Андрей Тавров

Пустынник

По колено он ноги врыл в мертвый песок,
его рот забит пустыней, змеей, землей,
и он кряжист, как ангел, и как мертвая мать иссох,
у него больше нет ничего, чтоб говорить с тобой,

кроме тварей небесных, ехидн, вурдалаков, акул,
заходящих сверху, чтоб кость, как стекло, глодать.
Он врыт в свой песок, словно в небо, как бивень, сутул,
и он, стоя, ложится в себя, как в шипах кровать.

Ему мертвое небо несет чашку мертвой воды,
и хромая девка – выкидыш от него,
его роют драконьи зубы, как перегной кроты,
и, кроме себя, нет у него ничего.

Кроме короба пустоты, куда никто не входил,
откуда он сам, как росток, кверху ногами растет,
и о нем говорить не хватит у Бога сил,
и серафим под ним, словно кляча, ничком падет.

Но про него он не знает. И торчит мускулистый ствол,
и приходят его сгубить чада всей земли,
и он руки раскрыл им небом, гол как сокол,
чтобы плыли в него дети смерти, ее корабли.

И расплавленный рот его, иди! говорит,
и в него впеклись и стеклянных бабочек чернь,
и язык Люцифера, и плавится Рима гранит,
на сутулых плечах застывая, как мертвый червь.

Иди, говорит он Аду, и тот идет.
И, в пустыню зарыт, словно циклона глаз,
он сжимает себя до кости и черное солнце пьет.
Это я, говорит он, Боже, здесь двое нас.

И тебя тут нет, как меня тут нет – пустота.
Я сжимаю ничто себя как подкову в хруст,
и себе я никто, и могила моя пуста,
и я сам себе – и земля, и могильный груз.

И кривится небо в ответ, как железо в руке,
проступая улыбкой, творящей заново свет,
черный ангел идет к синей, как ночь, реке,
и рождается мир, словно еж, лучами раздет.

Дерево каменное растет – сухи сучья рук,
и глаза черны до самой земли, до корней.
Человек родится. Ягненок бежит на звук.
И небо, как мать, стоит посреди дверей.

Окончил филологический факультет МГУ по отделению русской филологии. Работает на «Радио России». Главный редактор поэтической серии в издательстве «Русский Гулливер». Главный редактор журнала «Гвидеон». Член Пен-клуба и Союза писателей Москвы.
Автор поэтических книг, продолжающих и углубляющих поэтику метареализма – «Настоящее время» (1989), «Эль» (1996), «Театрик» (1997), «Две серебряных рыбы на красном фоне» (1997), «Звезда и бабочка – бинарный счет» (1998), «Альпийский квинтет» (1999), «Sanctus» (2002), «Psyhai» (2003), «Ангел пинг-понговых мячиков» (2004), «Самурай» (2007, АРГО-РИСК)), «Парусник Ахилл» (НАУКА), «Часослов Ахашвероша» , «Проект Данте» (изд. Водолей 2014), романов «Кукла по имени Долли» и «Мотылек» (оба 2008, изд-во ЭКСМО), романа «Матрос на мачте» («Русский Гулливер») книги сказок для детей «Май, драконы и волшебное зеркало» (2005, изд-во «Нарния»), книг эссе и статей «Реставрация бабочки», «Свет святыни», «Письма о поэзии».

Алексей Парщиков

«Часослов» – босхианский, и флоберовский («Искушение Святого Антония») – высится над всей словесностью, кажется. Причём, всех направлениях – в символическом и метафорическом, и просто пространственном, превышая все поэмы Маяковского или Сельвинского, вместе взятые. Да, это книга, не поэма. То тут, то там вспыхивают гениальные станзы:

К тебе, любовница, уже не людей, но бессмертных
сущностей с головами оленьими, с пятипалой скользкой звездой
в оголенных глазницах; – еще не тел, но безмерных
животных, сцепляющих тленье, как жидким азотом, собой.

Потрясный театр. Делёз описывал барокко как остроугольную пирамиду, на вершине которой свернуты все возможные миры, а основание расширяется в вечность, представляя бесконечное театральное действие. Этот образ мне приходил в голову по мере чтения.

Я много месяцев не был в интернете – только окказионально. Много месяцев почти ничего не читал. И тут нахлынул такой сильный поток, что я готов ещё долго лежать с закрытыми глазами и варьировать в голове твои образы.

Модуль плотного мира, объем с шипами, повесь
на них чего хочешь – шелк, панбархат, шифон
и будут Людовик и Сталин, Наполеон и весь
в Гуччи и Прадо подиум, дом, сезон.

И Сандро смотрит как в Бога, в морду ерша,
и терновый венец переходит ему на бровь,
и он в небе стоит, безымян, как стекло этажа –
небо пенится смыслом, словно ладонями кроль.