Стихотворения о войне

Вячеслав Куприянов, Герман Власов, Елена Игнатова, Олеся Николаева,
Вадим Месяц, Дмитрий Артис, Амарсана Улзытуев, Дмитрий Близнюк,
Андрей Недавний, Александр Шишкин, Даниэль В. Орлов, Михаил Свищёв,
Борис Кутенков, Андрей Коровин, Игорь Куницын, Андрей Баранов,
Вальдемар Вебер, Александр Переверзин, Виталий Штемпель

Вячеслав Куприянов

Хорошая погода

Солнце
уже не так одиноко
как над снегами
свежая зелень
надежный союзник
скоро май придет
с Днем Победы
июнь
с днем начала
войны

Герман Власов

* * *
манежа окна слуховые
в нескучном брошенный букет
я не жил здесь в сороковые
как нумизмат гляжу на свет

хочу нащупать эту ноту
немое посмотреть кино
так гладят темную банкноту
изъятую уже давно

и если время гул случайный
грязь от армейских колесниц
пускай мне выпадет опальный
расплющенный между страниц

истории цветок сирени
и долгий завершая путь
всей тяжестью 
стихотворений
шагнет на грудь

Елена Игнатова

* * *
Блокада. Простуда. Поленьев отрада.
Не надо о будущем думать, не надо.
Два сломанных стула. Два томика Блока.
И мирное время далёко-далёко.
Блокада и стужа навеки вдвоём.
Блокада – и чёрный оконный проём.
Ты выживешь духом, ты телом умрёшь,
Ты станешь на каменный город похож,
Пройдёшь по цветущим садам Ленинграда –
Здесь брат похоронен. Блокада, блокада.
По-прежнему воздух весной леденит,
По-прежнему памятник в парке зарыт.

Олеся Николаева

Через вражьи заставы

Как отец мой к Большому театру летит – погляди! –
чая встретиться там с фронтовыми комбатом, начдивом…
Он в особом костюме таком, где пиджак на груди
орденами проколот – в костюмчике этом счастливом!

Так отец мой 9 мая к Большому – на дружеский сход
все плывет на воздусях, подняв изумленные веки.
А в глазах – словно рыбки там две золотые
расплещут вот-вот
эти синие воды очес, эти черные реки.

Предвкушает, родимый: немного еще – и ему
“Лейтенант!” – кто-то крикнет,
щекой припадая шершаво, –
то ли тот рядовой из-под Данцига в черном дыму,
из-под Минска ль майор иль сержант
из-под гневной Варшавы.

То ли с Буга полковник, то ль прапорщик с Березины.
Но ни этих, ни тех… Лейтенант, вашей армии нету!
И братки полегли, и корявое тело страны
просто сброшено в ров меж востоком и западом где-то,
в погребальные пелены, в черные сучья одето…

И отец на ветру, так что гаснет его сигарета
все уходит отец мой, уходит отец мой с войны,
через вражьи заставы
к своим пробиваясь все лето.

Вадим Месяц

Белый танец

Мне приснился солдат,
что уснул на дощатом полу
танцевального зала
в субботней рабочей общаге,
огнедышащей грудью
прижавшись к чужому теплу
и обрывком в ладони
оберточной синей бумаги.
И унылые пары
прохладно кружили над ним,
и усталая женщина
в юбке из серого флиса,
словно рыба вдыхала
у окон чахоточный дым,
и склонялась над парнем
как звездная киноактриса.
Сколько длится твой сон,
этот вечный младенческий сон,
столько длится ваш вальс,
отдающий хозяйственным мылом,
и перчатки ложатся
на крылья шершавых погон,
и бегут в забытьи словно к Волге
по скользким перилам.
Мне приснился мой друг,
потерявший гражданскую честь,
но еще не нарушивший
воинской строгой присяги.
А невест в нашем славном Саратове
просто не счесть,
как не счесть в день победы
шумящие красные флаги.

Дмитрий Артис

* * *
Говорят, войны не будет,
но когда-нибудь потом,
а сейчас — чужие люди
с автоматами кругом —
называются врагом.

Наступили, обступили,
взяли штурмом, отошли…
Мало чести, много пыли,
стойкий запах анаши
плюс отсутствие души.

Занавешиваю окна,
выключаю белый свет,
в мою комнату волокна
не затащат интернет.
Нет меня, повсюду нет.

