Журнал поэзии
«Плавучий мост»
№ 2(6)-2015

Иван Голль

Стихи о любви
Стихи

Предисловие и перевод: Вальдемар Вебер

От переводчика

В истории литературы немало имен, окутанных флером загадочности. Причиной этому не только незаурядная литературная судьба, но и исключительная своеобычность автора. Следствие этого – неспособность литературных критиков оценить явление, не вписывающееся ни в какие существующие или намечающиеся литературные тенденции.
Иван Голль писал на двух языках, немецком и французском. Родившийся в 1891 году во франкоязычной еврейской семье, получивший школьное и университетское образование на немецком языке в Лотарингии и Эльзасе, бывших тогда в составе Германии, он начал свою литературную деятельность во время Первой мировой войны, и сразу выдвинулся в число ведущих немецких экспрессионистов. Знаменитая антология Карла Пинтуса «Сумерки человечества»(1919 г.), главный литературный памятник экспрессионизма, включала семь стихотворений И. Голля. Написано большинство из них в Швейцарии, где Голль поселился в начале Первой мировой войны, потрясенный враждебным отношением друг к другу двух родных ему наций. Из Швейцарии он посылает свои пацифистские депеши в стихах и прозе народам Европы. В них отразились смятение и потрясенность многих представителей европейской интеллигенции от творящегося вокруг безумия. Образы поэзии Голля в этот период предельно напряжены, экстатичны. Требования поэта в его манифестах решительны и безапелляционны.
В годы, проведенные в Швейцарии, Голль сближается с дадаистами. Не будучи членом их группы, не причисляя себя к дадаистам, он тем не менее испытывает на себе их сильное влияние, что сыграет в конце концов свою роль в его приверженности к новому направлению в Европе, к сюрреализму, одним из зачинателей которого он становится.
С 1919 года Голль в Берлине. Он публикует стихи, рассказы, романы, статьи. Но все же главным жанром остается для него поэзия.
В 1924 году он переезжает в Париж, где вместе с Поль Элюаром начинает издавать журнал «Сюрреализм», который объединяет вокруг себя многих знаменитых художников, конкурируя с одноименным журналом А. Бретона.
Живя во Франции, Голль не теряет связи с Германией, пишет прозу, рецензии и статьи для немецкой прессы, информируя немцев о событиях французской культуры, он тесно связан с немецкой театральной жизнью, публикует в Берлине тексты своих пьес, заботится об их постановке. В эти поздние двадцатые годы происходит отход Голля от прежнего экспрессионистского пафоса, он вырабатывает свой стиль «сдержанного сюрреализма», а также открывает для себя мир восточной поэзии, новой и древней. Голль пишет попеременно по-немецки и по-французски, переводит свои немецкие стихи на французский, а французские на немецкий. В этом ему помогает спутница жизни немецкая поэтесса Клэр Голль.
Тогда же рождаются и «Малайские пессни о любви». Оригинал (1932) написан по-немецки, но был утерян (найден лишь в 1966 году) и переводы на другте языки осуществлялись с авторского французского перевода, вышедшего в 1934 году. Книга приобрела всемирную известность и была переведена на многие европейские и восточные языки. Успех был настолько велик, что японское издательство обратилось к Матиссу с просьбой сделать иллюстрации. Стихи написаны от имени малайской девушки. В них с одной стороны первозданная простота, с другой – богатейшая чувственная фантазия. Вечная тема любви, звучащая здесь как бы вне времени и пространства (атмосфера малайских джунглей у Голля абсолютно условна). Этого эффекта, когда физически ощущаешь вневременность стихотворения, Голль добивается почти во всей своей последующей лирике, он без конца варьирует тему любви и создается впечатление, что источник, питающий их, неистощим. Каждое стихотворение воспринимается как частица космически огромного чувственного мира художника. Тема любви перерастает себя, вторгаясь во все сферы чувств человека, во все его «вечные» проблемы.
Одновременно Голль пишет стихи о любви, где время и объекты любви выражены конкретнее. Здесь все происходит на фоне городского пейзажа. Из атмосферы этого пейзажа вырастает метафорика поздний стихов Голля, оживляет их конкретностью, создает образ большого города как загадочного мира чувственности и сложных душевных переживаний. Историки литературы, в последние годы все больше начинающие осознавать значение творчества Голля для немецкой и французских культур, рассматривают немецкую и французские составляющие его творчества как одно целое, но видят также тематические и стилевые отличия.
Наиболее значительное французское произведение Голля – книга «Иоанн Безземельный». Имя и судьба легендарного короля, жившего в двенадцатом и тринадцатом веке, послужили Голлю идеей для создания серии баллад. Судьба короля, бездомного и гонимого временем, показалась Голлю похожей на его собственную судьбу. Он родился на территории Германской империи и имел немецкий паспорт. После Версальского диктата Лотарингия и Эльзас вошли в состав Франции и он независимо от его воли из немецкого гражданина превратился во французского. Когда он переехал во Францию, его в Германии продолжали считать дезертиром, жившим во время войны в Швейцарии. В какой-то степени цикл «Иоанн Безземельный» подтвердился и дальнейшими событиями. В 1939 году И. Голль и его жена были вынуждены эмигрировать в Америку. где Голль издавал эмигрантский журнал, привлекая к сотрудничеству многих знаменитых эмигрантов, в том числе Сен-Жон Перса.
После войны поэт вернулся в Европу. Его возвращению предшествовало стихотворение «Песня непобедимых», написанное им в 1942 году на трех языках, на английском, немецком и французском, первая строфа которого говорила от имени целого поколения:

