Андрей Рево

Стихотворения

Об авторе:Родился в 1950 году в Москве. Был солистом камерных ансамблей («Мадригал» и пр.).
Стихи публикуются в российских журналах и европейских альманахах, стихи и рассказы для детей — в российских и германских изданиях.
Живет в Мюнхене.

ДЕТСКИЕ МИНИАТЮРЫ ДЛЯ ВЗРОСЛЫХ И ВЗРОСЛЫЕ ДЛЯ ДЕТЕЙ
(Автор не представляет себе, каков должен быть возраст читателя, для которого эти тексты могут оказаться допустимыми, интересными, выучивающимися наизусть, скандируемыми с возвышений ландшафта и т.п… На всякий случай указано 89+. Некоторый люфт плюс-минус может варьироваться в зависимости от момента впадания в детство каждого конкретного потребителя.)

89+

* * *
Не виновата эта киска
в том, что летает слишком низко,
что молока даёт не много,
что весит меньше носорога
и не ныряет, как баклан,
в глубокий Тихий океан…

Ведь я и сам, в конце концов,
не кит, не слон и не коров…
А уж летаю я, друзья,
так, что без слёз взглянуть нельзя…

Чудесное спасение
прекрасного помидора

Я взял бутылку масла
и выплеснул в салат.
«Ох, это вы напрасно! –
мне люди говорят. –
Ну разве вам не ясно, –
что странно и опасно,
когда в тарелке – пруд?!
Ведь помидор несчастный,
уже от страха красный,
вот-вот утонет тут!»

Мне тоже жутко стало…

По счастью, у причала
(не в сказке – наяву!)
стояла чья-то ложка
(дырявая немножко,
но все же – наплаву).

И вот я в старой ложке
спасательной поплыл.
Кругом снуют рыбёшки
(фасолины – рыбёшки)
и перец – крокодил.
Горошинки – медузы,
под ложкою кишат,
и зерна кукурузы,
как стайки лягушат.

А помидор мой – где же?
Да нет, не огурец!
(Ах, огурец, невежа, –
отстань же ты, наглец!)

Да где ж он, помидор-то?
Мой чудный помидор-то,
мой вкусный помидор-то…

Ах, вот он, наконец!

Барахтается, стонет
бедняга-помидор.
Вот-вот уже утонет
бедняга-помидор!

«Держись! – кричу я, – горе!!!
– сейчас тебя спасу!!!
и в мясляное море
кидаю колбасу.
Вернее – только ломтик –
спасательный кружок –
как аварийный плотик…
– Хватайся, мой дружок!!!

Вдали заря погасла…
Был счастлив помидор…

И, хоть люблю я масло,
но всё же – не напрасно
я экономлю масло
с прекрасных этих пор.

* * *
Я сижу – смотрю в окно.
Там, как водится, темно.
Кто там водится – не ясно.
Даже выглянуть опасно!

И гадаю я теперь:
кто там – птица или зверь?
Ой, не страшно ли ему
там водиться одному?

* * *
Сидели мы, сидели в темной комнате…
Тут Санька говорит:
– Чего в темноте сидим-то?
– А чего? – спрашиваю.
– Да ничего… – отвечает.
Сидим себе дальше…
– Ну что? – спрашиваю. – Понял?
А Санька: – Ты о чем?
– Ну это… – говорю, – чего спрашивал, чего в темноте сидим…
– Не-а… – отвечает.
Сидим дальше себе…
– А ты, – спрашивает, – понял?
А я: – Ты о чем?
– Чего в темноте сидим?
– Так свет же, – говорю, – не зажгли!!!!!
Встал он молча. Зажег свет.
Сидели мы, сидели – в светлой комнате…

* * *
К нам собака не приходит,
к нам барашек не приходит.
Не приходят вечерами
на пирог с горячим чаем,
на пирог со сладким чаем,
на большой-большой пирог.

К нам приходит тётя Люда
с тридцатью двумя зубами.
Целый чайник выпивает,
полный чайник выпивает
и съедает весь огромный –
весь со сливами пирог.

Слушай, папа. Слушай, мама!
Не позвать ли нам барана,
не позвать ли нам собаку
на огромный чайник чаю,
на горячий чайник чаю,
на со сливами пирог?

Ведь бараны и собаки
много ягод не съедают,
много теста не съедают,
сладкий чай не выпивают
весь из чайника большого
с белым сахарным песком.

Ну а если все собаки,
ну а если все бараны –
все овчарки и бульдоги –
все со страшными рогами,
все с лохматыми хвостами
к нам прийти не захотят,

не позвать ли дядю Колю?
Он безрогий и бесхвостый.
У него – четыре зуба.
Вероятно, он оставит
нам хотя бы чашку чаю
и кусочек пирога!

