Святослав Городецкий

Вавилонская быль

(Часть первая)

Об авторе: Родился в Москве в 1981 г. Переводчик, поэт. Окончил Литературный институт и аспирантуру РГГУ. Лауреат премии им. В. А. Жуковского для молодых переводчиков с немецкого языка (2008). Со-организатор Международного фестиваля «Живое слово: Post-Babel Condition» (2016).

От автора:
Эпическая поэма «Вавилонская быль» состоит из шести частей, каждая из которых посвящена новой эпохе развития человечества и написана своим размером: от Вавилона до освоения космоса, от дольника до «лесенки».

Давным-давно наши предки решили
Начертать на табличках из глины мягкой
Первых знаний людских о мире крупицы,
Чтобы их сохранить для веков грядущих,
Чтобы мы их смогли потом осмыслить.

Письмена те просты и всем понятны,
Отражают они саму природу:
Где звезда, где рука, где ячменный колос…

После стали люди круги печатать,
Чтоб движенье светил измерять исправно
И увязывать будни земли и неба.
За основу взяли тут шесть десятков,
Ведь отмерено столько нам лет с рожденья,
Будь ты царь или раб – эта мера едина.

И круги легко делить этой мерой,
Исчислять ей и время, и пространство.
Закольцовано все в едином беге:
Меньший круг возвышается над большим,
Из него вырастая почти незримо.
Человека жизнь – спираль зиккурата.
Или мы поднимаемся постепенно,
Силы все на подъем тот отдавая,
Или катимся быстро по наклонной.

Но не думали люди, увы, вначале,
Что хоть мысль проницает пространство и время,
Переносит нас всюду в мгновенье ока,
Но когда погружаемся в письмена мы,
Вычислений долгих не прерывая,
Притупляется в нас острота чувства,
Размышленья нами завладевают.
Не спешим мы уже ни пахать, ни сеять,
От земли плодородной хотим оторваться
И мечтаем достичь безмерного неба,
Плыть в нем медленно мыслями-облаками.
Забываем, что в детстве мы ощущали
Ту же вечность в себе и бесконечность.
Мы утратили внутреннюю бездонность,
Что поныне присуща любому зверю,
И уткнулись в ссохшуюся глину.

Обрели мы в учениях многотрудных
Почву, годную для любых рассуждений,
Только вот беда – нет над нею неба:
Недалеки и бренны наши познанья.

Те народы, что жили без науки,
Вдохновлялись одним лишь настоящим
И не слушали эхо лет минувших.
Обитали они средь гор пустынных,
Нисходя же на наше Междуречье,
Где тогда было мало бойцов, способных
Постоять за народ свой в битве ратной,
Все сметали они, как горная речка,
Леденили крестьянам робким души
Беспощадностью дикою своею,
Необузданностью жестокого нрава,
Признавали они только власть и силу
И чурались любых пространных раздумий.

Те народы, что к письменам привыкли
И пристрастье великое к ним питали,
Понемногу накапливая знанья,
Предугадывать научились по звездам
Лет грядущих тучные урожаи,
Недороды в бесплодные годины
И судьбу государей, что ими правят,
И страны родной дальнейшую участь.

Но и эти народы нередко в распрях
Свои силы со временем истощали,
Языки их и взгляды их рознились,
Меж собою условиться им мешали:
Мир один созерцали они глазами,
Но их уши внимали разным звукам,
Что суждения разные навевало
Об одних и тех же явленьях природы,
О богах, что живут на далеком небе,
Одинаковым, вечным для всех на свете.

Впрочем, были и люди, что сумели
Перейти языков и культур границы,
Осознали врожденную их ущербность
В описанье общего мирозданья,
В передаче чувств, уму неподвластных.
Те ученые люди постигли, насколько
Глубоко рознь культурная угнездилась,
Но поскольку их было совсем немного,
То и слушали их владыки редко.

Хаммурапи внимал им весьма охотно,
Он велел для них возвести эдубу.
Языкам учили там чужестранным,
Чтобы после быстрей заключать союзы
Для войны, для мира и для торговли.
Словари тогда первые появились,
Стали словом и делом сближаться народы.

Отучившись в эдубе, владели люди
И аккадским свободно, и шумерским,
Умножали в уме легко величины
И в науке небесной преуспевали.
Понимали мужи те превосходно,
Что особых нет у людей различий,
На каком языке бы ни говорили,
Как бы край свой родной ни восхваляли.

Только люди попроще верят в величье,
В обособленность своего народа.
Если скажешь таким, что различий мало,
Ни за что они тебе не поверят.
Неспособны они ни жить, ни мыслить
В одиночку – им проще сбиться в стадо
И найти себе грозного властелина,
Чтобы смог неразумные их порывы
Обуздать он своим кнутом могучим.