«Черное молоко беды
Мы пьем тебя
По дороге на заклание
Молоко мрака»

В последнее десятилетие своего творчества И. Голль возвращается к немецкому языку, с которого начал, но на котором почти не писал целых пятнадцать лет. Две его последние немецкие книги «Найла» и «Сон-трава» – вершина стиля Голля, наметившегося в его сюрреалистической лирике 20-х годов
Эти книги завершили его путь, путь от экспрессионистического пафоса и гуманистической утопии к монтажному стилю сюрреализма, от опьянения словами к строгости формы, от идеологической и авангардистской ангажированности к артистизму.

Последний романтик

С волнением жду на вокзалах весну
Локомотив тоски больше не делает остановок

Пять тысяч почтовых голубей с неверными адресами
Я послал вослед моей неведомой возлюбленной

На дом велел доставить соловьев в роялях
Но они задохнулись в летней ночи

Я приобрел землю в Пампе
С прирученными тиграми

На ярмарке выиграл алюминиевую луну
Оказалось, плохой товар: расплавилась до рассвета

Чьему сердцу доверить мне
Только что сорванные фиалки?

Безутешно мечусь по Европе
С мертвою ласточкою в кармане

Из книги «Стихи любви», 1925

*
О мой луг
С абрикосовыми губами!
В тихих водах твоих глаз
Трясут хвостом трясогузки
А я омываю
Свою усталую душу.

Незабудки цветут
В ямочках твоих щек,
На тебя похожие
Точно племяшки.

Ветер играет на арфе твоих волос.
И как ангел далекий
Поет твое сердце.

*
Спи, больное мое дитя:
Мне хочется остановить вращенье земли
Смазать шестеренки луны
Поржавевшие от твоих слез
Впиться в глотку астматику-ветру
Будящему всю Европу…
Чтобы дать тебе спать,
Я бы ватой подбил трамвайные рельсы
Дождь в снег превратил
И каждое утро стрелял бы дроздов
Чье пение может поранить
Твое как у лани робкое сердце:
Чтобы дать тебе спать

Из книги «Стихи ревности», 1926

*
Орфей зачаровывал
Позевывающих пантер,
Бархатных кротов,
Истерических страусов,
Четырехэтажных китов,
Непризнанных павлинов,
Шмелей,
Скорпионов.

