Журнал поэзии
«Плавучий мост»
№ 4-2014

Владимир Силкин

Золотой карась в аквариуме
Стихи

Силкин Владимир Александрович. Род. в 1954 г. в г. Ряжске Рязанской области. Окончил редакторское отделение Военно-политической академии. Автор сорока книг стихов, в том числе детских, эссе, песен, переводов, многих журнальных публикаций. Заслуженный работник культуры РФ, лауреат Государственной премии России, почётный гражданин Ряжска, заместитель председателя Правления МГО СП России, кандидат педагогических наук, кавалер ордена Почёта.

Кланяюсь в пояс дороге

Тихо по жизни шагаю,
Кланяюсь новому дню,
Строчки для внучки слагаю,
Попусту жизнь не гоню.

Праздную осень и лето,
Счастлив весной и зимой.
И на все стороны света
Кланяюсь жизни самой.

Кланяюсь в пояс дороге
За спину ладя суму,
Вот и выходит, в итоге
Кланяюсь всем и всему.

И никогда не обидно
Чувствам сердечным моим:
Кланяться людям не стыдно,
Стыдно не кланяться им.

Волчий вой

Тишина-предвестник бед!
Вон луна какая вышла!
А в деревне света нет.
Почему? Да так уж вышло.

И в глухую тишину
За кладбищенской оградой
Воют волки на луну,
Воют, надо и не надо.

Содрогается народ,
В небе звёзды обмирают.
Волки так из года в год
Радость небу доверяют.

И вот так из века в век,
Воют, как могилу роют…
Воет с горя человек,
А они от счастья воют.

Золотой карась в аквариуме

Этот карась настоящий,
Этот карась золотой,
Жалко, что не говорящий,
Золотом не налитой.

Не попадается в сети,
Не зарывается в грязь,
Самый блестящий на свете,
Самый облезлый карась.

Чешется боком о камни,
Всем своим бедам назло.
Можно потрогать руками,
Только лишь через стекло.

Вросший в аквариум тесный,
Плавает, морю молясь,
Самый на свете чудесный,
Самый пропащий карась.

Лебеда

Всё когда-нибудь кончается,
Как печаль и как вода.
На глухом ветру качается
И рыдает лебеда.

Одиноко долу клонится,
Только верит и она,
Что печаль когда-то кончится
И опять придёт весна.

Говорливая и смелая,
Не видавшая беду,
И присядет лебедь белая
На рассвете в лебеду.

Перепутает озёрную
И болотистую гладь,
И тоску, такую чёрную,
Ей удастся расплескать.

Лебеда стоит, качается,
Значит, всё еще жива,
И вовеки не скончается
Эта сытная трава.

Драка

Кто-то вытащил финку,
Кто-то вскинул кастет…
В общем были поминки,
А по сути, и нет.

Осудили нестрого
За троих одного.
Ведь убитый до морга
Не сказал ничего.

–Что же, двое не били?
–Получается, так…
–А за что же убили?
–Да за то, что дурак.

За кудыкины горы

–Ухожу, оставляю твой город
И холодные лица его…
–А куда?
–За кудыкины горы!
–А зачем?
–Чтоб не зреть никого!

–Хорошо! А вернёшься-то скоро?
–Я не знаю… Видать, никогда…
–Где они, эти самые горы?
–Я впервые собрался туда…

Надоели чужие укоры,
Каждый учит по-своему жить.
Ухожу за кудыкины горы…
А куда дураку уходить?!

Телега

Скрипит, но спокойно везёт
Нехитрую, в общем, поклажу.
С неё, хоть двухтысячный год,
В дороге районной не слажу.

Сойду и тотчас в колею,
В её чернозёмную глину.
На ней даже долю свою
Вперёд на столетие вижу.

На ней то трава, то дрова,
Тяжёлые длинные слеги.
Покуда Россия жива,
Куда ей одной, без телеги…

Бабочка

Холодно и темно,
Тускло мерцает лампочка.
Бабочка бьётся в окно,
Бабочка.

А на дворе апрель,
А над кроватью рамочка.
Стынет твоя постель…
Мамочка!

Скажете, ерунда,
Спит в это время бабочка.
Только вот не всегда…
Мамочка!

В день рождения

Ждал друзей, но оказалось,
Что друзей-то не осталось.

Разбросало по земле,
Поизнежило в тепле.

Ну, а тот, кого считал
Я врагом, врагом не стал.

Отыскал нежданно дом
И напомнил о былом.

– Поздравляю! Извини!
Если можешь, не гони…

– Заходи, – сказал ему, –
Что припёрся, не пойму?!

Посидели, всё сказав,
Я вдруг понял, был не прав.

Я сказал: „Не уходи,
Всё, что было, позади!“

Ждал друзей, но оказалось,
Что врагов-то не осталось.

Наследство

Леониду Шумскому

В полях у берёзовых троп,
Где вечером гасят ромашки,
Кукушек назойливый трёп
Да всхлипы обиженной пташки.

Зато на сто вёрст синева,
Зато облака под ногами,
И песни, в которых слова
Для нас собирали веками.

