Молодый В. Споры с Мнемозиной: Стихотворения. — М.: Водолей, 2013. — 144 с.
ISBN 978–5–91763–130–1
В прозаическом вступлении к своей книге «Споры с Мнемозиной» Вадим Молодый определяет вошедшие в нее стихи как «…по сути, лишь наброски к главам недописанной книги».
Ни в коем случае не споря с авторским суждением, скажем, что стихотворения Молодого скорее кажутся отдельными строфами «лирической поэмы» (понятие, впервые введенное Валерием Брюсовым), всякая из которых обладает — подобно стансам — самостоятельной художественной ценностью, одновременно составляя часть обширного блистательного целого.
Мьёльниром вбивают гвозди в твердь.
не спеша выходит нянька-смерть.
в темном сне знамений и чудес.
поднимая небо на рога.
Едва ли автор стремился к этому осознанно. Построение крупной поэтической работы управляется рассудком в надлежащей степени лишь тогда, когда речь идет об эпическом произведении, создаваемом по заранее обдуманному плану («Божественная Комедия», «Потерянный Рай», «Фауст» и др. подобные) — но и тогда лишь до известного предела. А «Споры с Мнемозиной» — образец чисто лирической книги, выдержанной в безукоризненно классическом ключе.
Думается, читатель обратит внимание на то, что сплошь и рядом Вадим Молодый посвящает свои стихи не памяти ушедших поэтов, а им самим — словно те по-прежнему пребывают меж ныне здравствующих: «Георгию Иванову. Борису Поплавскому» и т. д.
Точно так же ставил когда-то посвящения мудрый вестник Владимир Соловьев — неназойливо подчеркивая свою неколебимую веру в бессмертие души. Для Молодого это не механически заимствованный художественный ход, а столь же тонкий поэтический прием, утверждающий единство бытия земного с инобытием: нерасторжимую — пусть и не всегда ощутимую, связь различных слоев, из коих состоит мироздание.
Зачастую Вадим Молодый глядит на земное существование «Как души смотрят с высоты // На ими брошенное тело…» (Тютчев). Подобному «взгляду из инобытия» окружающее предстает свободным от одежд и масок, проницаемым насквозь и оттого лишенным всяческих прикрас:
Федору Сологубу
Каждый раз, пробираясь путями изгнанья,
не сойдясь с этим миром в последней цене,
я пускаюсь по волнам сокрытого знанья,
что, покинув мой сон, поселилось во мне.
Там где Слово, смеясь, превращается в Дело
и Малютой ласкает топор палача,
там, где мчится Персею навстречу несмело
тень Медузы, пронзенная тенью меча,
где пируют владычицы горнего мира,
насмехаясь над миром бесплодной тщеты,
где, согреты холодным дыханьем эфира,
из под грозных личин выползают шуты,
только там. Или здесь? Наяву ли, во сне ли,
познавая явлений сокрытую связь,
я, взлетев до небес, покидаю качели
и сметаю с подошв надоевшую грязь.
Издательская аннотация к «Спорам с Мнемозиной» справедливо говорит: «Творчество Вадима Молодого элитарно и глубоко эзотерично; он пишет не о событиях внешнего мира, а о той, выходящей за пределы физического бытия реальности, прикоснуться к которой дано немногим. Поэтому понять и оценить его стихи сможет лишь по-настоящему образованный и культурный читатель, чувствующий иллюзорность и лживость того, что «дано нам в ощущениях».
В своем предисловии к «Спорам» другой замечательный поэт, Илья Будницкий, определяет стихи Молодого как «органичную речь человека, для которого вся европейская культура является естественной средой обитания».
По словам Будницкого, «Вадим Молодый… вырос как поэт в русле именно классического понимания поэзии, являясь глубоко образованным и культурным человеком». С этими суждениями следует лишь согласиться. Безукоризненное владение «святым ремеслом» поэтической техники, чеканный стих, точная, звучная и свежая рифмовка безусловно свидетельствуют о крепкой классической закалке автора. Что же касается незаурядной, почти всеобъемлющей эрудиции Вадима Молодого, то можно с уверенностью сказать: грядущим критикам-комментаторам предстоит работа, сопоставимая с той, которую проделали, например, издатели Валерия Брюсова и Вячеслава Иванова — поэтов, чья феноменальная образованность была и остается притчей во языцех.