О ты, опаснейшая из всех!
Что мне спеть,
Чтоб укротить тебя?

*
Ах, почему, неверная,
от меня ускользаешь в края лихорадки!
Твои шаги исчезают вместе с тающим снегом,
Кровоточат на ветвях клочья твоей души.

Что за алчный бог прогулялся здесь?
Ты горишь!
Может быть, ты прошла слишком близко
Мимо одной из звезд?
Твой рот неспокоен, как барка, что уже не вернется назад,
И я твоих слов не услышу…

На руках у меня,
Хмельная, нагая, влажная,
Вся моя
И вся не моя!

*
На моих щеках
Татуировка твоей улыбки

Мой рот
Вылеплен твоими поцелуями

Кислота твоих слез
Оставила следы на моих ладонях

От твоих немеркнущих писем
Разбухают мои карманы

Неуязвим
Для любого взора

И все же ты в страхе
Что женщины будут смотреть на меня?

Из книги «Стихи о жизни и смерти». 1927

*
Не хочу умирать.
На каком еще небе увижу
Синеву твоей улыбки,
Какой ад воссоздаст
Пламя твоих локонов,
Ничего не ждет меня вне твоих губ!

А на случай, когда однажды
Смерть задумает их замкнуть,
Я поцелуй заготовил…
Он взорвется мощней мелинита
И украсит их вечной улыбкой!

*
Мы должны еще жить,
Так как наши тела
Тянутся к небу.
У нас, как у черного кипариса,
Долг – вырастать все выше,
Чтобы приблизиться
К Богу!

Невозможно, дитя мое, устраниться,
Как бы мы не устали!
Ты, носящая под своей грудью гиацинты,
Ты, которую розы
Узнают по глазам с неисцелимой грустью,
Ты, парящей походке которой
Завидуют лани,
Выдержи
Еще немножко счастья!

*
Ни для кого не проходит бесследно
Созерцание солнца.
И я потерял мое зренье – слишком много глядел на тебя.

И я потерял равновесие,
Позабыл имя Бога,
Словно предал само человечество.

Твои глаза заменили луну.
От их гипнотической силы
Нигде не скрыться в ночи!

Твоя светлая грудь
Заменила мне землю и небо,
И привела на самый край горизонта…

Из книги «Седьмая роза», 1928

Двое

Они жили плоть к плоти
Ребро к ребру
Глаз в глаз

Вместе ели
мясо одного быка
плоды с одного дерева

Глядели на море
Всходили на горы
Спускались с них

Сетовали на жизнь летом
Сетовали на жизнь зимой
Сетовали на жизнь осенью

Весной он умер
Лишь тогда она поняла
Что никогда его не любила

Любовь дня и ночи

Был день
Была ночь

День любил ночь
Ночь обожала день

Они приходили и уходили
И их было двое

Они бродили рука об руку
Но не были вместе

Ему нравились маленькие муравьи
Ей маленькие львы

Он здоровался с людьми
Она с мужчинами

Молодым был день
Молодой была ночь

Когда друг на друга они взглянули
Они были стары

Вечернее облако

Что это – рука любимой?
Гвоздика, выпавшая из ее пояса?
Недоеденное малиновое мороженое,
Оставленное ею на небесной террасе?

Из книги «Стихи о любви» 1930

*
Гляжу,
Как ты покачиваешь головой –
Красной георгиной на стебле позвоночника!

Целую каждую твою морщинку,
Пересчитываю каждый твой волос,
Познаю галактику твоих веснушек.

И все же: как мало я знаю тебя!
Что мне известно о красных бурях
В глубоких ущельях твоей крови?
Что о твоем неземном восторге,
Когда тебя посещают ангелы?
Что о ночных убийствах,
Совершающихся в твоем сне?
Известно ли мне, например, сколько скелетов
Покинутых тобой любовников
Тлеют на дне твоего сердца.