* * *
Слушай, Мурзик, дай поспать!
Не мяукай в коридоре!
Не впущу! Ведь ты опять
по несчастной нашей шторе

заберёшься на стеллаж
и оттуда сбросишь сразу,
ластик, ручку, карандаш,
малахитовую вазу,

все тома энциклопед-
ии (двести или триста),
самокат, велосипед,
мотоцикл, мотоциклиста,

экскаватор, самосвал,
светофор и постового…

Правда, Мурзик, ты б поспал!
Ну, хотя б – до полшестого!!!

Считалка

А сорока, а сорока
прилетела издалёка.
Принесла издалека
два бидона молока.

Ну спасибо, белобока!
Улетай опять далёко, –
принеси, на этот раз,
в двух бидонах кислый квас.

* * *
Крокодил приходит в полночь,
тихо-тихо в дверь стучится,
Мы беседуем за чаем
до шести часов утра.

Нас родители не видят –
ни мои, ни крокодила.
И прекрасно, что не видят,
а не то бы был скандал.

А не то бы нам сказали:
– Кто же в полвторого ночи,
в три, в четыре, в полшестого
пьёт из кружек сладкий чай!

Образованные люди,
так же как и крокодилы,
пьют ночами только кофе.
Только чёрный кофе пьют!

* * *
Ворона вчера прилетала за чаем.
Зачем – непонятно. Теперь мы гадаем,
зачем ей заварка в гнезде на верхушке
столетней берёзы? Лесные зверушки
приходят к вороне на чай и ватрушки?
А может быть просто родня прилетает
и чаем индийским жуков запивает?

Простите, но здесь мы рассказ прерываем.
Ворона опять прилетела за чаем.

* * *
Вот бизон взлетел на ветку
и поёт своё ку-ку.
Вот охотник, целясь метко,
примостился на суку.

Вот и пуля вылетает
из винтовки, не спеша.
Вот её изображает,
не щадя карандаша,

живописец, чтоб картину
на лету остановить.
Чтоб своё ку-ку скотина
целый век могла вопить.

* * *
Пусть корова не стройна,
угловата и рогата!
И в вокале не сильна,
и летает плоховато…

Всё же ласкового слова
не жалейте для коровы.
И тогда она – вот-вот –
полетит и запоёт.

* * *
– Нельзя из мошки сделать мышку,
нельзя из мышки сделать кошку,
нельзя из кошки сделать рысь…

– Не можешь, так и не берись!
А я спокойно, старина,
из мухи делаю слона.

* * *
Не только всяких насекомых
боюсь я, по лесу гуляя,
ещё боюсь я незнакомых
ежей и зайцев. Бяка злая

вот-вот как выскочит, как прыгнет,
как приручить себя заставит…
Потом гуляй с ней каждый вечер,
да на руках держи, да гладь…

Кантата для поэта и вокального квартета

Поэт:

Квартет:

* * *
Не мойте шею по утрам,
по вечерам – не мойте тоже,
пока друзья не скажут вам,
что вы на чучело похожи.

Зато потом – сам президент
в календаре найдёт момент,
чтоб вас найти в толпе по нюху
и вам вручить большую муху
(первой степени).

* * *
Ну что за чудо – эти языки!
– Бе-бе,
…– Гав-гав,
……– Кря-кря,
………– Ки-ки-ри-ки…

Со словарём – перевожу легко:
– Ме-ме,
…– Тяф-тяф,
……– Ква-ква,
………– Ко-ко-рро-ко!

СкоТоговорка

Не козли козла козлою,
он козлить и сам козласт,
он с любой козлою злою,
лихо справиться горазд.

Вот осёл – другое дело!
Вот осла осли смелей.
Можешь ты ослить умело,
если ты осла ослей.

* * *
Уши выглядят ужасно,
если шерсть на них свалялась,
и не стрижена, не брита
десять лет, по крайней мере.

Точно так же – если кудри,
то есть – локоны густые
не завиты на носу.

При подобном внешнем виде,
жить тебе, дружок, пристало
не в прекрасном нашем доме, –
образцовом нашем доме
с безупречной дисциплиной,
с лысым носом и ушами,

а в лесу не образцовом,
просто, прям-таки – дремучем –
прямо, так-таки – не мытом,
некультурном, не завитом,
триста тридцать лет не бритом,
не причёсанном лесу!

* * *
Если уши – в ширину
больше, чем усы в длину,
не стриги усы, – послушай! –
постриги сначала уши!!!

* * *
Примерно двести лет назад
жил-был один портной.
Его позвал пошить наряд
один городовой.

Портной закрылся на замок
и шил что было сил.
И он пошил один чулок,
и трус один пошил.

Тут я бросаю свой рассказ –
бегу в те времена,
где у портного – вот те раз!
осталось ситца – в самый раз –
чудесной ткани – в самый раз!
(не то что здесь сейчас у нас!) –
ещё на полштана!

* * *
Стол обеденный не может
прыгать по полю, как заяц.

Но и заяц ведь не станет
день-деньской стоять в столовой.
Да ещё с такой стеклянной
хрупкой вазой на спине.

