Журнал поэзии
«Плавучий мост»
№ 4(12)-2016

Елена Печерская

Стихотворения

Об авторе: Поэт, переводчик, литературовед и журналист, автор шести сборников оригинальной поэзии, множества переводных книг. Ее стихи и переводы печатались в журналах «Новый мир», «Дружба народов», «Москва», «Иностранная литература», « Юность», «Смена», «Литературная учеба», «Таллинн», « Памир» и в целом ряде альманахов и антологий. В центральной печати публикуется с 11 лет, выпускница Литературного института им. Горького, владеет английским и литовским языками. Член Союза писателей Москвы. Живёт в Москве.

«…Профессиональный филолог, тонкий, чуткий и очень искусный переводчик поэзии, Елена Печерская обладает великолепным слухом и отточенным мастерством версификации, помноженными на ответственность и высокую требовательность к себе. Ее оригинальные стихотворения в целом отличаются лапидарностью, жесткостью стиля, напряженным внутренним драматизмом, вниманием к детали… Иногда ей даже приходится выслушивать упреки в излишней краткости и лаконичности своей поэтической строки. Однако Елена предпочитает сохранять верность избранному стилю, видимо, руководствуясь известным императивом Марины Цветаевой:

…Жить так, как пишу: образцово и сжато –
Как Бог повелел и друзья не велят.»
Михаил Грозовский, поэт

Бузина

По канавам, дождями промоченным,
И обветрена, и зелена,
Днем и ночью цветет по обочинам
Бузина, бузина, бузина…

Хорошо ее веткам всклокоченным:
Им покой и свобода дана…
Разметавшись, цветет по обочинам
Все она – бузина, бузина…

Словно пенит в бокале шампанское,
Влюблена и от счастья пьяна,
Вся охвачена страстью цыганскою,
При дороге встает бузина.

Тянет листья дрожащие, голые,
Словно женщина – руки, она…
Поднимая соцветья тяжелые,
В пыльных юбках дрожит бузина.

Размышленьем себя не затаривай:
Не для этого ты рождена.
Знай раздаривай да разбазаривай
Эту силу земли, бузина!

Что цветенье? Одно лишь мгновение,
Но растешь ты при торном пути,
И за смертью наступит рождение…
Так покуда есть силы, цвети!

От любви и от ливня пьяна,
По канавам, травой отороченным,
Днем и ночью цветет бузина
По обочинам.

Колода кадров

Пролетают желтые бабочки –
Золотые живые брошки,
И ребенок, привстав на цыпочки,
Так восторженно бьет в ладошки.
То не солнце к западу клонится,
То не ветер бежит по кленам –
Все плывут и плывут лимонницы
В летнем воздухе раскаленном.
Местный праздник в городе Бронницы.
Водку пьют, зажигают свечи,
И толпится народ у звонницы,
И кипят бессвязные речи…

Ровно сложенная поленница.
Остро пахнет земля сырая,
И собака, бедная пленница,
На цепи сидит у сарая.

Не на пленке, не на пергаменте…
Видно, так уж велит природа:
Эти кадры остались в памяти,
Как разрозненных карт колода.
Полагаю, что чувство родины –
Не в гайд парках, кремлях, монмартрах;
В этих бедных, в этих разрозненных,
Беспорядочных этих кадрах.
Оттого среди неурядицы,
Отступая или пасуя,
Я в надежде, что все наладится,
Неосознанно их тасую.

Песня

Метро. Туннель.
Подземный переход.
Толпа бредет, не бережно ступая…
Как странно слышать:
Женщина поет.
Как больно видеть:
Женщина слепая.
На дне бренчат
Лишь несколько монет:
У многих, кто спешит,
Душа скупая…
Да, в общем, в пенье этом
Смысла нет.
Зачем тут встала
Женщина слепая?

Метро. Туннель.
Подземный переход.
А человек войдет –
И снова выйдет…
Зачем она твердит,
Она поет
О той звезде,
Которую не видит?

Зачем, невольно душу бередя,
О струях шепчет летнего дождя?
Мотив ведет вперед, не отступая…
Зачем, рукою по стене ведя,
Она стоит здесь, женщина слепая?

