они, заветы Поэта, в его чеканных, скрижальных строках каждого стихотворения… Призыв к совестливому душевному и физическому труду, высочайшие требования к самому себе, ратное стояние за правое дело против зла, бессердечия, человеческой подлости, защита слабого и униженного…
Пишут иногда в некрологах, что вот, мол, не успел человек чего-то, что жизнь оборвалась не вовремя… Всё он успел! И ДОЛГОВ НИКОМУ НЕ ОСТАВИЛ! Не успели, как обычно, заметить и воздать должное великому русскому Поэту культуртрегеры наши, но это уж как водится…
«Сто стихотворений Владимира Леоновича» — последняя книга, изданная другом Поэта Станиславом Лесневским, — прекрасный литературный памятник обоим её созидателям.

Александр БугровМузыкальный след

В последние годы на своих выступлениях Владимир Леонович чаще всего читал стихотворение «Две строки»:

Я загадал на Тебя.
Вот что сказал мне Исайя:
ИЛИ СПАСЁШЬСЯ СПАСАЯ,
ИЛИ ПОГИБНЕШЬ ГУБЯ.
Много чудесного знал
сын прозорливый Амосов,
но посторонних вопросов
я ему не задавал.

Комментарии к этому стихотворению тоже кажутся посторонними.
В появившемся в Интернете сообщении о смерти Владимира Николаевича сказано: «умер нищий и забытый». Наверно, правильно. Только надо бы добавить, что такую судьбу он сам себе выбрал. И совсем не случайно, что лежит Владимир Леонович на одном кладбище с Ефимом Честняковым, тоже выбравшим нищету и забвенье.
Когда в 90-е годы Леонович приехал — вернулся из Москвы в Кострому, — то многие удивлялись: зачем ему это? А уж когда в двухтысячных он уехал жить в Кологривский район (и по костромским-то меркам глушь страшную), то даже люди, далёкие от литературы, признавали: так мог поступить лишь настоящий поэт. Вообще-то, Владимир Николаевич любил общение, горячие споры, шум толпы, но Кострома приняла его плохо, не ужился он с местными властями. Назначили его главным редактором литературного приложения к областной газете, но дело закончилось скандалом, вышел один только номер этого приложения. Поводов обижаться на Кострому и поквитаться с ней у Владимира Николаевича хватало, но приходят на память слова Чеслава Милоша: «Нищета и обида — обязательные условия счастья». И кажется, что свои последние годы Леонович прожил счастливо, несмотря ни на что.
Место в Русской поэзии у Леоновича уникальное (как у любого настоящего поэта). Поэт возникает не на пустом месте; поэзия Леоновича — сплав традиций Боратынского и Некрасова (если брать век XIX) и Ходасевича с Твардовским (ХХ век). Из сочетания этих традиций (казалось бы, несочетаемых) и создаётся тревожное чистое звучание поэзии Леоновича. Вслед за Шаламовым Леонович демонстрировал отказ от приёмов комфортного чтения. Чего скрывать — некоторых он сильно раздражал своей взыскующей прямотой, но вот какой чуть замаскированный автопортрет оставил он как будто мимоходом:

Нездешний ужас всех охватывает —
спаси, Христос, спаси, Христос! —
когда по кровле прогрохатывает
какой-нибудь тяжеловоз.
Но гром прокатится карающий —
и всё звучит, сходя на нет,
какой-то струнный отзвук тающий,
какой-то музыкальный след.

А сколько чеканных афоризмов в стихах Леоновича, вот ещё из того же стихотворения:

Лети, лети себе до Киева,
да не убейся, не убей…
(Написано ещё в прошлом веке, а не на злобу дня. — А.Б.)

Ещё:

…синонимы суть враги.
Турецким и татарским игом
поэзия пренебрегла.
Или — о другом иге:
Фальши затяжное иго
милосердию сродни.

Ещё:

…дыма женские повадки…
Неможно жить без отголоска
погибнувшего бытия…
…сон родимый — 300 лет…
Трезвость покрепче водки.
Права человека — долги материнской страны.
Железо вживили в людей, и оно прижилось.

