Поэзия и время

Герман Власов

Разделение и наблюдение

Утверждение русского поэта, высказанное им полтора века назад, кажется своевременным и сегодня. Я постараюсь объяснить почему. Так вышло, что мое поколение родилось в одной реалии, а продолжает жить в другой (или других). Так вышло, что мы пережили разделение и плоды его продолжают нас донимать. Сам ход истории словно говорит нам: определись с кем ты? ты за красных или за белых? за черных или коричневых? ты там или здесь? да или нет?
Мало того, что, поставленные перед выбором, мы испытываем растерянность – у нас есть сомнения в самой необходимости целостного и взвешенного взгляда, ведь целое – дробится, крошится, сыплется как песок меж пальцев; почва уходит из-под ног – о целом ли думать в такое время? Мы ссоримся – с родными, друзьями, коллегами, наклеиваем на себя ярлыки белых, красных, черных…
Или вот такая метафора: состояние пограничья – сродни перемене декораций: человек, если он остался сидеть в зале, видит, как огромный и доселе скрытый механизм меняет одну сцену на другую; суетятся работники сцены, один задник отъезжает, на его место спешно крепят другой. Но, если ставшую надежной и привычной повседневность так легко сменить на другую, – в чем тогда смысл идущего действа, кто за ним стоит, кому и зачем вообще все это нужно?
Вопросы эти (если только они не риторические), наверно, обращены к самому человеку или, точнее, к лучшему, что в нем есть, и ответ на них придет, если человек этот не будет ни холоден, ни горяч. По большому счету, теми же вопросами задавался Иов, отдавший и потерявший все ранее накопленное. Он, вопрошая, почему и зачем все это нужно, получил ответ – чтобы видеть красоту и мощь.
Переживая разрушение всего родного и дорогого, но продолжая чувствовать, мы отчаянно ищем источник самой жизни и творчества, и – если очень повезет – его находим. Оказывается, можно сменить привычный угол зрения и обнаружить, что мир – не трехмерный, но в нем есть бездна других измерений. Более того, роковые минуты или смена декораций – явное приглашение на пир (конечно же, не физический, но – духовный). Поэт, переживая годы безвременщины, понимает, что он не только может, но даже должен быть творцом и пишет лучшее, на что он способен. Так в 20-е годы прошлого столетия при ГИНХУКе художники и поэты соединяли воедино краски, слова и звуки, так работали и чувствовали обериуты. Нелинейность времени, право и опыт соединения жизни по Псалтыри и шагов авангарда легко уживаются в «Зеркале» Тарковского и «Школе для дураков» Саши Соколова. Творческое и божественное более всего близко к человеку во времена войны и болезни, и вот, переживая час разлада и огорчения, мы как бы падаем в себя, будто ища опору и источник и находя ее; мы понимаем, что именно сейчас, обладая правотой поэта, должны участвовать в огромном замысле. Нужно только стать наблюдателем и не поддаться дьяволу разделения.