Анна Павловская

Ты меня слышишь?

Об авторе: Родилась в 1977 г. в Минске. Поэт, прозаик, сценарист. Лауреат ряда премий, в том числе – «Илья-премия», «Сады лицея», премии Есенина, дипломант Волошинского конкурса. Публикации: «Новый мир», «День и ночь», «Интерпоэзия», «Сибирские огни», «Крещатик», «Плавучий мост» и др.; антологиях – «Приют неизвестных поэтов. Дикороссы» Ю.Беликова, «Русская поэзия ХХI век» Г.Красникова, «Лучшие стихи 2013 года» (сост. В. Куллэ) и др. Автор книг «Павел и Анна» (2002, Москва), «Торна Соррьенто» (2008, Минск). Живет в Подмосковье.

* * *
Ходит ялик нетверёзый
по обманчивой реке,
с неба капают берёзы
и стекают по щеке.

Плачь, не бойся, в бедном храме
сигарету затрави,
все пришли сюда с дарами
нерастраченной любви.

Здесь просторно-одиноко,
здесь вода черным-черна,
но зато заметно Богу,
что и вправду ты одна.

Только тем ты и заметна,
только тем и хороша,
что со струйкой сигаретной
выливается душа.

Цикл «Аввакум»

1.
выпила водки теперь подыхаю
сердце шуршит словно мышь полевая
тонкую жилку грызёт
выживу думаю стану умнее
больше не будет зелёного змея
жилка моя заживёт

переклепаю мечи на орала
тысячный раз начинаю сначала
скоро уже надоест
я и сама себе больше не верю
но обещаю что всё не похерю
вот тебе крест

как же пойти без бухла на рыбалку
леску с крючком примантулю на палку
ни чешуи ни хвоста
видишь как всё гениальное просто
это хорошая фраза для тоста
выпьём еще по полста

2.
нос поцарапан харизма разбита
злую судьбу проклинает пиита
пишет предсмертный верлибр
где невермор словно чёрная птица
падает дохлый на первой странице
в дымное озеро вир

солнцу уже не пробиться в обитель
здесь за чертой горизонта событий
всепожирающий мрак
пишет писака не выпить ли йаду
аффтар устал покраснела бумага
дело табак

вот и дымит он своей папиросой
падает с треском в бессмысленный космос
в вакууме аввакум
в полночь не вем то ли сон то ли глюки
ангел приходит к измученной буке
новой поэмой на ум

3.
пусть остается как глупая шутка
жилка живец тростниковая дудка
это глаголют уста
(стих от Матфея) от переизбытка
сердца позволь мне вторую попытку
с чистого значит листа
чтоб совмещая проклятья и трепет
рвался бы ввысь поэтический лепет
трогал сердца
в чём проявляется этот избыток
тайна язычника и прозелита
дело Творца

гордость не сбыть не заткнуть пустомелю
кроткие духом наследуют землю
следуют в рай
я же слаба и не мажусь в святые
мне никогда не пополнить ряды их
ну и пускай

ад начинается с первого мига
кто ты не важно бухой забулдыга
или поэт
всё что ты любишь приносит страданье
и остаётся одно оправданье
нет оправдания нет

* * *
Клюва колóр акварельный,
Шелковый абрис крыла, –
Тесно в моей богадельне –
Клеточка что ли мала?

Тянут за хвост канители,
Вьют из рассвета мотив, –
Хватит, я встала с постели
С полной щепотью молитв.

Птицам – зерна и водицы,
Рыбам – рачка-червячка.
Кушайте, рыбы и птицы,
Пейте из рук облака.

Солнце лощеное просо
Сеет над сонной землей –
Птицы и рыбы из Босха
Молятся вместе со мной.

* * *
Зимний сад с лесными птушками,
дом у моря/на реке,
мы прогуливаем с Пушкиным
Нос на длинном языке.

Только свистнешь – сразу премия,
только щелкнешь – сразу грант…
Есть такая щель во времени –
Называется диван.

Почему не получается
рай земной заполучить?
Вот идет бычок, качается,
а потом душа кончается,
и не хочет говорить.

* * *
К луне приближалось лицо облаков
И стала глазами луна – без зрачков,
И вышла в затылок насквозь, напролёт,
И снова покоем объят небосвод…

«Зачем я, несчастный, берусь за перо», –
подумал с похмелья унылый Пьеро. –
Родиться бы лучше вообще без мозгов,
И палками бить по башке дураков».

