Журнал поэзии
«Плавучий мост»
№ 2(14)-2017
Ольга Чугай
(1944 – 2015)
Стихотворения
Об авторе: Ольга Олеговна Чугай. Родилась в Москве. Воспитывалась в семье деда, профессорафилолога А.С.Беднякова. В 1964 поступила на исторический факультет МГУ. Доучившись до последнего курса, решила не защищать диплом, а, по совету профессора П.А.Зайончковского, профессионально заняться литературой. В 1990 окончила Высшие литературные курсы при Союзе писателей СССР. Стихи писала с ранней юности, начала печататься с 1965 в альманахах и литературных журналах. Занималась переводом поэзии с английского, чешского и других языков. Руководила литобъединением в УДН им. П.Лумумбы, молодёжной литературной студией при Союзе писателей. С 1977 по 1990 вела «Лабораторию первой книги» при Московской писательской организации. Составитель и автор первой «перестроечной» антологии «Граждане ночи» (М., т. 1 в 1990, т. 2 в 1992). Автор двух сборников стихов «Судьба глины» (М.: Советский писатель, 1982) и «Светлые стороны тьмы» (М., 1995).
* * *
На красный свет, на соловьиный свист
Разбойничий в лесу окоченелом
Летит моя душа, расставшись с телом,
На зов последний, как последний лист.
А может быть, и бабочки на свет,
А может быть, и дети на опасность
Летят вот так же, чувствуя неясно
Тоску и смерть, но видят только свет!
* * *
Вольно под ветром пестрой листве –
Лучше лететь, чем остаться на дереве.
Щедрость последняя долгой молве:
Ждали, любили, на чтото надеялись.
Снова хозяину лиственных стай
Столько свободного времени выдано,
Хочешь бросай их, а хочешь – листай –
Видимо все, что казалось невидимым.
Листьями на землю, словом – на лист –
Есть еще право свободного выбора.
В темном проулке шепот и свист –
Сонный, прокисший ноябрьский пригород.
В тучах бегущая к дому луна,
Хлопнет в подъезде, ступени затопают.
Где это ты пропадала одна?
Спросят – и листья попадают с тополя.
Старая песенка, вечный мотив,
Выдумка, правда, беда, всепрощение,
Бледные луны, окна негатив,
И неохота менять освещение.
Не повернуться, навстречу не встать,
Только с названием «Воспоминания»
Книгу осеннюю перечитать
Всю – от свидания и до предания.
* * *
Сквозь эту тяжелую землю времен
Теперь не пробиться ни сердцу, ни взгляду,
И даже свободного слова закон
В бессилии перед законом пощады.
Поэтому я ничего не скажу,
Не выдам души изумленному слову.
Рукой заслоню, от любви пощажу,
И не попрошу себе права иного.
Так несправедливо ходить по земле,
По скользкой, веками утоптанной глине,
Не быть, не родиться, остаться во мгле,
Намеком на вздох в ослепительной сини.
Прикованный к стулу чудак Прометей
Следит, как с ветвей осыпаются латы, –
Кому рассказать про отвагу детей,
Про ветер бессмертья, про бремя расплаты.
Кому рассказать? – Только не расскажу,
Оставлю Ассирии клинопись птичью, –
Будь проклято все, чем я так дорожу
Во славу рассудка, во имя приличья.
Все раньше темнеет, все глуше болит
В расхристанной сини небесная рана.
Сказать не желает, молчать не велит,
Лишь в стекла стучится да каплет из крана.
* * *
Черный чай в стакане,
Месяц на кукане,
Теплый круг от лампы,
Книга на диване…
Кажется не странно –
В зазеркальном мире
Жить намного легче,
Чем в своей квартире.
Не арканьте время:
Пусть с горы несется,
Ничего дурного
С нами не стрясется:
Мертвые воскресли
С нами все, как прежде,
В золотом тумане,
В латаной одежде.
Теплый свет от лампы
Вечно может литься
Там, где мчится время,
И бессмертье длится.
* * *
Есть странная порода тихих женщин:
Их имена для памяти – утрата,
Их бытие для всех почти загадка,
И только лица в памяти цветут.
Так ощутимы их прикосновенья –
То сердце вдруг царапнет,
То – на коже
Останется едва заметный холод,
И мятный привкус ощутишь во рту.
И кто они? Каких углов жилицы?
Каких подвалов, чердаков, окраин? –
Которых больше нет.
И только зренье
Хранит их облик с самых ранних лет.
* * *
Слеток на кромке гнезда,
Электричек стоглазые ящеры…
Предпочитаю всегда
Прошлое – настоящему.
Летние холода,
Мелкую изморозь,
Дальние поезда,
Ветхую изгородь…
Кислая груша – дичок
Так и не вызрела.
Не принимала в расчет
Думала – выстрадала
В том несчастливом году
На лягушачьем пруду
Возле Фирсановки.
Все собиралась – приду,
Время найду и приду –
Перестрадаю заново.
Заново перебелю,
Помилую – не полюблю,
Знаю – простишь от щедрости.
Слеток на кромке гнезда,
Ряска на ряби пруда.
Кислые груши. Недоросли.
* * *
Лист кленовый – лапа лягушачья.
Середина мая. Клейкий блеск
Первых листьев, бликов и морщинок,
Лужицы на выбитом асфальте,
Крыши после краткого дождя.
Середина мая – потепленье.
Потепленья плен и мыслей лень.
Скоро лето – самый долгий день.