Нет меня и всё в порядке:
песни, пляски, летний зной.
Я теперь играю в прятки
с этой (как её?) войной
не играющей со мной.

Амарсана Улзытуев

Марш «Прощание славянки»

Гордость и нежность зовущий,
Голод и смерть усмиряя гневом труб, литавр ликованием,
Даруя надежду,
Даль нежную из грозного мрака трелями призывая,

Красно солнышко, гой еси воинство звуков!
Край родной и судьбы народов – мал мала меньше – сзываешь
В одно неделимое целое
Во дни роковые России.

Дмитрий Близнюк

* * *
окно плавает в чашке с чаем, как поплавок,
и ты опускаешь взгляд в небо,
точно пакетик чая на нитке,
и памятник Ленина еще стоит
с естественно-окаменевшим, напряженным лицом,
точно человек-мочащийся по пояс в морской воде,
в граните истории.
а война где-то бродит рядом
минотавром с окровавленным поломанным рогом.
и небритые мальчики дерутся на ребрах.
и бурьян молчит, по горло плывет в тумане,
и луна на рассвете горько и грустно мычит,
как корова в бедламе,
и осенние лучи косой медью падают во двор,
будто лестница без перил на небеса.
и девушка-оса жалит меня, усыпляет живьем,
оставляет во мне прожорливые личинки миров.
мы в гостях у этой планеты, заскочили на минуту,
перекусить, перебить всю посуду,
переиначить все знаки зодиака,
залить горячим борщом аквариум
с золотыми рыбами…

Андрей Недавний

Памяти бабушки

Нитка дороги, аэроплан.
Тихого озера яркие блики.
Девочка за молоком по утрам
Шла сквозь заросли повилики.

Как ты выросла в этом году
На дожде с кукурузной кашей?
Мне, смотрящему в темноту,
Ты уже никогда не скажешь

Александр Шишкин

Реконструкция

Доходный дом – один каркас.
Здесь девочка когда-то родилась
И выросла, и было ей семнадцать,
Когда война «нежданно» началась.
Она готовилась для дальних операций,
Сосредоточенно крутила ручки раций
И все ждала, когда придет Приказ.

Все было просто. Подмосковье. Снег.
Гангрена отмороженных ступней.
Протезы. Инвалидная коляска.
Медалька за участие в войне.
На землю взгляд с извечною опаской.
И так свой век. И так свой долгий век
Прожил в доходном доме человек.

Даниэль В. Орлов

* * *
Ах, как мы жили до войны,
Какие пиджаки носили.
О чем мы небеса просили?
Ах, как мы жили до войны.

О чем мечтали до войны?
О всяких глупостях, но боле
О детях, домике на море, –
О чем мечтают до войны…

И как любили до войны,
Друг друга выдохи глотая,
Ревнуя, ненавидя, зная,
Что любят так лишь до войны.

Михаил Свищёв

Сапёр Фомин

Календари на палец похудели
в конце весны, и сорван без стыда
большой войны последний день недели,
который называется среда.

Зелёный цвет обратно входит в моду –
пучком травы, брезентовым ведром,
и роженицы прячутся, и воды
отходят у берлинского метро.

И, налезая строчками на ставни,
кириллица, как рация, фонит
на штукатурке майского рейхстага:
«Проверено. Бог есть. Сапёр Фомин»

Борис Кутенков

* * *
когда без края и стыда
война войне войной
прыг-скок по горлу немота
стеклянный шар земной

с орбиты прочь и дотемна
(пропеть пропел пропой)
тогда две доли путь зерна
сравняемся с собой

там песню сложим наравне
с тем что не я не ты
напев её из глухоты
слова из немоты

врастая книзу слепотой
в историю страны
и прежний мой упрямый мой
ей больше не нужны

она мелодия без рук
симфония без ног
а вслед (понять пойми испуг)
в двуличии упрёк

и кто бы поравнявшись с ней
узнал (стоять стою)
чем обречённей тем верней
у речи на краю

Андрей Коровин

внебрачная родина

деревья в Ясной стары и больны
висит роса на копчике Луны
не видно утром ёжика в тумане
лишь дождевую бочку полнит дождь
и ты уже давно тепла не ждёшь
тепло как дождь опять тебя обманет

кто ты чтоб жить в покинутом раю
я каждую тропинку узнаю
и слышу шёпот каждого бутона
здесь родина внебрачная моя
здесь я познал основы бытия
которые у смертных вне закона

я помню мельк бомжующих стрекоз
Калинов Луг прорезавших насквозь
и водяную крысу возле мостка
в реке неспешной ирисы цветут

здесь немец деду вслед кричал: капут!
сбежал мой дед
и дядю спас
подростка

Игорь Куницын

* * *
Бродит по городу нищий старик,
странный немного, зовут Николаем.
Чем занимается? Пьёт до зари,
ёжась от холода, спит за сараем.