* * *
Из-под шкафа лучше видно,
как бежит по полу муха,
а со шкафа видно лучше,
как идёт комар по люстре,
а в шкафу прекрасно видно
(если в нём зажечь фонарик),
как жуёт семейство моли
новый бабушкин пуловер
и платок любимый мамин
и любимый папин шарф.

Вот поэтому не стану
покупать себе бинокль.
Шкаф прекрасно заменяет…
шкаф чудесно заменяет
и бинокль, и телескоп,
и почти-почти всю книгу
«Жизнь домашних насекомых»,
(жизнь ужасных насекомых),
да ещё и в трёх томах!

* * *
Муха села нá нос и уснула.
Не буди ты муху, не буди!
Надо, чтобы муха отдохнула.
Столько дел у мухи впереди:

Пожужжать сонату в туалете,
полетать со шкафа под кровать,
поскакать по папиной котлете
и в компоте крылья постирать.

* * *
Не хоти казаться больше,
чем ты есть на самом деле.
Не войти ни в дверь, ни в окна
великану нипочём.

Не хоти казаться меньше,
чем на самом деле есть ты.
Ведь по лестнице подняться
не по силам таракашке
невозможно – в самом деле –
этак ногу задирать!

Не хоти умней казаться,
чем ты – есть ты – есть ты – чем ты.
Простаку простят, что хочешь.
Только с умного и спрос.

Вот – глупей – хоти казаться.
Надо очень постараться –
всей округе показаться –
очень круглым и блестящим –
совершенным дураком.

К дураку – на самом деле –
все с вопросами не лезут.
Дурака – на самом деле –
все о помощи не просят,
все в покое оставляют,
все обходят стороной.

Вот выходишь ты с ведёрком,
вот выходишь ты с совочком,
вот ты с формочкой выходишь –
вся песочница – твоя!

Вот ведь счастье, вот раздолье –
одному в песочке рыться.
Не бежать спросонья в садик,
не тащиться утром в школу,
в институте не учиться,
диссертаций не писать.

Вот и радуйся – и ройся –
до тех пор, пока однажды
не услышишь голос внучки:

– Что ж ты, дедушка, не видишь?
Что ж ты, дедушка, не слышишь?!
Что ж ты, дед, не понимаешь?!!
Дождь пошёл.
Беги домой!!!

* * *
Ах, если собака немного печальна,
печальна собака совсем не случайно.
Собакин хозяин не взял, вероятно,
собаку в кино, что весьма неприятно!
А может, у грусти причина другая:
к примеру – хозяин купил попугая,
а эта зелёная глупая птица
собаке в подруги совсем не годится:
Она по-собачьи ни слова не лает,
ошейник не носит, а только летает,
летает весь день да щебечет по-птичьи
и не соблюдает собачьих приличий:
встречая в прихожей хозяйского папу,
она не даёт ему грязную лапу.
Встречая на кухне хозяйскую маму,
хвостом не виляет она. Лишь упрямо
твердит она странные птичьи рассказы
про жаркие страны, в которых ни разу,
ни разу собаке бывать не случалось,
о чём и грустит она (самую малость!).

Про волка

Тихо-тихо-осторожно мы несли из леса волка.
Это было рано утром – волк ещё не просыпался,
не оделся, не умылся, не почистил пастой зубы,
не позавтракал в столовой, на работу не ходил.

Осторожно-тихо-тихо принесли домой мы волка.
Мягко-бережно-уютно положили на диван.
И, в кружок вокруг рассевшись, стали думать и гадать:
что нам с этим зверем делать и зачем, зачем, зачем мы
принесли его домой?

Долго думали мы молча…

Я подумал и сказал:
«Вот, – сказал я осторожно, – я хотел морскую свинку…
Может, волк (когда проснётся) может свинкой стать морскою…»

Но родители сказали: «Что ты, что ты, что ты, что ты!!!
Ни морской, ни сухопутной свинкой волку становиться
совершенно не к лицу!»

«Дело в том, – сказал мой папа,
– что, когда ходил я в ясли, и когда ходил я в садик,
и когда ходил я в школу, и когда закончил даже
стеклодувный факультет,
я всегда хотел собаку: я всегда мечтал о таксе,
или даже о терьере, или даже об овчарке,
или вовсе о борзой…
Я хотел бы, чтобы волка мы назначили собакой…»

Мама папе возразила:
– «Нам собака не подходит! Нам она не по карману!
Нам её не прокормить!
Вот – другое дело – кошка!
Ест она совсем не много.
Пара маленьких сосисок, или маленьких рыбёшек,
и мурлыкать будет кошка – вся довольна и сыта!
Мы назначим волка кошкой!»

Мы вздохнули с папой: «Ладно…
Так и быть: пусть будет кошкой.
Мамам надо уступать!»

И назначили мы волка голубой персидской кошкой!

Он справляется с работой.
Разве только иногда –
на луну наш волк завоет…
Тут кричим мы дружно: «Брысь!»
И опять наш волк мурлычет,
боком скачет по дивану
и по шторе залезает аж под самый потолок!