Максим Замшев

Остатки нежности

Стихи

Об авторе: Максим Адольфович Замшев род. в 1972 г. в Москве. Окончил музыкальное училище им. Гнесиных и Литературный институт им. А.М. Горького. С 2000 г. работает в Московской городской организации Союза писателей России.
В настоящее время занимает должность заместителя Председателя Правления.
С 2004 г. – гл. редактор журнала «Российский колокол».
С 2007 по 2010 гг. – руководитель проекта «Конгресс писателей русского зарубежья». Координатор премии им. Антона Дельвига, заведующий отделом литературы «Литературной газеты».
Автор десяти поэтических книг и четырёх книг прозы, а также более 1000 разножанровых публикаций в России и за рубежoм.
Лауреат международной премии им. Николы Вапцаровa и премии им. Дмитрия Кедрина. В 2008 г. указом Президента РФ награждён медалью ордена «За заслуги перед Отечеством II степени». Награждён также другими правительственными наградами, в том числе: медалью Министерства Культуры РФ к 100 летию М.А. Шолохова, медалью Министерства Культуры РФ к 200 летию М.Ю. Лермонтова. Заслуженный работник культуры Чеченской республики.

* * *
Сколько можно не спать? Сколько можно придумывать страсти
О больших кораблях, что плывут без руля и ветрил?
Что-то давит в груди. Видно, там раскололось на части
То волшебное блюдце, откуда я молодость пил.

От болезни такой ни один эскулап не излечит,
Не придуман рецепт, чтоб рассеять сердечную тьму.
Сколько можно не спать? Сколько можно настраивать речи
На неведомый лад, что понятен тебе одному?

Расскажи лучше всем про парад, где горластые трубы
Надрывались о том, что в империи зреет беда,
И как ветер упрямо ворочал афишные тумбы,
Собираясь прошедшую жизнь отменить навсегда.

Сколько можно не спать, фонарей принимая желтуху
За последнюю милость последних написанных глав,
Сколько можно часы прижимать настороженно к уху,
Ожидая, что время рассудит, кто прав и не прав.

Пусть одно и осталось в тебе – это кровь удалая…
Ты смотрел в темноту – и до первого солнца ослеп.
Сколько можно бояться зеркал, отражений и лая
Одичавших собак, что луну принимают за хлеб.

Если в слове любовь пропустили вторую кавычку,
Значит, жизнь, драгоценная жизнь, сократилась на треть.
А рассвет, опоздав, подтверждает дурную привычку
Разгораться, когда невозможно его рассмотреть.

* * *
Втягиваю тебя через соломинку,
И втягиваюсь в этот процесс.
Мы будем жить в маленьком домике
В Нормандии и пить шартрез.
Не холодными зимами солнце
Будет ласкать нас незримо,
И губы мои иссохнут
От нежности невыносимой.
Втягиваю тебя, втягиваю,
Вкусы перемешиваю исступлённо,
Мысли свои с места страгиваю,
И они разгоняются, как вагоны,
Чтоб успеть к тебе до рассвета,
Чтоб остаться у тебя до полудня,
А ночью, когда ты раздета,
Превратиться в зайчиков лунных.
Мне много чего пророчили,
Отнимая меня у молвы.
Наколол бы у сердца твой профиль я,
Жаль, великие живописцы мертвы.

* * *
Апрельский дождь накрапывает скупо,
И взгляд мой обрастает серым мхом.
Как будто ночью кто-то пил из кубка,
А поутру расплакался тайком.
Сны толковать теперь устала память,
И карточный из них не сложишь дом,
Не говоря о том, где ты стопами
Могла бы очертить мой окоём.
Ты вне дождя… И волосы по ветру
Твои летят. Наверно, Бог с тоской
Переписал те древние поверья,
Где ждал тебя обещанный покой.
Не любят звёзды говорить впустую,
Их языки шевелятся с трудом.
В летейскую мне окунуться стужу
Давно пора, но не проглочен ком,
И хрип мой до конца не иссякает,
А хрип – всегда предтеча чистых слов.
У тех, кто ловит чьи-то сны руками,
Богатый намечается улов.
Тоска тоской, любовь любовью. Площадь
Пуста. И даже птицы не галдят.
У памятника украду я лошадь
И поскачу, куда глаза глядят.
Покрутят пальцем у виска менялы,
Прохожий редкий схватится за грудь.
И если правда, где-то ждёшь меня ты,
Не слишком долгим будет этот путь.

