Журнал поэзии
«Плавучий мост»
№ 4(12)-2016

Анна Маркина

Самолётик в клетке

Об авторе: Родилась в 1989 г., живёт в Москве. Окончила Литературный институт им. Горького, семинар детской литературы А.П. Торопцева. Публикации стихов – в журналах «Дружба Народов», «Зинзивер», «Плавучий мост», «Юность», «Аврора», «Слово/Word», «Кольцо А», «Московский вестник» и др. Автор книг стихов «Слон» (2015г.), «Кисточка из пони» (2016г.).

* * *
Чтоб избавиться от грусти,
от безделья, от тоски,
я вот думаю, что стоит
мне выращивать носки.

Посажу кустов носочных,
и дарить их буду всем,
от кого носки сбежали
в среднерусской полосе.

* * *
В какой стране невиданной,
В каком году расхристанном,
смекните, ё-моё!
Елена Леонидовна
Студентикам стилистику
С почти екатерининских
Времен преподаёт.

Студентов лечит книгами,
Гостей Пешковским потчует,
Живёт, как колосок,
И плачет Леонидовна
Над непонятным почерком
И полчищами жуткими
Ботинков и носок.

Елена Леонидовна
Всем светит, как фонарик.
Но если кто идёт
Одну из книг выкидывать,
То буковки к ней на руки
Ползут, ползут и прячутся
В одежде у неё.

Баллада о самолётике

Самолёт посадили в клетку,
ослабел в нем сердечный клапан.
Самолётик впервые в жизни
ощетинился и заплакал.

По ангару шагали годы,
но в нём не было ни души.
Самолёт становился самой,
самой грустной из всех машин.

Небо утром теряло звёзды.
Он у каждой звезды просил
каплю сдержанного полёта
и хотя бы щепотку сил.

Израсходовал он надежды
на холодном асфальте, лёжа,
будто в тёмном лесу иголки
растерял по дороге ёжик.

Он глядел через щёлку в небо,
клетка крыльям была мала.
Да механик, по небу главный,
всё подмоги не посылал.

Но однажды, когда теплело
и сходили пластины льдов,
прилетела худая Птичка
и под щелкой свила гнездо.

И все лето смешная Птичка
пела песни из старых фильмов,
она пела о добрых людях,
о свободе и о дельфинах.

Самолётик с улыбкой слушал,
даже полную чепуху,
он поверил, – ему помогут,
просто заняты наверху.

А потом улетела птица
и летела, пока могла,
и Механика из-за моря
к Самолетику привела.

Починил Самолет Механик,
но в награду себе, как вор,
он украл из ангара Птичку
и на цепь посадил во двор.

Но она на цепи не пела
о героях и о китах,
а починенный Самолетик
больше просто не мог летать.

* * *
Значит, мы за всех в расплате?
Ночью крикнешь в потолок:
– Мама, а за что ушла ты?
Может, потому что платье
на др не подошло?
Может, мама, это кара
за какой-то злобный взгляд,

за пустой и слабый стих,
и за то, что я украла
восемьдесят два рубля
в девяностых из кармана,
что бы ни было там, мама,
ты прости меня прости.

* * *
– Извини меня, послушай!
Шапку надо мне давно,+
чтоб туда входили уши,
у меня большие уши,
как у маленьких слонов.

– Нам приказано взашей
гнать носителей ушей!

Про поэта и мышь

А.К., чтобы он продолжал видеть
и ловить мышей

Вот сидит поэт у мыса.
Вот к нему суется крыса.
Осуждает его крыса:
«Ты чего сидишь поэт?
дела что ли лучше нет?
может, что-нибудь болит?
может, вовсе инвалид?»

«Эх, мышара, эх, мышара,
что-то ты совсем не шаришь,
ведь понятно и ежу,
что не просто так сижу».

Крыса пробует сначала:
«Ты наверно подмечаешь,
как у лодок бьются чайки
и туристиков печальных
укачало-укачало…?

Да тебе бы не мешало
поднапрячь, друг, полушарья!
Ну, какая ж я мышара?
Я вполне себе у мыса
уважаемая крыса.»

И с усмешкою нечаянной
ей поэт наш отвечает:

«Ерунду ты говоришь!
Я сижу затем у мыса,
чтоб в тебе подметить, крыса,
надоедливую мышь».

поручение

Дали тряпку мне и грабли,
говорят: построй корабль!

Отвечаю: из граблей
мы не строим кораблей.

Говорят: заплатим втрое,
только как-нибудь построй, а?

Отвечаю я устало,
отвечаю нежно: эй,
из текущих матерьялов
мы не строим кораблей.

Убеждают: ты должна,
ты хотя бы попытайся,
чай корабль, а не стена
у каких-нибудь китайцев.