Бор

Песнь соловьиная ночью в бору,
Тишь первозданная в нём поутру.

Я полюбил этот солнечный храм,
Настежь открытый свободным ветрам.

И потому я счастливым живу,
Что понимаю и лес, и траву.

Мелководье

За перекатом перекат,
Воды свеченье,
Меняет плавное река
Своё теченье.

Здесь по колено глубина
На перекате,
И можно звёзды брать со дна
И согревать их.

А хочешь глину доставай.
Здесь столько глины!
Меси и людям раздавай
Свои кувшины.

Плети нырёт из ивняка,
Ведь на рассвете
В него голавль из топляка
Идёт как в сети.

Спеши, пока свой нос луна
Не замочила,
Через неделю и она
Уйдёт в бучило.

Смотри, как бьётся перемёт
На перекате,
А значит, жизнь в реке течёт,
И кто-то платит.

И плачут раки на заре,
И рыба плачет,
И звёзды плачут в сентябре,
Но всё к удаче.

Гадюка

В тёмном болоте не спится гадюке,
Тянет из тьмы свои скользкие руки.
Тысячу лет под водой прожила,
Но не узнала любви и тепла.

Лезла с признаньями всякая мразь,
Но обещаниям не поддалась.
Просто гадюка себя уважала
И женихов от ворот провожала.

Годы летели, и было тоскливо.
Но ведь хотелось и ей стать счастливой
И нарожать и гадюк, и гадючек,
И запереть это счастье на ключик.

Не удавалось найти себе пару,
Жизнь под водой принимала за кару.
Ни на кого никогда не роптала,
Только устала, до смерти устала.

Сватался леший один благородный,
Только и тот оказался бесплотный.
И для чего теперь это болото,
Если ты даже не любишь кого-то!

Снова на воду летит позолота,
И от бессилия воет болото.
И на земле одиноким не спится,
Впору в болоте пойти утопиться.

До белых туманов

До белых туманов снега и ручьи,
До белых туманов черёмух кипенье,
До белых туманов с тобой мы ничьи.
До белых туманов набраться б терпенья.

Они поплывут, упиваясь зарёй,
Они поплывут даже против теченья,
Они поплывут, утопая порой.
Куда поплывут? Не имеет значенья!

До белых туманов каких-то сто дней,
До белых туманов прожить бы без боли.
До белых туманов, рыбачьих огней,
До белых туманов, сгорающих в поле.

Сергей Казначеев

Арсенал полковника Силкина

За творчеством этого поэта я давно и внимательно слежу и не раз высказывался устно. В романе Роберта Музиля «Человек без свойств» есть любопытный персонаж – генерал Штумм фон Бордвер, человек, прикомандированный к параллельной акции от военного ведомства. Его называют самым штатским среди военных и самым военным среди штатских. Мне кажется, положение его в чём-то напоминает ситуацию с Владимиром Силкиным.

Полковник по званию, он, естественно, не мог пройти мимо военной темы, но, заметим, она решается у него не по лекалам привычной фронтовой поэзии. В самом решении её всегда есть общечеловеческие, философские аспекты, а главное – автор всегда находит пронзительные художественные образы: то это шальная пуля, пронзив солдатское сердце, отправляется к матери убитого, то уволенный в запас офицер во время бессонных бдений чувствует на спине удар пряжки, то по-военному скоро решается судьба целого экипажа:

Этой зябкою порою
Страшно хочется тепла
В этот раз над Ханкалою
В нас вонзается «Игла».

Вертолёт, десантом полный,
Всем нутром своим хрипит.
Дальше я уже не помню,
Дальше я уже убит.

Но, хотя лирический герой Владимира Силкина «ещё не вернулся с войны», содержательная палитра его стихов гораздо шире привычных фронтовых сюжетов. Возвращаясь в родные края, его воины обнаруживают, что и дома проблем выше крыши:

Подошел конец войне,
А верней – контракту,
И всего один пошел
Заводить свой трактор.

Глядь, а трактора-то нет,
Как и нет деревни,
В поле дачи до небес,
А вокруг – деревья.

В мёртвом поле – вороньё,
Птицы певчей нету,
Водку местное ворьё
Хлещет до рассвета.

Помимо сказанного нельзя не вспомнить о том, что Владимир Силкин – проникновенный лирический поэт: темы любви, тема родной – особенно Ряжской! – природы представлены в его творчестве весьма обширно. Мощно звучит в его творчестве и суровый мотив мужской дружбы, которая, увы, тоже даёт порой опасный крен:

Ждал друзей, но оказалось,
Что врагов-то не осталось.

Многие стихи Силкина звучат, как притчи, многие – как горькие шутки, многие – стали песнями, нашедшими своих исполнителей и слушателей. Приятно видеть, что год от года его поэтический диапазон не скукоживается, как шагреневая кожа, а расширяется. А это значит, творческий арсенал полковника Силкина далеко не исчерпан и пороху в пороховницах – навалом.

Примечание:
Казначеев Сергей Михайлович, д.ф.н, прозаик, критик, поэт, публицист.
Живет в писательском посёлке Внуково.