* * *
В тот год, когда друг друга повстречали,
В Шабли разлили лучшее вино.
И как нам избежать хмельной печали,
Коль меньше жизнь, чем ставки в казино.

Пусть лилии цветут в иных озёрах,
Пусть кличут мне опалу и беду,
Я утону в твоих медовых взорах
И гулким звоном в сердце упаду.

Тобой вздохнуть, и думать, что полдела
Уж сделано, – мурашки по спине.
В Шабли нам улыбнутся виноделы,
Узнав, что наши губы в их вине.

А бабочки легко сидят на коже,
И в животе, и далее везде.
Я буду под тобой, как под наркозом,
К тебе тянуться буду, как к звезде,

А как не хватит рук, постой, не сетуй,
Я раздобуду крылья у цикад.
И будем из космической беседки
Смотреть немного сверху на закат.

* * *
Теперь придётся жить, как ты хотела,
Хоть ты всего лишь след на панораме,
Затерянный средь прочих экспонатов
Такого лета, что другие «Ах!» –
И то не скажут. Нынче, вне предела
Моих терзаний, по оконной раме
Ползёт слеза: во сне шепчу «не надо»,
Но просыпаюсь утром весь в слезах.

Не свечи загораются, а книги
Пылают вместе с сердцем. Где расплата
За буквы, что бежали без оглядки,
Пока не врезались в кирпичный дом?
А в доме старомодные интриги
Остались вместо серебра и злата,
И в пору мне сразиться с ними в прятки,
Но некому настаивать на том.

Представь, что всё закончилось, и ветки
Дрожат многообразно и ранимо
В своём сиротстве – первые от века,
В своей тоске – последние для нас.
В углу пылятся старые баретки,
А время в комнатах проходит мимо
Того, что не содержит ни ответа,
Ни восклицанья, ни прощальных фраз.

Теперь придётся жить. На зло, на счастье,
Знать, что потери – это суть движенья,
Считать шаги, и вечно путать числа,
В пустых карманах мелочью звеня.
Ни что не отразится на брусчатке,
Но ты моё увидишь отраженье,
Когда твои глаза начнут учиться
Смотреть на мир, в котором нет меня.

* * *
Жизнь можно съесть, можно выплюнуть, можно забросить
На антресоли, что будут для жизни тесны.
Жаль, у друзей на висках появляется проседь,
Жаль, у подруг на ресницах не держатся сны.

Кто превращается в смерть и не хочет обратно,
Тот развязал все узлы и свободен теперь.
Дни отделяю от дней, расспросив многократно
У alter ego, каких ожидать нам потерь.

Жизнь можно сделать блестящей конфетной обёрткой,
Что позабыли на складе, уехав тайком.
Жизнь можно вывернуть самой обычной отвёрткой,
Чтобы потом тяжеленным забить молотком.

Что ты, любимая, что ты? Нам страхи дорогу
Издавна не переходят, боятся пинков,
Станешь нежней оттого, что слывёшь недотрогой,
Станешь сильней, коль расслышишь ночных мотыльков.

А на простынке останется контур от тела,
Тела, сорвавшего ночью последний джекпот.
Вся моя жизнь, это то, что ты раньше хотела
Не совершать, но желанье осталось и жжёт.

Кто неизвестность опять превращает в известность?
Если теряешь себя, так быстрее иди.
Скоро почуешь любви незнакомую местность,
Чьё-то дыхание в спину и ветер в груди.

* * *
Закат ласкает стену дома
Во всём непостоянстве ласк.
Давно знакомая истома –
Открытый в будущее лаз.

Нет-нет да сердце слабо ёкнет
Наверно, из последних сил.
И кажется, что в этих окнах
Обычным голубем я жил,

И видел, как внизу робела
Твоя невинная душа.
Гадал, что ты чертила мелом
На тротуарах не спеша.