Ещё:

…полусвободы чистоган
плодоносящий
пышно-пышно!
Судьба людей, поэту близких,
есть некоторый танец-бред.

Ещё:

…не спрашивай, жить для чего и загнуться почём.
<…>
Что делать — мы знаем с Васильём Васильёвичом
(с Розановым; кто ж не знает, если весна и если лето, что надо делать. — А.Б.).

Леонович умел целомудренно говорить о низкой стороне жизни, но и припечатать «в жись и в мать!» тоже умел, как герой его стихотворения.
Из человеческих слабостей у Владимира Николаевича была одна из самых распространённых: повторяющиеся рассказы, «пластинки», как называла их Ахматова. Некоторые из историй мы слышали по многу раз, но, может быть, теперь уместно будет что-то из этих невыдуманных историй вспомнить.
Часто вспоминал Владимир Николаевич эпизод с Евтушенко и Гандлевским. Впрочем, об этом эпизоде он написал стихотворение «Протянутую руку», сопроводив его примечанием: «У Сергея Гандлевского в “Трепанации черепа” описано не то и не так, как оно было».
Вспоминал Владимир Николаевич, как в московской школе, учась в одном (или параллельном?) классе с Визбором, на переменах они играли «во всадников». Он садился на плечи Визбора и пытался столкнуть с плеч других таких же «всадников». Их пара была одной из лучших.
С улыбкой сожаления Леонович рассказывал о своём знакомстве с Высоцким. В молодые годы Леонович дружил с Кохановским, и тот всё хотел познакомить его с каким-то Володей. И вот однажды вечером раздался звонок в дверь. «Знакомься», — говорит Кохановский, представляя стоящего рядом паренька: «Это Володя Высоцкий. Пойдём погуляем?» Но Леонович в тот вечер затеял стирку, она была в самом разгаре, пойти погулять не смог и с Высоцким больше встретиться не довелось.
Вампилов шутил: «Никто не должен знать, что мы дураки». И Леонович знал, что все мы в жизни не раз оказываемся в глупом положении, надо быть к этому готовым и принимать соответственно.

…да почувствуй себя — дураком!
ну почувствуй себя хоть на миг.

В красноярском журнале «День и ночь» появилась подборка стихов Леоновича. Всё бы хорошо, но в одно из стихотворений вкралась опечатка. В оригинале-то было:

И выгонял менял из храма
коленкою под зад Исус!

В напечатанном тексте выпала всего одна буква, но смысл заметно изменился:

И выгонял меня из храма
коленкою под зад Исус!

Не без возмущения Владимир Николаевич смеялся над такой метаморфозой.
Не без возмущения он рассказывал и о том, как Надежда Мандельштам спросила у него: «Вы что, из церковных мальчиков?»
Зато не без гордости вспоминал, что Величанский, который своих стихов на память не знал, читал Леоновича наизусть.
Умел Владимир Николаевич и поддержать человека. Как-то на занятиях литературной студии обсуждали стихи начинающего автора. Все веселились, слушая довольно корявые строки, до сих пор не позабытые:

И я скажу, как я люблю,
К груди прижавшись белокурой!

Когда началось обсуждение, автора, что называется, заклевали, почувствовав перед собой лёгкую добычу. Вдруг слова попросил Леонович и сказал: «А мне в этих стихах нравится кантиленность. Напевная мелодия несёт автора этих стихов, а на слова он не очень обращает внимание». Надо было видеть просветлённое лицо начинающего автора! И для многих Владимир Николаевич находил добрые слова.
А сколько стихов он знал и любил! Пушкина и Пастернака, Бунина и Кедрина, Гейне и Хенли (их читал на языке оригинала наизусть, конечно), Дрофенко и Владимира Соколова (о котором говорил, что тот был самым талантливым из их поколения).
В двадцатидвухлетнем возрасте врачи обнаружили у Владимира Леоновича порок сердца. Говорили, что после сорока ничего гарантировать нельзя. Так он и жил — без гарантии. Умер в ночь с восьмого на девятое июля 2014 года в возрасте восьмидесяти одного года.

Из пламя слово рождено
и в пламя слово обратится.