* * *
прекрасные сдаётся мне деньки
на даче с мужем жарим шашлыки
собака вытрясает половик
сын дома и готовится во ВГИК

удачно что воспряли лавр и мирт
что наконец на Украине мир
сияет солнце в вишенном саду
я никуда отсюда не уйду

сидеть бы так беспечно у костра
и вяленого кушать осетра
пить водку посреди родных осин
и посылать медведя в магазин

* * *
Богатство, слава, смерть,
не устрашат поэта.
Неправда ли, майн херц?
Увы, неправда это.
Майн херц, в каком говне
проходят наши годы.
Не диссиденты, не
глашатаи свободы.
Ты видишь, дело – дрянь,
не скажут нам спасибо.
Богема – это пьянь,
как мы с тобой, майн либе.
Встаёшь из-за стола,
едва затронув тему,
глядишь, и жизнь прошла.
…Прочесть тебе поэму?

* * *
Ты меня слышишь или бетховен?
Черный гомер и рыдающий моцарт?
Шеи органа, лебеди плача, волки печали?

Ты меня слышишь или я слепну?
Гроздьями самой черной рябины,
кляксами взмывшей стаи вороньей.

Слышишь меня? Или рыжею белкой
дробно скакать в колесе обозренья
чертову вечность?

Ты меня слышишь или не слышишь?
Что ты ответишь, не обладая шумом прибоя?
Я тебе – каин, я тебе – авель,
я тебе – гамлет.

* * *
Ты – на станции Марк, я – на станции Мрак,
Я – на станции Марс, за чертой горизонта.
Мне уже никогда не увидеть маяк,
Я уже не вернусь с инфернального фронта.

Я – на станции Марк, но затем, чтоб набрать
Воздух в лёгкие, дым средиземный от Марка.
Я на станции Мрак, чтоб воочью узнать
Эмигрантскую боль, Триумфальную арку.

Я – на станции Марс, потому что назад
На проклятую Землю не будет возврата.
Я – пришлец, я – бродяга со станции Ад,
Я – на станции Ад, это просто расплата.

* * *
кладбищенский сверчок не мудрствуя лукаво
заныкал в ковыле страдальный механизм
и на тебе смотри бессмертие и слава
бесславие и смерть безумие и жизнь

так бьётся сердце так вздыхают половицы
так капает рассвет с вишневого листа
так нервно больно зло сочится сквозь ресницы
последняя твоя осенняя звезда

какое сходство в нем с карманными часами
с далеким днем сурка в малиновой заре
когда раскрыв глаза и обернувшись к маме
в бессмертии застыл как муха в янтаре

кладбищенский сверчок наверное под мухой
сбивается его бесхитростный смычок
и морщась ты ему высказываешь сухо
ну всё давай уймись довольно старичок

* * *
Я построю себя словно дом на реке,
не надеясь на рай в шалаше.
Снова стану красоткой с эффектом Боке.
ЕБЖ, дорогой, ЕБЖ.

Октября заполощется рваный флажок,
сухожилия чёрных ветвей
обнажатся, и мы с тобой станем, дружок,
на ещё одну осень старей.

Купим лодку с мотором и крепкую сеть,
как давненько хотелось тебе.
Будем пить и рыбачить, смеяться и петь,
и т.д., дорогой, и т.п.

(Мне казалось, что жизнь будет бить за края
и никто не возьмёт на фу-фу,
но, увы, бьёт под дых, и поэтому я
пропускаю такую строфу.)

Ты же знаешь, никто мне не сват и не брат,
я почти никого не люблю,
но во сне я увидела белый фрегат.
Я к весне на него накоплю.

* * *
Здесь бог бессонниц, тёмный Гоголь,
наводит ведьм на грешный мир,
здесь жизни почерневший цоколь
и страсти деланный ампир.

Что было истинным и важным,
то дымом стало, уходя.
Тебе друзья твои докажут –
ты только человек дождя.

И ты действительно поставишь
предметы в матрицы вещей,
и ты действительно прославишь
глухую лирику дождей.

И ты действительно откроешь
в трюмо изменчивый триптих –
страну мифических героев
и великанов ледяных.

* * *
Везде зашифрованы птицы,
но я уже знаю причёт,
и ворон с открытой страницы
слетает ко мне на плечо.

Всё то, что казалось узором,
чудной закорючкой витой –
проснется с моим заговором,
по слову, что сказано мной.

Смотри, как я пальцем касаюсь
обоев, где дышат цветы.
Смотри, как они, разрастаясь,
молитвенно просят воды.

И вот уже сад вдохновенный,
и птицы поют меж ветвей –
в моей одинокой вселенной,
на белой ладони моей.

* * *
Решить бы всё легко и просто,
как палочкой взмахнуть,
и без мучительных вопросов
остаться как-нибудь.

Из полосы рвануться чёрной,
как прежде, налегке.
На лодке беленькой моторной
умчаться по Оке.

Как будто я читаю книгу,
где все идёт к тому,
что я вот-вот с причала спрыгну
и лодку оттолкну.