Журнал поэзии
«Плавучий мост»
№ 2(6)-2015
Сергей Золотарев
Букет Абхазии
Стихи
Об авторе: Род. в 1973 г. в Жуковском, учился в ГУУ им. Орджоникидзе, КМС по большому теннису. Публиковался
в журналах «Новый мир», «Арион», «Новая Юность», «Интерпоэзия» и др.
1
Плачет комарик в хрустальном гробу своей песни.
Кается в бездне
бутылки «Апсны».
И, зацепив, распускает на петли
вещие сны.
Зубом на ниточке – лишь дверную
ручку действительность провернет –
в спальне болтается, боль минуя,
неуловимый его полет.
Ты назовешь это зовом крови.
Спящей красавицей на цепях
песни качаешься в изголовье
не высыпающейся себя.
Этим облетом тебя по кругу
с капелькой крови в мощевике
он предваряет природу юга
от обрывания сна в пике.
Оберегая тебя от мрачных
мыслей, видений и глухоты
писком прозрачным
движеньем жвачным…
И на мосту замки новобрачных
вдруг раскрываются, как цветы.
2. Апсарская гора
В келье апостола Симона Кананита
солнце проходит по два зенита
за ночь, сдвигая кругом лампадки
горные складки.
Ниже по берегу в бурном потоке
Время разыскивает вещдоки
казни, случившейся на века
раньше, чем появились сроки
давности, стало быть, и река
что протекает на лобном месте,
может на спиле вместо колец
вдруг обнаружить свое перекрестье!
Ибо воды состоит голец
из позвонков лебединых шейных
крестообразных, и всяк атлант,
словно понесший свой крест отшельник,
будет распилен за свой талант.
3. Команы
В самом сердце земли,
где закончили путь Иоанн Златоуст
и Святой Василиск,
где прозрачен воздух, и пуст
саркофаг, где стареет реликт –
Грузино-Абхазский конфликт
добавил к Святым местам
то, что идет по пятам.
4
На скале отпечатали обе ступни –
прошедшие дни.
То, что тропа не была широкой,
привлекает иных скромняг.
Ниже – река, живущая на камнях
в виде отпущенного им срока.
5
Воздух здесь кажется светляком.
Залпом вдыхается все живое
и освещает легкие целиком
и вылетает на смерть свою – стать левкоем.
Люди подсвечены изнутри
чачей, как мутные фонари.
Самое время принять грязевые ванны.
Что еще?
Гор подъемные краны,
бараны
и глухари.
Но можно видеть, когда темно,
как – книгой легких – на альвеолах –
дышит развернутое руно
эллинской школы.
6
Солнце уводит лучи из моря
выводком желторотых цыплят.
Оконные стекла, сваренные
в одном котле с мамалыгой,
видеть себе позволяют то, чего
рама оконная – гнутый обод
вдаль катящегося колеса –
много быстрее других достигнет.
Смерть по ночам отрясает пекан,
бьющийся со стуком пегаса,
что позволяет набрать стакан
смертного часа.
7
Рыжая проволока иголок
сетью проложена по земле
и обеспечивает поселок
связью – при помощи дефиле
ног по ночному ковру Пицунды.
В долю секунды.
Ночью утопленные надгробья
ламповых радиол
слушают музыку и коробят
этим ближайший ствол
реликтового аксакала
в лампах накала
могильных приемников предков
много редкоземельных металлов.
Косточки слабо мерцают,
слабо мерцают и редко,
ибо почти не осталось
работников ЦАГИ,
сумевших бы оценить…
8
Дюжина беглых друзей аскета.
Чача в лафитнике. Жидкий стул.
Молодость любит сживать со свету.
Старость – разглядывать на свету.
То еще бортничество – у диких
пчел отбирать первобытный мед.
Старость умеет из нервных тиков
сплесть и чуть позже попасть в переплет.
Мало ли доблестных здесь и добрых.
Все же безделие как обряд
подразумевает особый образ
мыслей, обернутый в звукоряд
самодовольства. Отсюда песен
сладкая грусть и застольный флуд.
Путь к Кананиту сладок и тесен.
Господи Боже, прими за труд!