*
И эта рука постареет
Она утешавшая
Мою последнюю печаль
Дурманившая ночь ароматом глициний
Порхавшая пленительней бабочки
Рука которую помню
Живой и ранимой как лилия
Опьяненная утренней зарей
Жаждущая луны
И она станет стареть
И стыдливо желтеть
Как слоновая хрупкая кость!
Но точно отнятая у моря раковина
Она будет помнить о бурях нашей любви

*
Ты звала меня?
Тебя все еще лихорадит?
Вечерней тоской зовется твоя болезнь!
Бризом укатай плечи свои,
Дай мне лоб свой, я на нем поселю
Песнь перепелки,
И ты голову склонишь на облако, красное от заката.
Но коль и тогда не поможет,
Пригоршню звезд возьми –
Мой аспирин!

*
Вечность не в смерти
И железная астра могилы
Ржавеет

Вечность здесь в твоей улетающей песне,
В быстрогорящем маке твоих покрасневших щек,
Она цветет и пахнет фиалками твоих губ,
Дрожит и вздрагивает в нашем поцелуе,
К которому ревнуют боги.

*
Ты была пряной гвоздикой
Летней бузиной
Маленькой бабочкой
Нервной антилопой
Веселой быстрой форелью
Последним вечерним облаком
Не спеша исчезавшим из мира…

В другие дни ты была просто женщиной.

Из книги «Малайские песни любви» 1932 – 34

Мне страшно взглянуть
На бледные бедра мои
Так они одиноки
Я их укрываю
Чтобы защитить от собственных рук
Блуждающих
В поисках пепла твоих поцелуев

Когда ураган
Как свора голодных собак
Набрасывается на холмы
Кромсая кровавой пастью
Доверчивый миндаль
Срывая головы анемонам
Топя в новорождённых ручьях
Неоперившихся воробьев –

Никто в целом свете
Так не трепещет от страха
Как я
При твоем приближеньи в ночи

О как щедро
Ты душу свою распростёр
У моих колен
Ни камня больше не чувствую ни земли
Рыхлой но темной
Ни дерева пахучего но бесчеловечного
Ни ковра, мягкого но пропитанного страданьями
Ткавших его мастериц
Ни даже цветов
Иначе б я их затоптала –
О как щедро
Ты душу свою распростёр
У моих колен!

Горестно и неистово
……………………..как цикада в листве баобаба
Кричит мое сердце.
Его ты не видишь. Меня ты не слышишь.

Я люблю вас, маленькие красные муравьи
Ваши огненные коготки

Скоро и вас теплым вечером
Ожидает сладкий праздничный ужин

Вам предстоит уничтожить мою красоту
Причинявшую мне столько мук

Выпить из моей кожи
Его нежные поцелуи

Плоть соскрести с костей
А с нею вместе – воспоминанья

О дорогие мои убийцы
Меня избавляющие от любви

Где тот родник что поёт день и ночь
Как не во мне

Хитрый мой слух
Держит в плену твой голос

Лоно мое хранит
Жатву наших ночей

Беги от меня к самым белым снегам,
к женщинам самым белым

В тюрьму меня заточи
Даже в свинцовый гроб

Он во мне тот родник
Что поёт о любви день и ночь

Каменщики в моем краю
Целый день поют о любви
Они улыбаются камню
Когда тот из темных глубин земли
Вздымается к солнцу
И паря словно жаворонок
На миг
Застывает в голубизне

В доме
Выстроенном из песен
Поселится счастье


П
осле долгих веков одиночества
С ветхой башни моей
Я тебя увидала вдруг
Ты стоял посреди долины
Излучая свет золотой
В тот же миг я бросилась вниз.