Но раздвигает голос низкий свод.
Пусть за углом кайфуют и балдеют,
Она поет – и музыка плывет,
Она поет – и тьма вокруг редеет…

* * *
Ты сегодня одет без изъяна,
Но в отставке и совесть, и стыд…
Оглянись: возле ног обезьяна,
Отражаясь в штиблетах, сидит.

А когда, полупьяный и сонный,
Смотришь ты на истоптанный снег,
Вдаль бредет сиротой изумленной,
От тебя отделясь, человек.

Что назавтра с тобою случится,
Неизвестно мне даже на треть,
Но в груди твоей – мертвая птица:
Ей уже никогда не взлететь.

Расплываются рваные пятна
Там, где должен быть четкий овал…
Где твой подлинник, мне непонятно –
Тот, который Господь рисовал?

Черная бабочка

Я тебя так смертно люблю,
Ты же мимо смотришь меня
И обходишь нежность мою
С опасеньем при свете дня.

Пролетаю, тихо шурша –
А тебе не ведать о том –
Я, твоя ночная душа,
Черной бабочкой за окном.

Киллер с нами

Жизнь в России – не сказка, а триллер,
И привычно, на каждом шагу
Прочь уходит загадочный киллер,
Бросив жертву на красном снегу.
Пьет он водку и едет в трамвае,
Грузно ходит по мерзлой траве…
Нет, не в Чили и не в Парагвае –
Полагаю, что ближе к Москве.
Прост, доступен, отнюдь не в металле.
Свет в очах для кого-то угас…
Ну, не мы ли его воспитали?
Киллер с нами, всегда среди нас.

Свечи над бездной

Я судьбе ни в чем не перечу,
И перечить ей бесполезно.
Наши встречи манят, как свечи,
Только свечи горят над бездной.

В жаркой памяти не задуты –
И забыть их можно едва ли –
Не сгорая, горят минуты,
Те, что полымем обдавали.

Не дано мне тебя окликнуть –
Ты смотрел когда-то, как в воду –
Но не в силах душа привыкнуть
К твоему – навсегда – уходу…

В молодом цветении мая
И в январскую злую замять
Не дано мне забыть, я знаю:
Словно камень, ты канул в память.

Весна. Рабочий квартал.

Вот идет она одна среди невинных
Листьев, сморщенных, как детские ладошки,
Средь отточенных, как лезвия, травинок,
С переборами страдающей гармошки…
И шаги ее неслышные коснулись
Развевающихся по ветру полотен,
Переулочков и темных подворотен,
Палисадников и полутемных улиц…

Долгожданная, явилась милосердно
В мир, исполненный скорбей неизъяснимых,
С веткой вербною и верою бессмертной,
С этой светлой, с этой вечной пантомимой…

Цветы Литвы

Я не ведаю, кто же они такие:
Нет подобных, похоже, цветов в России.
Сорвала случайно их на лугу я,
На приморских дюнах, лесных пригорках,
А назвать по имени не могу я:
Нет ни в песнях наших, ни в поговорках.
Но букет лиловый стоит в столовой,
Только имя осталось навек загадкой,
Словно инок, принявший обет суровый,
И манит отрешенностью, тайной сладкой…

* * *
Отворяются шири и дали,
Замирают шаги вдалеке…
Только след от крылатых сандалий
Остается на влажном песке.

Видишь, стало и пусто, и чисто,
Прежней боли растаял и след,
А звезда соловьиного свиста
Мерно льет свой мерцающий свет.

Сказ о мастере

Изрядный мастер изразца по кличке Полубес
Прохлады синей зачерпнул из глубины небес,
Зеленой краски попросил у придорожных трав…
Он круто глину замесил – и оказался прав.
Он знал: в поливу изразца прольется желтизной
Полет осеннего листа, звенящий летний зной…
Секрет он ведал, но творил скорее наугад:
Он, верно, ловок был, как бес, а может, бесноват.
И в пламя падал изразец – и вышел закален:
Он пламенем души творца был прежде опален.
Его диковинных зверей лизал огонь судьбы:
Летят и рвутся на простор из глубины избы…
Из тьмы столетья мчит вперед, своих не чуя ног,
По ветру гриву разметав, живой единорог.
…Да, мастер в каждый изразец вложил немало сил.
Кто ведает, какой ценой за вечность заплатил?