Журнал поэзии
«Плавучий мост»
№ 2(22)-2019

Школа поэзии – создание поэта для читателей или читателя для поэтов?

С Андреем Юрьевичем Санниковым – поэтом, педагогом, создателем онлайн-школы поэзии «землясанникова.рф» беседует Сергей Ивкин

Сергей Ивкин: 1 июня начала работу онлайн-школа поэзии землясанникова.рф. Вы являетесь её руководителем…

Андрей Санников:
Уточню: не руководителем школы, а руководителем проекта. Потому что проект, кроме онлайн-школы, включает ещё несколько направлений. Онлайн-школой занимаются, кроме меня, несколько моих единомышленников. Нас – целый педагогический коллектив.

С.И.: Начнём с простого. Любая школа – это подготовка к определённой работе, на которую есть вакансия. Существует ли вообще вакансия поэта?

А.С.: Разумеется, я вижу тех людей, которые пришли ко мне заниматься, людьми, которые в будущем будут поэзией заниматься профессионально. Полагаю, что не все из них об этом сейчас догадываются. Моя задача – протащить их от первого упражнения на устройство детской считалки (пусть попробуют понять, в чём «фокус», как устроены эти шедевры) до подготовки (вместе с ними) книги. Первой ли книги вообще или первой, правильно составленной ими книги. Мне надо, чтобы человек, прошёл этот совершенно нормальный маршрут от представления, какие стихи хорошие, а какие – обычные, до представления, как устроены его собственные стихи и какое место они должны занимать в русской поэзии. Тут удивительным образом движение от общего к частному происходит.

С.И.: Если говорим о месте в русской поэзии, то последние тридцать лет выражение «поэтическая школа» наиболее часто звучит в рамках феномена «Уральская поэтическая школа». Вас называют одним из основателей УПШ.

А.С.:
Секунду! – Основатели УПШ – это два человека, В. О. Кальпиди и В. Я. Дрожащих. Через некоторое время, после того, как УПШ была ими опознана, они меня разыскали. С большой радостью, с большим изумлением обнаружив, что существует некий персонаж, чья поэзия по каким-то совершенно генетическим признакам совпадает с той поэзией, которую они создают сами. Это всё равно, что встретились вместе три человека, у которых у каждого на каждой руке по 100 пальцев. В принципе – невозможно. Я полагаю, что когда Дрожащих с Кальпиди встретились, они испытали какие-то сумасшедшие эмоции. Потому что та степень, та особенность дара, та степень взаимопонимания, которая существовала и существует между ними – это уникально. Вот есть их дар, эти, скажем условно, 100 пальцев на каждой руке. И вдруг они обнаруживают, что есть ещё один такой же персонаж! Я помню, что была – то ли поздняя осень, то ли ранняя весна. Снег по диагонали идёт. Ко мне приехали два невероятно бодрых, но без всякой тени хвастовства и вульгарщины человека. Приехали люди, уверенные в своей правоте. И абсолютно мне доверяющие. Поэтому у меня вообще не возникло к ним никаких чувств, кроме благодарности.

С.И.: Та школа, которую Вы создаёте коллективом единомышленников, она связана с многолетним литературным движением УПШ или представляет собой нечто отдельное?

А.С.: Она не представляет из себя чего-то отдельного. Но она и не имеет прямого отношения к тому, что называется «УПШ». Это сравнение тёплого и мягкого. УПШ – это сноп взаимосвязанных и взаимосхожих поэтик и биографий, которые развиваются во времени. Это большой пучок векторов развития поэтического языка, которые друг другу близки, возможно пересекаются, перекликаются, порой на некоторое время совпадают, но связь внутри УПШ происходит из того, что у нас общее понимание причин, по которым должны существовать стихи, и общее сходство в решении тех поэтических задач, которые мы сами себе ставим.
А онлайн-школа поэзии – это школа, где мы обучаем конкретным поэтическим техникам. В первую очередь мы обучаем поэтическим техникам, связанным с силлабо-тоникой. Я полагаю, что по отношению к силлабо-тонике допущена большая несправедливость. Дело в том, что силлабо-тоника, на мой взгляд, – одно из высших достижений человеческой культуры вообще. Та степень точности, сложности, виртуозности, прочности, красоты, осмысленности, которую в себе несёт силлабо-тоника, она несравнима с другими поэзиями. Мы же понимаем, что поэзий существует много? Силлабо-тоника – это необычайно дорогие, с вечной гарантией швейцарские часы, как бы такой Patek Philippe. Мне же теперь всё время предлагают – то дешёвку на батарейке, то песочного «дурака», которого надо переворачивать. Проблема с обучением силлабо-тонике заключается в следующем. Люди, которые (а) думают, что они понимают, что такое силлабо-тоника, и (б) которые думают, что пишут силлабо-тоникой, на самом деле (а) не понимают и (б) не пишут. При этом берутся учить силлабо-тонике других людей по следующей системе – представьте себе, что если бы анатомия заключалась в заучивании названий двухсот костей и семисот человеческих мышц. Можно ли выучить все названия всех частей гениального устройства человеческого тела, но при этом не задаваться вопросом: «А какую функцию выполняет вот этот сосуд? Вот этот сустав? Вот эта мышца, чему служит?» Эти «учителя» не понимают – как устроено ударение? Или – почему таким поразительным образом «срабатывает» рифма? Они же расписывают 52 вида существующих рифм, они блестяще дают примеры разнообразных логаэдов, они говорят о пиррихии – и они не понимают, как воздействует на человека текст, использующий эти приёмы!