Потом хотел к тебе на плечи,
Но ты меня отогнала.
И невозможность новой встречи
Воткнулась в горло, как игла.

Что голубиная мне память?
Я жизней множество впитал.
Министром был, гиппопотамом,
Повесой, а теперь устал.

Свеча горит, свеча погаснет
В необъяснимой ворожбе,
И где-то брезжит путь неясный,
Закатный путь – назад к тебе.

* * *
Я еду вдоль и поперёк
……….Страны, где ветер чёрный
……….Меня берёг, да не сберёг.
……….Что скажет кот учёный,
……….Своей цепи услышав звон,
……….Звучащий многократно?
……….Да и какой ему резон
……….Ходить туда-обратно?
……….Я растерял любви слова
……….На неизвестных сопках.
……….И только мудрая сова
……….Следить за мной способна.
Мне горький преподать урок
Охотники найдутся.
Я еду вдоль и поперёк,
Чтоб только не вернуться.
Пусть барабаны сушит дрожь,
Войска давно на марше.
Кота учёного не трожь,
Он всех сегодня старше.
Он пережил свою судьбу,
И бант на нём атласный.
Пора прикусывать губу,
Чтоб не болтать напрасно.
А коль молчанье протечёт
И все зальёт пороги,
Я личный проведу учёт
И подведу итоги.
Как хорошо, когда черта
Повисла над талантом.
И глаз учёного кота
В ночи горит брильянтом.

* * *
Чем ближе весна, тем проще
Себя убеждать: мы пара.
Взгляни на Трубную площадь
От Сретенского бульвара.
И что разглядишь с холма ты?
Что светлые встретят очи?
Карнизов тугих шпагаты
И разные всюду точки,
Верхушки деревьев, крыши,
Хрустящего полдня кожу
И счастье, что ты расслышишь,
Наверно, немного позже.
Москву не зальёшь слезами,
Водичку здесь льют из лейки.
Нас улицы разрезают,
Чтоб заново вместе склеить.
Глотаем мы капли влаги,
Чтоб выдохнуть в поцелуях.
Висят облака, как флаги,
Тряпьём отражаясь в лужах.
Пройдёмся давай до Чистых,
Судьбу разгребём руками.
Весна наступает быстро
И в спину меня толкает.
Любовь наступает громко,
Терзая и оглушая,
По мартовской тонкой кромке
Пройдём до конца до края.
Столица вернула стаи,
Поклоном чужому дому.
А лёд непрестанно тает,
Царапая по живому.

* * *
Не верь, не бойся, не проси,
Не обольщайся.
Мужчинам на Святой Руси
Не нужно счастья.
Не нужен хлеб, не нужен квас
И соль рассвета.
Ни мне, ни каждому из нас
Не нужно это.
Была бы кожа у земли
Под утро влажной.
Была бы женщина вдали,
Что ждёт отважно.
А горизонта полоса –
В разрывах ранних.
Нет уходящим в небеса
Конца и края,
Как нет спустившимся с небес
Успокоенья.
Мой профиль в облаке исчез
В одно мгновенье.
Мой взгляд отправился в зенит
За новым солнцем.
Мой голос врезался в гранит
Звезды спасённой.
Дробится эхом долгий плач,
И гости едут.
Меня от пораженья спрячь,
Как от победы.
Не верь, не бойся, не проси,
Себя слагая.
Мужчины на Святой Руси
Мосты сжигают.
От первой до второй беды
Спешим по минам.
И кто ещё, как не дрозды,
Споют псалмы нам.
И кто ещё, как не орлы,
Расскажут вдовам
И поминальные столы
Накроют вдоволь.
В меня впиваются клыки
Миров соседних,
Скользить по линиям тоски
Легко последним.
И сколько ты не голоси,
Всё слижут осы.
Не верь, не бойся, не проси,
Не верь, не бойся.

* * *
Когда я научусь тебя любить,
Какое будет явлено мне знанье?
В какое ушко вдену жизни нить?
И что ты разберёшь в моём признанье?