Вот такие возносят Синаххериба,
А не сына его Асархаддона.
Грезил мощной он мировой державой
И хотел, чтобы всюду ассирийцы
Диктовали надменно другим законы.
Город наш недолюбливал он за славу,
Достохвальным смущался его прошлым
И ученостью, чуждой крутому нраву,
И приверженностью горожан к свободе.

Год из года гонял он свои отряды,
Разгромил все соседние государства,
Захватить успел бы и Египет,
Когда б в Вавилоне мятеж не вспыхнул.

Породнить мечтал нас царь и ассирийцев,
Чтобы стать правителем полноправным,
Восседать у нас на столичном троне.
Выделял он Накию среди прочих,
Прекрасных телом и ликом наложниц,
Выше всех он ставил вавилонянку,
Ее сыну престол потом и отдал.

С мятежом он расправился сурово
Среди стен почти родной столицы.
Мятеж халдеев, противных духу
Прямого властителя ассирийцев,
Вызвал гнев в нем доселе неизвестный.
Возроптал он на небожителей вечных,
Ведь щадил Вавилон он многократно,
Но мятежники там опять восставали.
Царь предательства нового не вынес,
С боем захватив Вавилон опальный,
Повелел он направить Евфрат на город,
Чтоб о нем больше ничего не слышать.
Тем разрушил он целые кварталы,
Не жалел ни жилищ людских, ни храмов.

Вот и небо его не пожалело…

Он отнюдь не глупцом ведь был и понял,
Что свершил великое непотребство,
Ощутил на себе печать проклятья
И решил от власти тогда отстраниться.
Это он! Столько лет лишь ею живший,
Но не справившийся с волною гнева.

Посадил он на трон Асархаддона,
Хоть не старшим тот был царевым сыном,
Но родился от Накии любимой.
Дети старшие, не стерпев обиды,
Закололи родного отца у храма.

Как и Син, согласно старинной сказке,
Воспротивившись Ану, попал в ловушку
Туч, что лик его светлый от глаз сокрыли,
Так и сыну его Синаххерибу
Пасть пришлось, ослушавшись воли неба.
Он напрасно разрушил Врата для бога
И бесславно пал жертвою измены.

Многократно он грабил сады чужие,
Проливая реки невинной крови.
И не смыть тех рек уже ни Евфрату,
Ни послушным водам Садов висячих,
Им разбитых в прекрасной Ниневии.
Слишком резок правитель был в решеньях
И суров в обращенье с простым народом,
Слишком много войн затеял жестоких,
Потому и погиб, став лишней жертвой
У святилища витязя-бога Нинурты.

Если б сын его править продолжил так же,
Обратилась бы в прах ассирийцев держава,
Но, по счастью, умнее отца наследник,
Навлекать на людей не хочет беды,
Не по нраву ему походы с войском.
Повелел он отстроить заново город,
И дома возвести, и святые храмы.
Так теперь на месте Эсагилы
Арадаххершу зиккурат построил,
И назвали его Этеменанки.

Говорят, он самый высокий в мире:
Шестьдесят локтей он мерит трижды
В высоту, и в диаметре он такой же.
Шесть просторных ярусов вверх вздымает
На седьмом же – храм стоит Мардуку,
Повелителю солнечных закатов,
И жене его, Сарпанит прекрасной,
Повелительнице рассветов нежных.

По-шумерски название Э-темен-ан-ки
Означает Дом земли и неба.
Он собою два мира объединяет,
От земли поднимаясь до самых высей,
Переливами играет лазури.

Солнце ясное вновь над нами сияет,
Как когда-то при мудром Хаммурапи.
Расцветают опять у нас науки,
Оживились торговля и ремёсла.
И не тянет людей сбиваться в стадо,
Раскрывают они свои таланты,
Что нисколько армии не мешает
Подавлять киммерийцев и халдеев.

Средь ученых же ныне успели особо
Те мужи, которым дано подниматься
В храм Мардука и ход светил небесных
Наблюдать, вычисляя и размышляя.
Удалось им найти новый круг над теми,
Что вдоль башни величественной вьются –
Среди темных небес они отыскали
Восемнадцать звездных сочетаний
И открыли Пояс Зодиака.
Они вывели новые законы
И назвали их свод «Небесным плугом»,
По нему теперь можно намного точнее
Предугадывать будущие свершенья.

Если верить последним предсказаньям,
То не раз воцарятся еще владыки,
Что, собой возгордившись непомерно,
Пожелают над всем утвердиться миром,
Подчиняя соседние государства.
Но попытки их так же будут тщетны,
Как и гнев бесполезный Синаххериба,
Повелевшего Вавилон разрушить.

Не проникнуть вождям, полным буйной гордыни,
К тихоструйным тайнам бескрайнего неба.

А вдобавок те же пророчат звезды,
Что когда-нибудь – рано или поздно –
Пред верховным судом наш мир предстанет:
Обогнув шесть кругов, зиккурат мирозданья
Покорит недоступные прежде высоты.
Неизбежно это веление неба,
Как и рок, что над каждым смертным довлеет,
Отмеряя ему земные годы.

