Журнал поэзии
«Плавучий мост»
№ 4-2014

Поэзия и время

Русская поэзия там, где мы…

«Плавучий мост» – журнал, появление которого стало возможным лишь в XXI веке.
Традиция распределять литературы одного языка строго по странам, где они создаются, возникла в прошлом веке в периоды образования новых государств в результате распада колониальных и многонациональных империй. В 70–80-е годы мне как издателю и переводчику поэзии с немецкого на русский также пришлось отдать дань этой традиции, помещая немецкую поэзию и прозу в отдельные «лузы» – западногерманскую, восточногерманскую, австрийскую, швейцарскую, люксембургскую, существовала литература немецкой Румынии, даже отдельно – Западного Берлина. Где-то впереди маячило издание поэтов Лихтенштейна и немецкой Бельгии. Считалось, что привязанность к месту, к малой родине, проживание в рамках отдельного государства оказывает влияние на образование особой литературной общности, в советском литературоведении подобные деления имели к тому же еще и серьезный политический аспект. Часто, правда, попытки идеологически воздействовать на живые процессы литературы, на ее глубинное естество, пытаться формировать ее с позиций текущей политики или геополитики давали осечку, заканчивались откровенной неудачей, а порой превращались и в фарс. На одном из поэтических вечеров, на пике особенно интенсивного послевоенного внедрения в сознание читателей различия между австрийской и немецкой культурой, поэта Ханса Карла Артманна, писавшего на венском пролетарском диалекте, спросили: «А Вы поэт австрийский или немецкий?». «Конечно, немецкий, я же пишу по-немецки», – ответил Артманн, повергнув так называемых «австристов» в полный шок, так как более характерного австрийского автора представить себе невозможно.
В последние годы в критике и литературоведении уже стало привычным понятие «Русское Зарубежье», выделяющее поэтов, живущих за пределами современной России, в особую категорию. Журнал «Плавучий мост» этого разделения не делает. Он вообще избегает понятий «эмигрант», «чужбина». Он публикует и поэтов, живущих в своем отечестве, для многих из которых не мыслим отрыв даже от «малой родины», и тех, которые, перефразируя строчку А. Кушнера, вполне «…мыслят счастье без топографических примет».
Ни у одной литературы мира нет сегодня такой территориальной рассеяности, как у русскоязычной. Когда мы говорим о распаде прежних имперских образований, Австро­Венгерской, Германской и Российской империй, а также СССР, мы не должны забывать, что ни одна из культурных наций не оказалась в результате коллизий XX века в таком катастрофическом демографическом положении, как русская: миллионы носителей русского языка оказались вдруг в рамках новых государств, где их родной язык не признается равноправным.
С бывших территорий Германии и Австро-Венгрии, отнятых у немцев, последних изгнали, заселив их земли другими народами. Германия и Австрия приняли с 1945 года на своих остаточных территориях до 20 миллионов изгнанных немцев. При всей трагичности их судеб они, однако, остались в сфере своего языка и культуры.
В нероссийских республиках, образовавшихся в результате распада СССР, русские вынуждены сохранять свой язык и свою культуру лишь как культурные диаспоры.
Кроме этого, мы имеем дело с огромным количеством русскоговорящих людей, разбредшихся по всему миру в результате небывалого исхода, длившегося весь двадцатый век и продолжающегося до сих пор. Первые волны русской эмиграции были насильственными, позднейшие – относительно добровольными. У разных поколений различные судьбы, различные миссии. Но фактом является то, что в сегодняшней Европе нет почти ни одной страны, где бы не было заметной по численности русскоязычной диаспоры. Это касается и некоторых стран на других континентах.
У каждой из этих диаспор своя особая судьба – продукт событий минувшего века. Характерна в этом смысле многочисленная группа российских немцев в Германии. В СССР их проживало два миллиона. Большинство из них в последние двадцать пять лет переселилось назад в Германию. Вместе с ними уехали и сотни тысяч людей других национальностей, членов смешанных семей. Таким образом, около 3,5 миллиона жителей Германии мы можем сегодня называть потомками российских немцев. Большинство из них родилось и выросло в России, русским языком владеет лучше, чем немецким. Естественно, что и литераторы из их среды, создающие стихи и прозу, пишут по-русски. Я не знаю, как эти авторы дефинируют самих себя. Не хочу навязывать им никаких определений. Но в Европе они вместе с другими выходцами из СССР объединяются в различные литературные общества, не порывают с Россией, продолжают печататься в русских журналах и издательствах как в метрополии, так и вне ее. И нет ничего удивительного в том, что редакция русского журнала поэзии «Плавучий мост», в котором печатаются поэты от Владивостока до Сан-Франциско, расположена где-то посредине этого земного пространства.
Мы еще не в состоянии осознать всего, что произошло в последние десятилетия с Россией, Европой, миром. Дробные осколки рухнувших империй еще не обозначили своего лица. Но там, где звучит русский язык, всегда звучит и поэтическая речь.
Слова Томаса Манна «Немецкая культура там, где я…», хотя и сказанные в особой трагической ситуации 1933 года, передают тем не менее самоощущение каждого художника с бесприютной судьбой и всемирной душой.

Вальдемар Вебер, Аугсбург-Москва