С.И.: Тогда расскажите, как строится Ваша система обучения этим технологиям.

А.С.:
Задача довольно проста. Мне важно, чтобы человек после онлайн-школы вышел, как герой Ахматовой: «Как забуду? Он вышел, шатаясь, / Искривился мучительно рот…» То есть человек должен выйти из онлайн-школы ошалевшим. Человек должен выйти совершенно изменившимся. Человек должен из неё выйти так, как «зелёный берет», которого сбросили голого с ножом с вертолёта в джунгли, выходит к людям. Он жив. Он научился обходиться с этим миром так, как этот мир заслуживает. Он узнал о себе всё. Он вышел с таким опытом! Он вышел таким победителем! Он совершенно другим человеком должен выйти.

С.И.: Если уровень подготовки «зелёного берета» измеряется выживанием, то чем определяется то, чего человек достиг в результате обучения в онлайн-школе? Ведь этого не сделать простым тестированием? Кто оценивает? Как оценивает?

А.С.: Онлайн-школа представляет целую систему, которая состоит из фильтров, препятствий и совершенно озверевшего ефрейтора, который пинками гонит новобранца по этому лабиринту и заставляет просачиваться сквозь фильтры и перелезать через препятствия. Существует три модуля: тест-тренинги, видео-лекции, общение с мастерами – сквозь которые мы человека проводим.
Тренинговое обучение я начал применять достаточно давно. Лет тридцать назад. На первые свои семинары брал принципиально людей разных возврастов, в группе могли быть шестилетние и восемнадцатилетние. И они выполняли одни и те же задания, заглядывая друг другу через плечо. Так человек и обучается основным поэтическим техникам. По сути, выполняя задания – люди учатся храбрости.
Многих пишущих стихи от написания первоклассного, гениального текста – удерживает робость. Я учу их вести себя в поэзии очень свободно, открыто, храбро. Именно для этого и даются задания. Предположим, «нужно странным образом, но надёжно упаковать и перевезти странным же образом, одновременно, телеграфный столб и золотую девичью ресницу. Придумайте, опишите, как вы будете это делать».
Мы провели некоторый объем социологических работ, чтобы понять, почему и как люди хотели бы дистанционно получать такое образование. И пришли к выводу – нужно максимально упростить процесс обучения. Не стоит в нынешнем мире погружать человека в чрезвычайно насыщенную интеллектуальную, полную полунамеков среду. Надо делать точно и прочно. Курс рассчитан на 12 недель. И каждую неделю человек получает тест-тренинг. Тест-тренинг, напомню, состоит из совершенно сюрреалистических заданий. Например, «составьте изнурительно длинный бюллетень, который Вы получили на выборах, где числится двадцать семь партий с идиотскими названиями. В послесловии объясните, почему Вы решили голосовать за ту или иную партию. Избегайте политики, ограничьтесь самоиронией». И человек попадает в очень странную ситуацию. Он вдруг перестает контролировать фантазию, он в большей мере начинает следить за тем, чтобы, когда наступило состояние озарения, записывать свои собственные стихи. У него не возникает барьера «Боже мой, я, наверное, что-то неправильное делаю!». Он привыкает быть сумасшедшим. Это об образности и структуре, а о звуке – нам повезло с графикой русского языка. В русском алфавите существует большая близость фонем и их обозначений обычными буквами, поэтому, раздавая задания, я с человеком могу общаться без специальной терминологии. Главное, что ему нужно освоить, – это осмысленную форму выдоха.
Ну вот, человек получает раз в неделю тест-тренинги, которые он заполняет, отсылает. Наш директор отслеживает правильность выполнения.
Второй модуль – это видео-лекции о поэзии, о философии поэзии, о состоянии поэзии. Лекции, которые читают крупные поэты, философы поэзии, критики. Вот что важно, в этих лекциях – надо понимать, что мы не просим, чтобы обучающийся соглашался с точкой зрения лектора. Мне ученики пишут: «Уважаемый Андрей, нам лекции о визуальной поэзии не нужны, мы считает, что поэзия – это звук. Зачем, это же лишнее?» Пишу в ответ: «Конечно, я мог бы сам «на камеру» рассказать всё, что я думаю о поэзии. Об астрономии. О кошках. О Путине. Но я-то хочу, чтобы вам это рассказали те, кто является либо моими учениками, либо очень близкими моими друзьями. Уникальность ситуации в том, что – так как они читают эти лекции как бы для меня, рассказывая всё это мне, потому что во время записи лекций я сижу в зале – они мне это рассказывают. Они не врут и не красуются. Они в самом деле говорят то, в чём убеждены. И вы попадаете в уникальную ситуацию, слушая эти видео-лекции. О фем-поэзии вы слышите от сторонницы фем-поэзии, которая убеждёна в её ценностях. О том, нужно ли, а если нужно, то как, участвовать в конкурсах, фестивалях и т.