Константин Латыфич
Из цикла «Равноденствие»
…а сад не пуст. Здесь вновь по именам
вполголоса друг друга называя
вино и хлеб разделят пополам,
по кругу не спеша передавая
кувшин и блюдо, что оставят след
на клетчатой клеёнке – полукруглый
и быстро высыхающий. И свет
от окон дома – сделает не смуглым
случайно наклоненное лицо,
затем другое. И недолго длится
полет белянки. И, замкнув кольцо
между деревьев, бабочка садится
на середину длинного стола.
Здесь сходятся заросшие тропинки.
Здесь яблочная терпка пастила….
И снова под дарёную сурдинку
над кронами рассыпанной слюды
доносятся обрывки разговора.
На ветках жёлто-красные плоды,
готовые для утреннего сбора.
Константин Латыфич родился в Самаре в 1966 году.
Возводит родословную к боснийским хорватам, что отразилось в некоторых его произведениях. Служил в армии, работал на заводах, стройках. Учился на филологическом факультете Самарского университета. В разное время работал в печатных изданиях и на радио. Автор книг в стихах «Человек в интерьере» («Русский Гулливер», Москва, 2007), «Равноденствие» («Русский Гулливер», Москва, 2012). Стихи публиковались в литературных журналах «Гвидеон» (Москва), «Performance» (Самара), «Графит» (Тольятти). На ресурсе «Литературный арьегард». Завершил работу над эпосом «Письмена Междуречья».
В настоящее время живет и работает в Москве и в Самаре.
Творчество Константина Латыфича сочетает традицию как вневременной источник обновления смыслов с интересом к проблеме бытийности и социального бытования человека в современном мире. Любимые авторы — Данте, Вергилий, Проперций, Боратынский, Пушкин, Рильке, Мандельштам, У.Х. Оден, Т.С.Элиот.
«И вот я вижу, как в точке баланса, во вневременности, дырке от бублика, в цезуре Латыфича. внешнее время продолжает течь, а внутреннее время стихотворения, существующее собственной тягой и упором, — тогой, створом — останавливается, как лодка на бурном пороге, уперевшись в камень, и волны бытового времени — переплескивают через нее, а она великолепно стоит, врастая в черепашью вневременность, а заодно в историю Энея или яблока. Собственно, из такой остановленной беготни, из паузального вещества вне времени и пространства и состоят лучшие «самозваные» стихи поэта, как, кстати, и основные вещи вселенной».
«Для меня Латыфич важен не столько ощущением славянского братства и покорением близких моему сердцу поэтических высот, сколько желанием – осознанным или интуитивным написать новую «Илиаду», эпос, утопию, которая может изменить мир или вернуть его к первоначальным очертаниям. Его «Таблицы Междуречья» – яркий пример такой мощной, подвижной фактуры, на которой и может строится подлинная словесность».
«Латыфич заставляет человека прорастать в мир, в ландшафт, в вечное настоящее древности. Его герой ощупывает пространство, ставшее временем, в поисках того места, где совпадает с собой».