Поясняю: ветры сильны,
волны круты, воды сини…
А у вас на все, простите,
не хватает парусины.

Объясняю: ветры сильны,
воды грубы, волны сини…
А на ваш, друзья, корабль
не хватает древесины.

Плачут-плачут: «На кораблик
дали тряпку вам и грабли…
кто бы ведал, кто бы знал,
вы не профессионал!»

* * *
Вечер выдался студёным,
прикоснулся к февралю.
Я тебе, мой лебедёнок,
теплых песен напою.

Ду-лю-ли-ля, ду-лю-лю,
я кого-то полюблю.

Что там кроется под коркой
льдистой коркой в феврале?
Ты пока не знаешь сколько,
сколько грязи на земле.

Жук ползет: жи-жу-жа-жу,
я кого-то провожу.

Доберёмся до апреля,
ветер смолкнет, ветер злой.
Знай, что жило и горело,
то становится золой.

Дует ветр ночной в дуду,
я когда-нибудь пройду.

Но пока что хорошо нам,
будешь сыт и обогрет.
Спи мой маленький мышонок,
ты очнешься на заре.

Ночь пройдёт, ду-лю-ли-лю,
я же свет потороплю.

Будет день – над снегом белым
окаёмка золотая,
вырастай, мой сокол, смелым,
мне на помощь вырастай.

Что положено судьбой,
то мы вынесем с тобой,

пыль и боль, быль и боль
перетерпим мы с тобой.

Усы

В магазине, где люди текли и текли,
где скупали и рыбу, и сыр,
где теряли детей, оставляли рубли,
объявили: «Нашли мы чужие усы,
заберите усы, заберите усы!»

И студент прибежал из отдела весов
«Не терял я усов, не терял я усов, –
но отдайте их мне побыстрей,
он заныл, он заныл, он заныл, –
буду выглядеть в них я гораздо мудрей,
мне усы до зарезу нужны».
Ах, как будто усы больше некуда деть?
Не отдали усов, не послушали слов,
как студент ни молил, ни молил,
и пошел на экзамен печальный студент,
и в связи с недостачей природных усов
он экзамен, увы, провалил.

Покупатель неясный, неясный нагрянул,
и не ясен он был будь здоров.
И спросили его: «Как усы потеряли?».
Он ответил: «В отеле сыров!»
«Странно, странно. А точно ли ваши усы?
Эти найдены были среди колбасы.» –
Усомнились тогда продавцы.
Но схватил покупатель усы, как шакал,
что добычу тащил в уголок:
«ах, усцы, ах, усцы, дорогие усцы,
как я рад, что я вас разыскал!»
он сказал и усы уволок.

А потом человек, человек приходил,
человек был печальный и дельный,
он сказал: «Я усы обронил, обронил,
полагаю, в колбасном отделе».
Объяснили ему, что беда, что беда,
что усов ему, видно, теперь не видать,
как ушей, как ушей не видать.

Он сказал: «А у них был огромнейший плюс:
если я очень злюсь, если я очень злюсь,
я усами тогда шевелю.
И как только терпенье стремится к нулю,
то жена может сразу смекнуть,
накормить меня вкусными щами,
я их ем, я их ем, и жену, и жену
постепенно прощаю, прощаю.

Говорят продавцы: «Ах тогда, ах тогда
мы ошибку свою признаём,
да и нам вас не хочется злить…
Завалялась у нас борода, борода
Вы возьмите её, вы возьмите её
и начните вы ей шевелить.
Шевелите вы ей, шевелите вы ей,
и жене будет даже видней.»

* * *
Если встретите вы тигра, Тигра Львовича,
Вы не злите ни за что Тигра Львовича,
Вы не заставляйте его рычать.
А то вы уж больно сочные, больно вкусные,
он вам может что-нибудь пооткусывать.

Вы прижмитесь к нему грудью, телом дохленьким,
вы скажите: «Тигр, плохо мне, Львович, плохо мне,
сколько я желаний носил в себе вёснами,
все во мне обмякли со звёздами!
Сколько лет желал, сколько вёсен маялся…
не сбывается, сильный Тигр мой, не сбывается».

Мудрый зверь рыкнет гулко и страшно Вам:
«Человечек, со звезд ты не спрашивай,
знай ходи да и тело донашивай,
знай ходи ты под звездами-дурами,
ты ходи и желанья задумывай.
Вот развел тут мокроту неуютную,
ты смотри, зажую тебя, зажую тебя».

А зажёванным быть – дело противное,
лучше лапу пожмите тигрову,
обнимите Вы спину тигрову.
И пружиньте себе далее наугад,
пусть поплачет над Вами ноющий звездопад.