д., вы слышите от человека, который в 100 фестивалях, премиях и конкурсах по всей стране в жюри сидел. Который (а) знает их устройство изнутри и (б) готов об этом рассказать. Вы всё это слышите из первых уст». Каждая тема связана с тем, кто именно о ней рассказывает.
Третий модуль – общение с мастером. Обучающиеся выбирают себе мастера. И вот тут наступает самое интересное. Они доверились мастеру. И мастер относится к ним примерно так же, как врач к пациенту. Жёсткость в оценках текстов, но при этом большая деликатность в личных высказываниях. Мастер с самого начала решает, договаривается с учеником: «мы в нашем общении не говорим о тебе, о твоей жизни, о твоей биографии; о том, какое горе ты переживал, когда писал этот текст; о том, в каких обстоятельствах этот текст был создан, с чем он связан; о том, как тебе тяжело живётся и какая отдушина для тебя писание стихов». Ученик сразу с мастером договариваются, что их обоих это не интересует. Мастер одновременно – врач и тренер. Иногда он больше тренер, иногда он больше врач. Говорить с ним нужно о предметах, которые ты к нему принёс. Вы садитесь, образно говоря, не друг напротив друга, а рядом. И выкладываете перед собой эти вот изделия, которые созданы из звука, образов, букв. И говорите о них: «Вот это сделано замечательно!» «Вот здесь, пожалуй, ненадёжно». «Это конструктивно неудачно». Ученик начинает понимать, что стихотворение – это реальный предмет. Не карточный домик, который надо держать руками, чтобы сквозняком не сдуло. Стихотворение должно быть сделано, как серебряное яблоко, отполированное серебряное яблоко с бронзовым черенком. Вот ты его поставил со стуком на стол – и вышел. На тридцать лет. Пришел через тридцать лет – оно неизменное, в том же весе, ну может только патина тонкая, цвета стрекозиного крыла его покрыла и два дактилоскопических отпечатка твоих пальцев, может быть, бронза черенка вместо золотистой стала коричневой. Но вес, плотность, материал — всё сохранилось!..
Как сейчас устроено так называемое «обучение» по большей мере? Первый вариант: тебе последовательно дают фрагмент за фрагментом теорию. Так называемую «теорию», повторюсь. Эта теория не объясняет причин, по которым текст именно так устроен и так действует. Она называет части скелета, даёт названия мышц, но просто не знает, чему служат те или иные мышцы, те или иные кости. Второй вариант: тебя погружают в совершенно душную задушевность. Тебе начинают говорить о трагических судьбах поэтов, об изнуряющем вдохновении, о том, что это стихотворение давалось непросто. Это тоже неправильно. Учитель должен объяснять ученику конструкцию стихотворения и механизм его воздействия на слушателя. Ну представьте, например, ты пришёл учиться к оружейнику, он тебе раскладывает на столе винтовку и говорит: «Это затвор! Запомни! Это – шомпол! Запомни! Это – цевьё! Запомнил?» – Запомнил. «Свободен!». Это не обучение. Ты идёшь к другому оружейнику, который вместо того, чтобы сказать: «Затвор вот так вот поворачивается, возвратная пружина вот таким образом выталкивает, то, другое…», – говорит: «О! гром этой винтовки долго ещё будет отдаваться в ушах бежавших от её выстрелов неприятелей!» Так ты тоже не научишься создавать оружие. Тебе должны объяснить механизмы воздействия на слушателя и читателя. Тебе должны объяснить, как эти механизмы поместить в текст. Тебе должны объяснить, что текст – это прочный предмет. Вот этому я учу. Этому учит мастер.
Есть лимит. Лимит этот вынужденный, он смешной, но тем не менее. 50 строк в неделю может показать ученик мастеру. Всё, не больше. Потому что (а) мастер не может работать с гигантскими объёмами, если он работает с текстами честно, и (б) ученик должен понимать, что общение с мастером – это драгоценность. Это уникальная возможность. 50 строк, чтобы ты не начал разговор о себе любимом. О судьбе и кошках.