Когда я научусь любить тебя,
Земля себя подарит небосводу,
И ангелы, отчаянно трубя,
Объявят нам желанную свободу.

Когда тебя любить я научусь,
Чтоб никогда уже не разучиться,
Мои стихотворенья наизусть
Прочтёт тебе неведомая чтица.

А ты наденешь тёмное пальто,
И вдруг поймёшь во всей хрустальной сути,
Что время превращается в ничто,
За сутками проглатывая сутки.

Не наблюдать ни миг, ни час, ни год –
Вот наш удел – даю тебе поруку.
И если бесконечен твой уход,
То значит, ты идёшь ко мне по кругу.

* * *
На себя надо напороться,
Как на кол, чуть пониже лба.
Если нет уже сил бороться,
Значит, это не та борьба.
Если свету глаза не рады
И ушли без тебя вперёд,
Значит, выстроить баррикады
Лучше вдоль, а не поперёк.
Если кровь, что текла из ванной,
Превращается в сладкий сок,
Жди оказии из Гаваны,
Революции жди песок.
При тебе его весь просеет
Припозднившийся чёрный гость,
Чтоб для матушки, для Расеи,
На ладони осталась горсть.
Видя, как урезают пайку,
Тем, кто роль отыграл не ту,
Че Геваро кричит на майках,
На плакатах и на тату.
А Фидель не кричит, он пишет,
Отвлекаясь от близкой тьмы.
Волкодавам не хватит пищи,
Если пищей не станем мы.
Преферансы и реверансы –
Это постмодернистский хлам.
Начинаются волчьи танцы,
Чтоб не плакал никто по нам.
Если чуешь, что мимолётно
Будет счастье, – отдай другим.
Расписание самолётов
Заучи наизусть, как гимн,
И на каждую стюардессу
Припаси равнодушный взгляд.
Революция – это месса,
Где раздали бесплатный яд.
Кто отравится? Кто воскреснет?
Чьей насытимся мы виной?
Небосвод, несомненно, треснет,
Только вот над какой страной?
Правда чёрточками уродства
Искажает лицо лжеца.
На себя надо напороться
И терпеть это до конца.

* * *
Зачем назвалась ты сиреной?
Чтоб миф возвратился? И ради
кого ты утёсы скрываешь?
Когда я в озябшем трамвае
бежал от себя в Петрограде,
ты буквы растила в тетради
по-детски легко и смиренно.
Я вдоволь напился отравы,
и море мне даже не снилось.
А ты неумело взрослела,
и жизнь подбиралась к нам слева,
но мы её видели справа,
а зеркало билось и билось,
терзая прошедшее время…
Зачем назвалась ты сиреной?
Чтоб чья-то невинная шалость
в большую любовь превращалась?
А после лежала на глади,
готовясь к свиданью с Нептуном?
Сирена, что мудрствовать втуне?
Моря, как любовников, гладишь,
ничьей навсегда оставаясь.
А я ещё еду в трамвае…
А дом мой распяли на сваях,
хоть был он и самым высоким…
На север распахнуты двери…
Жаль, моря не видно из окон…
а то я в него бы поверил…

* * *
Это трепетное весеннее
Настроение – лишь на час.
Бесконечными каруселями
Что-то движется мимо нас.
В тихом омуте, в тихой заводи
Перепутались даль и близь,
И хотелось бы в круг, да за руки
Слишком крепко с тобой взялись.
Перемешаны краски заживо,
Ими вымазан белый лист.
Если в небе звучит адажио,
На земле мы танцуем твист.
И кому будут вторить лабухи,
Коль похмелье томит с утра.
У деревьев кора расслаблена
В ожидании топора.
Я любовь вырубаю просекой
В молчаливом твоём лесу.
Пьём Просеко и дышим росами,
Держим прошлое на весу.
Настоящего нет, а в будущем
Невозможного счастья крик.
Будет время лихими бубнами
Нас приветствовать каждый миг.
Мы друг в друге ища спасения,
Не найдём его наперёд.
Это трепетное весеннее
Настроение не умрёт.
Наши жизни – две краски смешанных,
Наши судьбы – две ноты вслух.
А повсюду остатки нежности
Невесомые, словно пух.