А пока истома, слабость, нега.
Мы, как травы, вышли изпод снега,
Выдюжили, выжили, взошли,
А пока горит на солнце новый,
Лягушачий, клейкий лист кленовый,
Весь в морщинках выросший на треть,
Что ж так больно на него смотреть?
Пора одиночества
И.Бунин
Качается медленно сад Зодиака.
У ног моих теплая дремлет собака.
Озябли ладони.
Озябла душа.
А жизнь хороша!
Свежа, как морозное яблоко детства,
Пестра, как осеннего леса соседство,
И сердце единой струною звенит –
Надир и Зенит.
Пора одиночества – странная штука
Кругом суета,
Да не слышно ни звука,
И только шумит мне невидимый лес,
Царапая ветками кровлю небес.
* * *
Щедро в награду далось,
Если совсем не сбылось
И навсегда отоснилось –
Строки, бегущие вкось,
Стаи, летящие врозь
И одиночества милость.
Время подходит к концу,
Тени бегут по лицу,
Тени по стенам гнездятся.
Снова уходит на взлет
Ветра ночной самолет
Нам никогда не расстаться.
И не спросить, как пришлось –
Свидеться не довелось:
Жизнь ожидание длилось.
В сотый ли, тысячный раз
Переплетения фраз,
После бессилия глаз
Высмотреть все, что случилось.
* * *
Джон Донн «Песня»
Иди и подбери упавшую звезду,
И без нее назад не возвращайся.
Кружится лист в октябрьском саду.
Прощается. И ты теперь прощайся.
Нет повода унынью твоему,
Нет повода удерживать на месте
Круженье мысли и жужжанье вести
Отдать их всем – равно и никому.
Труп соловья, увы, смердит не лучше
Любого трупа. Убедишься ты:
Смысл ускользающей в бессмертье красоты
Терзает умирающую душу.
Гармонии извечной не наруша,
Застыл в полете лист в октябрьском саду…
Пойди и подними
Упавшую звезду…
* * *
Ледяной туман дыханья,
Столбик белого огня,
Медленное колыханье
Вечереющего дня.
Синий час после заката,
Тень глубокая легла,
И туманна и крылата
Долгожданной ночи мгла.
Не согреться в этом доме.
Дверь закрою, газ зажгу,
Словно мышь в сырой соломе
Страх копается в мозгу.
Гость молчит, спросить не смеет
Встанет, скажет – «Ну, пора».
Ледяной тоской повеет
Из вселенского двора.
* * *
Стану водить рукой по листу бумаги,
Старое вспоминать – вольному – воля.
Слово, как воробей, бьется в ладонях тесных,
Боязно вспоминать, написать – страшнее.
Лучше следить, как снег завивает кольца,
Как заметает след белый полет метели
Вьюга, побелка, мгла, зимнее наважденье.
Белого воробья подхватило ветром –
Вот и письмо к тебе снова не получилось.
* * *
Последний раз у августа в долгу,
Не веря сердца первому движенью,
Уже простить комуто не могу
Веселый хмель взаимопритяженья.
Такая тишь. Такая россыпь рос,
И у луны сломалась колесница!
Такая ночь, что хочется присниться
Самой себе. С тобой. В последний раз.
* * *
Слова неуклюжи
В бессильной попытке утешить,
Спасти от разора,
Остаться в покое навек.
Спускается вечер
На полуприкрытые шторы.
На землю промокшую
Медленно падает снег.
Забытый мотив –
Колыбельная. Синее платье.
Чужая утрата
Сильней, чем родная беда,
Пока не отыщещь слова золотого заклятья.
По черному – белым,
По снегу – ночная вода.
В пределах души совершается грустное чудо,
Врачующий раны уже исцеляется сам
И детскую гордость внезапная лечит остуда,
Печаль и надежда – я знаю вас по голосам.
Свернулась калачиком
Узкая серая кошка,
Случайно замечу,
Как нежностью пойманный спит
Сердитый ребенок,
И лунного цвета дорожка,
Касаясь лица,
По паркету во мраке летит.
Старый дом
1
Осыпается сад,
Разрушается дом.
Выпадают из рам
Пропыленные стекла –
Мое отражение
Вместе с пыльным стеклом
Выпадает на землю
И ухмыляется криво,
Прежде, чем разлететься в осколки.
Мой дом пережил три эпохи.
Здесь – на месте гнезда
Только черные пятна пролетов,
Только промельки взглядов,
Только возгласы старых кустов.
В этом доме слепая душа
Обживала пространство
И сюда возвращалась потом,
Когда худо бывало.
Осыпается сад:
Три эпохи,
Веранда, мансарда,
Скрипучая лестница жизни…
Какието письма лежат
На пустом пепелище.
Этот адрес исчез.
Почтальоны уже не приходят,
Под горелыми балками плачет
Поломанный кухонный кран
Словно жизнь еще теплится в доме
И всех раздражает
Незакрытого крана
Глухой тенорок.
Впусти меня, дом,
Виновата – пришла слишком поздно.
Как теперь проживу я
Без тени твоей за спиной?
2
Старый дом сгорел дотла –
Нет на свете дома –
Только влажная зола,
Только твердая смола
Вдоль горелого ствола,
Только дождевая мгла –
Вышло подругому.
А казалось жизнь была
И светла и весела,
А теперь, как сон, как мгла,
В толще водоема.
Дождевой пороши муть,
И сквозь дождь сереет путь,
Уводя от дома.