Марина Гарбер
* * *
Человек без прошлого лежит на спине,
Веки опущены, взгляд – вовне:
Позывное мигание в потолок.
Сверху-снизу – небесный, морской ли бог? –
Как пятно на карте, нераспознаваем.
Человек – это остров – необитаем.
Человек без любви шевелит рукой,
А под ней река говорит с рекой,
Обжигает ладонь меловой песок,
На рассветном небе горит восток,
Но и тот исчезнет в завесе туч.
Человек – это зверь – живуч.
Человек без будущего зажигает маяк,
Никого вокруг, чтоб сказать, дурак,
Твой огонь не разбудит того, кто спит,
Потолок над тобой – монолит, гранит,
И стучать в него – что воду толочь,
Человек потерянный, бестолочь.
Человек плывет мимо белых врат,
Окаянный остров, треклят, заклят,
Жжет последний уголь и керосин
Под морской баюкающий клавесин,
Прикрывает последний клочок спиной.
Человек – это суша, Ной!
Человек без имени плывет налегке,
Только мысль о потопленном материке
Прожигает от головы до ступни,
Только чайки клекочут над ним: распни!
Но некого ни распять, ни обнять.
Человек – это пустая пядь.
Человек вне времени, посмотри,
Сколько мертвой зелени – вне земли:
Прорастают водоросли сквозь грудь,
В глотке илова вызревает муть,
Пресноватая в жилах течет вода –
Человек, гореть тебе от стыда!
Человек без корней ощущает спиной
Иллюзорную близость с былой страной,
Что, однажды сгинув, не родилась,
У ворот осела, стопталась в грязь…
Но не гаснет огненный окоем –
Человек – этот свет в проем.
Поэт, эссеист. Родилась в Киеве в 1968 году. В эмиграции с 1989 года. Жила в США и Европе. С отличием окончила факультет иностранных языков и литературы Денверского университета (степень магистра искусств). Преподаватель итальянского, английского и русского языков. Поэзия, проза, переводы и критические эссе публиковались в журналах «Звезда», «Интерпоэзия», «Крещатик», «Нева», «Новый журнал», «Стороны света», «Студия», «Плавучий мост», «Эмигрантская лира» и других. Автор книг стихотворений «Дом дождя» (Филадельфия, 1995), «Час одиночества» (Филадельфия, 1999), «Между тобой и морем» (Нью-Йорк, 2008). Живет в Люксембурге.
«Нужно сказать, что врожденный поэтический дар Марины Гарбер воплотился в стиль, исключающий заземленность, обыденность, а тем более пошлость, даже если она пишет об обыденных вещах. Она умеет преобразить любую действительность, любую тему возвысить до настоящей, высокой поэзии. У нее это не театрализация жизни и не искусственное, книжное опоэтизирование повседневности, а единственная приемлемая и естественная для нее ткань жизни. Этот стиль у нее подвластен особому поэтическому настроению, о чем бы она ни писала. Нельзя не заметить, что слово «крылья» часто встречается в стихах поэтессы. Да и всю ее поэзию можно смело назвать крылатой». («Марина Гарбер и ее лирика», из предисловия к сборнику «Между тобой и морем», «Новый журнал», серия «Современная литература Зарубежья», 2008)
«В новой книге Марины Гарбер четко определилась одна особенность ее поэзии, которая в первых двух была не столь очевидна: это очень европейские, точнее даже, очень романские стихи. Дело здесь не только во внешних атрибутах и не в биографическом значении этой темы для автора. Ее стихи проникнуты неким особым воздухом старой, глубоко укорененной и одновременно живой и яркой культуры. В Европе она не гостья и не странница, но ее коренной житель – причем не в современной “мультикультурной“ и “политкорректной” Европе, а в той полувымышленной Европе русского духа, “святым камням” которой поклонялись лучшие русские умы». («Марина Гарбер. “Между тобой и морем”», «Новый журнал», №257, 2009)
«Если бы меня попросили двумя словами определить суть поэзии Марины Гарбер, то я сказала бы: «лирическая взволнованность». Когда поэт неравнодушен к тому, о чем пишет, будь то закат, Тулуз-Лотрек, «изумрудные ели» или французская свадьба, то происходит то, что сама поэтесса обозначила так: «я стихи не пишу – выдыхаю». Отсюда и переполненность образами, насыщенность стиха, некая избыточность как признак лирического дара. Некоторые же стихи поражают удивительной отточенностью и изобразительностью. <…> Стихи Марины Гарбер не подлежат тематическому дроблению, как невозможно расчленение живого опыта души, осмысливающей и пропускающей через себя, как сквозь сито, плотную реальность происходящего. Они не просты, стихи Марины, и требуют внимательного прочтения. Недостаточно скользнуть взглядом – надо осмыслить. И сильный образный строй, и некая «зашифрованность» чувств, идущих подтекстом, призывают к этому». («Светлая моя Муза…», альманах «Побережье», выпуск №18, 2009)
«Читая стихи Марины, чувствуешь руку мастера и слышишь голос поэта – неповторимый, уверенный. Эти тексты невозможно разбирать, потому что они не собраны, а выращены, как дерево или цветок. Или скажу иначе – ее стихи напоминают готический храм, что-то вроде Сент-Шапель: несущие колонны воспринимаются как стволы или стебли, а стен почти что и нет,- только витражные окна». («Марина Гарбер. “Между тобой и морем”», Стихи.ру, 2011)
«У Марины Гарбер параллельные миры пересекаются, Стикс протекает в непосредственной близости к какому-то убогому помещению с уборщицей и искусственным освещением… У неё в стихах нет и не может быть границ между смертью и жизнью. Они обе вхожи в её стихи как враждебные сестры… как неделимое и болезненное единство. В этом смысле она очень близка всей романтической канве Серебряного века… <…> Почти в каждом стихотворении скрыта пьеса, драматическая напряженность сюжета. Порой он яснее ясного. Но в каких-то деталях перипетий он часто может лишь только угадываться… Эта двойственность, а ещё чаще – множественность, поливариантность сюжета – воистину магическое пространство. Загадочность его, неопределённость завораживает ещё и хитросплетением невидимых связей, нитей, жил и завязей мира или даже миров между собой…» («Выход в запредельное», журнал «Эмигрантская лира», №2 (6), 2014)