Помнит ещё, как в окопе солдат,
взрывом отброшенный, сняв рукавицы,
сунул за пазуху связку гранат,
сплюнул окурок и под гусеницы.

Танк обезвредил, а сам на куски.
Лишь портсигар уцелевшим остался.
Немцы тогда отошли от Москвы,
наши тогда перестали стесняться.

Выперли фрицев и взяли Берлин.
Знал бы солдат тот, себя подорвавший.
Имя солдата не сберегли.
Числится безвести вечно пропавшим.

Дай ему, Господи, новую жизнь,
только без этих атак-отступлений.
Где ты, старик, наконец, покажись
из-за угла с портсигаром трофейным.

Андрей Баранов

* * *
Зеленеть начинают деревья, как тина в прудах.
Мне до сумерек самых все видно с распахнутой лоджии.
Это майские праздники…
Солнце. Копают в садах,
на три дня забывая, что все мы – из племени Борджиа.

Пахнет вечер прохладцей и слабым шашлычным дымком,
и трамвай дребезжащий, спускаясь с опаской по Кирова,
то споткнется и звякнет –
инвалид орденами –
звонком,
то зашаркает в горочку…

Воин из воинства Пиррова,
я сижу наверху.
Подо мной закипает тайга
приовражий, куда не ступала живая нога,
только взгляд наблюдал буераки, кусты да колодины…
Дай мне твердость, сестричка, на эти четыре шага,
а не дырку от бублика,
то есть, конечно – от ордена.

Вальдемар Вебер

* * *
После войны
в нашем классе
у меня одного
был отец,
за что остальными,
случалось,
я был беспощадно бит.
До сих пор не забыл
вкуса крови во рту,
и кто бил и куда.
Ничего не забыл,
но знаю:
им куда тяжелей
помнить об этом.

Александр Переверзин

Лесник

Из глубокой глуши подмосковной
жизнь меня выводила не раз:
не засыпало в штольне бездонной,
видно, Он приберёг про запас.

Нагорбатился вволю на драге,
намывая казённый металл,
и от Волоколамска до Праги
подрывную машинку таскал.

А за то, что ни пуля, ни мина
не оставила в той стороне,
нам с женой – две медали, два сына,
два инфаркта – всё сталось вдвойне.

Ну, почти… Только самую малость –
на погосте второго креста –
из ненажитого и осталось.
Так ещё ведь не вся прожита.

Да и долго ль кресту на просторе,
уходя каждый вечер во тьму,
одному рассыхаться под ветром,
намокать под дождём одному.

Виталий Штемпель

* * *
Он пришёл с войны. Но с какой такой?
Нет уж войн давно – все ему твердят.
А ему всё мнится: там, за стеной,
И из всех щелей – громовой раскат.

Он не помнит дня. Он не знает сна,
Оттого что сон – это тоже явь.
Во дворе война. И во сне война.
И кругом война. «Ах, уймись, оставь!»

Лишь сомкнёт глаза и опять – патруль.
Спит Кабул и всласть, как дитя, сопит.
Полыхнёт сейчас – он уткнётся в руль.
Он огнём объят, а его знобит.

За спиной друзья – и они горят.
И ему б сгореть. И ему б туда,
Где ни войн, ни зла. А его – назад:
Где придуман ад, где кругом – беда.

Где потерян ты, как игла в стогу,
И куда б ни плыл – не нащупать дна.
Где молчать нельзя и кричать – табу:
За окном – война, и в душе – война.

Спят Москва, Берлин… Спи и ты, Кабул!
И звезда горит – на весь мир одна.
Вот тебе перо. Напиши, Катулл,
О любви стихи. Пока есть она.