Я так сильно тебя люблю
Что все в этом мире
Не может тебя не любить
Самые твердые камни
Петь начинают
Красные башни что меня сторожат
Распасться готовы в прах
Склоны гор превращаются
В бархатные ступени
О любимый дождись меня
В долине своей
Что тоскует по сумраку ночи
Моих львов кудрявых
Уже запрягают
Чтобы везти меня вниз
Шлю впереди себя
Ручьи мои верные
В их журчаньи
Мой пульс
И бесстрашье моих поцелуев

Вырвите с корнем жасмин
Голубую ванилию затопчите
На дрова распилите
Ствол многолетней оливы
Вокруг дома моей скорби
Посадите злые кактусы
Очи смерти
С шипами ресниц

У меня под мышками как в долине
Вырастают красные ванилии
На востоке бедра – сладкий анис
О собери по капле из пор моих
Все имена весны

Синим быком с огненными рогами
Ты ворвался на мое поле

О как страшен был мне
Твой божественный гнев

Но ты лишь склонился к земле
Угловатой своей головой
И немного травы и вереска
Жадным слизнул языком

Сон словно быстрый поток
Уже уносил тебя
А твой рот и усталый висок
Всё еще улыбались мне
Уже увлекала тебя
Наклонная плоскость ночи
В сумраке растворялись
Очертания плеч коленей
Ты уплывал от меня
Темным мирам навстречу
С Богом Лотоса вместе
Рядом с тобой
Я всю ночь не смыкала глаз

Круглый год ты проводишь
На рисовых дальних полях
Орошаешь водой из послушных тебе ручьев
Охраняешь всходы заботливой тенью
Вяжешь метёлки
Прежде чем их подрезать
А осенью нежно гладишь
Звонкие зёрна

Почему я не поле риса
Струящее тысячи зёрен
Сквозь твои золотые пальцы

Голубые побеги бамбука
По вкусу дикому зебу

Молодые побеги риса
Склонились благоговейно
Перед потоком

Как почки кофейного дерева
Я всегда в ожиданьи тебя
Приди и я зацвету

Красный перец кричит
Все чернее корица от злости
Дождевые деревья не в силах
Сдержать золотых слёз
Без тебя
Все богатства мои
Погибают

Руки деревьев
Что нежнее зеленого шелка
Посылают мне черные поцелуи

Нагибаюсь за ними
И собираю в букет

В кувшине с водой расцветут они

Станут цвета твоих волос
Цвета ночи
Бесценной скорбью
Наполнятся их глаза

А на волнах их губ как кораблик
имя мое Маниана

Из черных и белых перьев
Твоя корона, Палу
Эти перья вздымали ввысь
Песню птицы
Эти перья
Стали ей гробом
Чернотой вопрошающей ночи
Белым светом мудрого дня
Власть твоя рождена,
Принц мира

Я бедра себе натерла
Листом аниса
Чтобы стада твоих черных агнцев
И стада твоих белых снов
Не заблудились по пути ко мне

Ты распял меня
На кресте юга
И вот я белая
Бездыханная
Освещаю ночи твои

Я стрелы в твоем колчане
Анемонами подменила

Я спасла антилоп пугливых
Наполнявших завистью мое сердце
Когда ты целился в них

Ты назвал меня
Маленькой красной ягодой
И отведал меня

На языке у тебя растаял мой аромат

И может быть это я
Тебя напитала
Такой отвагой
Что ты легко смог одолеть леопарда

Где я спала? На твоей руке
Или на смуглом крыле орла
Изогнутом как врата
Вознесшим меня над плотью
Спасшим меня от меня самой
Пославшим на битву с богами и ветром?

За одну эту ночь
Я века прожила существом первобытным –
Пробудилась и вот
На моем виске
Благоухает роза твоей ладони

Я черный след на воде
От твоего каноэ

Я послушная тень
От пальмы твоей

Я слабый крик куропатки
Когда ты в нее попадаешь

Из туч грозовых
Ты не спустился

Не спел мне
Из розового куста

В глубине переулка
Не притаился

О, ты наверно давно – во мне
А я этого не замечала

Все в ночи ощущает твое приближенье
Пахнет жасмин сильнее
Стены не так глухи
Участилось дыхание моря
Ветер взволнован
Он волосы мне причесал
Так как ты любишь