Одна из особенностей, присущих творчеству Молодого — виртуозное умение пользоваться литературной контаминацией, вкраплять и «вживлять» в свои тексты отдельные строки и фрагменты классических произведений, давая общеизвестным мыслям и образам новое и нежданное звучание.
Контаминация — искусство трудное и не всегда безопасное для поэта. Заимствовать можно из кого угодно и что угодно — но лишь соблюдая незыблемый закон: заемные строки не должны выглядеть наисильнейшими в данном стихотворении. Иными словами, автор должен иметь достаточно дарования, чтобы соперничать с выдающимся или великим слагателем стихов, у коего «берет взаймы», — дабы возвратить свой долг если не с лихвой, то, хотя бы, честно и полностью.
Из великого множества изящных контаминаций, используемых Молодым, выберем только два коротких образца:
Я царь — я раб — я червь — я Бог!
Еще — я самых честных правил.
А может, я — единорог?
но КТО бежать меня заставил?
(«Ямщик в Аид загнал коней…»)
Изреченная стала ложью.
Без волненья внимает ей
отвергающий помощь Божью
неприкаянный чародей.
(«Потерявшийся на этапах…»)
Здесь контаминации (из Державина и Пушкина, из Тютчева и Лермонтова) превращаются еще и в своеобразные «вольные центоны».
Снова скажем: это вполне естественный и непринужденный художественный ход. После Гесиода и Гомера в европейской поэзии не было и не могло быть произведений, выраставших «ниоткуда» — на пустынной почве, на месте, где прежде не росло бы ничего. Любая умелая контаминация служит как бы сплетению ветвей, созданию общего лиственного полога — либо, еще вернее, становится крупным или малым корневым отростком, уходящим вглубь, к незримым источникам животворной влаги.
_______
Пишущий эти строки полагает, что «Споры с Мнемозиной» стали для отечественной словесности очень весомым приобретением. Книга «ладно скроена и крепко сшита», в ней не сыщется ни единого случайного или слабого текста. Даже задорные, шутливые стихотворные миниатюры («Коту Василию» и др.), вкрапленные в отнюдь не легковесное поэтическое вещество основного корпуса, отчеканены всемерно.
Общеизвестной и расхожей сделалась литературная поговорка: мастерство настоль отточено, что не заметно мастерства. Истины отнюдь не прекращают быть истинами, сделавшись трюизмами: настоящее мастерство, приобретенное литературное умение не бросается в читательские глаза немедля — как правило, оно «проявляется», подобно фотографическому отпечатку, только при неторопливом повторном чтении.
Зато настоящий поэтический талант бывает виден сразу же, с первой же строфы:
ДВЕ СТРАНЫ
Николаю Клюеву
Есть две страны: одна — больница,
другая — кладбище. Сквозь них
проходит тусклая граница
меж миром мертвых и живых.
Палата. Небо. Крематорий.
Холодный ветер. Черный дым.
Конец придуманных историй.
Дудинка. Вологда. Нарым.
Петля. Елабуга. Марина.
Икон угрюмых темный ряд,
свеча в потеках стеарина,
невесты траурный наряд.
Сметает звезды холод лютый,
И, лунным светом залита,
она встает в костер, раздутый
у опаленного креста.
Застенок. Дыба. Персть земная.
И, как насмешка над судьбой,
врата распахнутые рая
в сиянье бездны голубой.
Взлетает к небу вопль беззвучный,
Фенрир грызет земную твердь,
И, поднимая меч двуручный,
в холодной мгле крадется смерть.
Но, бредя, что то шепчет миру,
раскинув веер горьких слов,
поэт, омывший кровью лиру,
под гул глухих колоколов.
«Споры с Мнемозиной» — вторая поэтическая книга Вадима Молодого. Остается лишь пожелать скорейшего появления третьей, а там и четвертой. И, разумеется, искренне поблагодарить автора за принесенную читателям эстетическую радость.