С юных лет мы мечтаем о жизни вечной
И, усталости тела не замечая,
Не спешим обращать вниманье на время,
Но когда нас возраст подъемлет выше,
То виднее становится основанье,
Ход вещей понемногу мы прозреваем.
Если только ума нам тогда достанет,
Начинаем готовиться к встрече с небом.

Мудрецы наши также прорицают,
Что со временем быстрее пространство
Для людей ученых начнет расширяться,
И иные они рубежи откроют.
Их народы сблизятся, словно братья,
Устремляясь всё дальше с жаждой познанья.
И сейчас грядущего расширенья
Наблюдаем порою мы начала.
Хоть границы царств от сражений зависят,
От капризов правителей своенравных,
Не всегда в их власти границы культуры:
Языков мы видим теперь смешенье,
И обмен накопленных порознь знаний –
Заживляются так раны войн минувших.

Мы богов своих древних сопоставляем
С божествами похожими у соседей.
Сходства этих богов, воплощений природы
В восприятье людей – прекрасный довод
В доказательстве общности всех созданий.
Если мы одинаково видим в небе
Отражения опыта земного,
Значит, он не настолько уж и различен
И способен сплотить нас воедино.

Из-за моря нередко к нам приплывают
Неотесанные, смешные греки,
Ничего-то они о нас не знают,
Но огульно и строго о многом судят
И позорными нас клеймят рабами –
Дескать, мы под пятой у властелина,
А не сами своей отчизной правим,
Не хватает гражданской им здесь свободы.

Говорят, есть у них какой-то город,
Где в народном собранье мужи нагие
Восседают и криком дела решают.
Кто всех громче поднимет средь них роптанье,
Тот и прав – такая у них свобода!
Нет, у нас такое не приживется.
Крикунам мы рот затыкаем быстро,
Не внушает доверия нам волненье.

Правда, есть и другой у греков город,
Где любую слушают речь спокойно,
После смысл ее обсуждают долго,
А потом сообща решенье выносят.
Вот такой бы побольше нам свободы!
Чтобы в распрях словесных, а не военных
Научились мы править государством.
Поневоле бы люди тогда поумнели.

Эти греки близки нам отчасти по духу,
Их певцов мы готовы слушать часами –
Как, легко играя на звучных струнах,
Прославляют они богов и героев,
Обошедших весь белый свет по морю.
И о женах поют – о тех, что дождались
Из походов дальних мужей любимых,
Да о тех, что сами в путь устремились,
Повинуясь чувствам, а не рассудку,
Из-за них потом начинались войны,
Города ради них дотла сжигали.

Но не только певцы стихи слагают,
Есть мыслителей много средь греков, готовых
В складной песне поведать о быте и нравах,
О дошедших до них сквозь века преданьях,
О трудах и днях их свободной жизни.

Если мы обитаем меж рек широких,
Урожай обильный в полях пожиная,
Орошаемых ими круглогодично,
То совсем по-другому устроились греки –
Им куда важнее ветра и волны,
Чем заботы о почве и земледелье.

И язык их другими пестрит письменами,
Что отнюдь не сродни рисункам нашим.
Мы от века на глине значки выводим,
А они на папирусе ловко пишут,
Обходясь небольшим набором буквиц,
Позаимствованных у финикийцев.
Вероятно, легче морским народам,
Оживленную ведущим торговлю,
Упростить письмо свое до предела,
Чтобы времени меньше на запись тратить.
Пусть папирусы их и недолговечны,
Им сегодняшний день веков важнее.
Нам же ближе по складу египтяне,
Письмена их наши напоминают,
Да и вдоль реки своей многоводной
Возвели они пирамид немало,
Что похожи весьма на зиккураты –
Те же многоступенчатые храмы,
Только кверху они сведены попроще.

Если верно ученых предсказанье,
И расширятся вскоре познанья границы,
То смешенье культур почти неизбежно,
И влиять станут чаще они друг на друга,
То враждуя, то дружбу возрождая,
Повторяя историю постоянно.

Подниматься мы будем все выше и выше
По спирали общего зиккурата
И со временем лучше поймем причины
Остановок в движенье и ускорений.

И неважно, буквами или значками
Опыт наших дней подытожат потомки,
Интересов общих у них будет больше,
Проще станет ярусы верхние строить.

А что ждет их тогда в безбрежном небе,
То едва ли для нас сейчас постижимо.
Что им скажет закатное солнце Мардука,
Сарпанит улыбнется какой зарею?
Обретут ли они вновь то же небо,
Что когда-то утратили в глине предки?

Оторвав от земли, до какой вершины
Доведет ход времени человека?
Или, может, хлынет его теченье
И зальет, как Евфрат, Вавилон эпохи,
Где однажды люди правили миром?
Ведь недаром реки впадают в море.