Как жасмин
………..сладко пахнуть хочу по утрам
Чтобы ты своего коня
………..направлял к ограде моего одиночества
Хочу быть безудержной тучей над горной вершиной
Чтобы на землю пролиться в твои объятья
Когда меня позовешь
Прохладными как глубокие родники
Должны быть груди мои
Чтобы в минуты жажды
Твои заносчивые уста
Тосковали по мне
Хочу быть мягкой
Чтобы тебе нравилось брать меня в свои руки
Легче тени хочу быть
Чтобы в тени твоей раствориться
Когда ты со мной

Хочу быть
Лишь кедром перед твоим жилищем
Лишь ветвью этого кедра
Лишь веткой этой ветви
Лишь хвоинкой этой ветки
Лишь тенью хвоинки
Лишь дуновением тени
Остужающим на мгновение
Твой висок

Лишь с тех пор как ты знаешь меня
Я знаю себя

Как материк отдаленный
Чужим было мне мое тело

Не знала
Где запад во мне где восток

Одинокой далекой скалой
Жило мое плечо

Но его коснулась твоя рука
И я ощутила себя

У меня появились глаза
И уста обрели очертанья

Стан походку свою осознал
Сердце себя услыхало

О как люблю я себя
С тех пор как ты любишь меня

О говори говори мне какая я
Оглуши меня моей сладостью
Восхити моей красотой
Женщины не существует
Доколе она себя
В своих зеркалах не увидит

Когда губы вулкана
Дрожат
И он харкает кровью на землю
Выжигая леса
Убивая птиц
Застилая пеплом солнце само

Мне не страшно
Мне страшно
Когда молчат твои губы

На мне растут апельсины
Потому что твои руки
Круглое любят
Долго висели они
Горькие и зеленые
Пока в себя не впитали
Золото знойного лета
И терпение твоих глаз
Так срывай же плоды
Любви!


О
мой повелитель
Стряхни тайфун из своих кудрей
Прогони гнев из своих очей
Ты точил свой топор на солнце
Ноги свои закалял в водах холодных
Так приди же и ляг на меня
Надвое разломи
Левая половина – твой день
Правая – твоя ночь
Чем больше меня ты во мне уничтожишь
Тем больше я буду я

Я закуталась в семь вуалей
Чтобы семь раз
Быть тобой раздетой

Я намазала тело семью маслами
Чтобы семь раз
Изведанной быть тобой

Я тебя обманула семью неправдами
Чтобы семь раз
Быть тобой убитой

Я солнцем тебя считала,
………..взрывающим почки рододендрона
Колонной из камня,
………..измеряющей ход часов
Королем лучезарным,
………..недоступным ни одному из смертных
Но стоило мне лишь коснуться
Гордыни твоего плеча
Как ты превратился
………..в нежного мальчика
Прячущего у меня под мышкой
Свое волненье

Осень.
С высот лета
Спускаются грузные буйволы
От их топота вздрагивают
Рисовые поля
Их кривые рога трутся о наши деревья
Их косматые шеи курчавы
Их все ведающие глаза
Говорят на языке огня
Может быть это красные боги
Которых изгнал мой род
В них пробудилась память
И они захотели видеть
Меня, позднорожденную,
О которой
Им пел
Блуждая по их владениям
Одинокий охотник,
Возлюбленный мой

Брат востока,
Ты хищная птица?

Брат юга,
Ты колонна храма?

Брат запада,
Ты моя звезда?

Брат севера,
Ты моя могила?

Кто бы ты ни был: приди, о приди!

Лишь когда ты отнимешь все:
Кожу у моей плоти
Плоть у моих ребер
Окружающий мир у глаз
Глаза у лица
Лишь когда я стану
Твоим последним дыханием
Изрекающим мое имя
Только тогда узнаю
Как я тебе дорога

О вырвите все цветы
Затопчите священные папоротники
На дрова распилите столетние пальмы
Вечный лавр обратите в пепел
И перед домом
………..что им оставлен
Кипарис посадите черный
Смерти
Застывший перст

1932 – 1934