С.И.: Тогда мы возвращаемся к вопросу: Как принимается итоговый экзамен по пройденным технологиям? Именно созданием средневекового «шедевра»? Личного проекта? Книги стихотворений? Что предполагается в конце прохождения такого курса, заданного в тестовом режиме на 12 недель?

А.С.: Человек получает два документа. Один от мастера, где мастер фиксирует, что человек у него был и успешно прошёл курс основ.

С.И.:
Но может и не пройти?

А.С.: Может и не пройти. Мастер может плюнуть и сказать: «Я не буду с тобой работать». Мастер же работает бесплатно. Он может утратить интерес к этому персонажу.
С другой стороны. Человек прошёл тест-тренинги, прослушал видеолекции, он реально совершил некоторую работу. Тут он получает второй документ, который менее эмоционален, но более официален. Это документ от серьёзного специализированного вуза, отделения Союза писателей России и от хорошего книжного издательства. Этим документом свидетельствуется не уровень его таланта, а уровень его образованности.

С.И.: Вполне возможно, что на выходе мы поэта можем и не получить.

А.С.: Да. Даже если он старался, упирался. Можем и не получить поэта. Но! Мы получаем человека, который отличает хорошие стихи от обычных. Который отличает поэтическую речь от обычной. Который знает, где найти хорошие стихи. Знает, как устроена классическая силлабо-тоника. Таких людей очень и очень немного. И мы ни в коем случае его не «теряем». На самом деле, мы получаем самого что ни на есть преданного, квалифицированного, деятельного читателя. Не забывайте, поэзия – одно из сильнейших наслаждений. Если человек – «правильный читатель», у него есть доступ к эйфории…

С.И.: Кто пришёл на первый – тестовый – курс школы?

А.С.: Я абсолютно счастлив. У нас занимаются люди, преподавание которым для меня представляется удовольствием и честью. У нас занимается один из очень известных современных певцов, у нас занимается один из самых известных российских журналистов, у нас занимается московский батюшка, у которого десять детей, у нас занимается лучший точильщик ножей в России, у нас занимается куча невероятной красоты девчонок от Праги до Иркутска, у нас занимается довольно много людей, которые уже состоялись как авторы, у них вышли книги, они получили премии, тем не менее они у нас занимаются, делают они это не из стремления развлекаться, а, я полагаю, из очень большого доверия к нам. Делают они это ещё и потому, что, мне так кажется, они вопрошают себя: «А не стала ли их поэзия – поэзией по инерции? Не пора ли провести генеральную уборку в собственной поэзии?» К нам пришли, мне это интересно и очень важно, те, кто занимается литературоведением и русистикой. Среди них серьёзные вузовские преподаватели. Что, кстати, тоже вызывает у меня большой энтузиазм. Это на самом деле свидетельство большого доверия к нам.

С.И.:
Кто финансирует школу?

А.С.: Нам помогают благотворители. Техническую сторону финансирует чешский предприниматель с русскими корнями. А мастера пока участвуют в нашем проекте бесплатно. Впоследствии курсы обучения будут платными. Хотя для некоторых категорий бесплатный режим останется.

Примечание:
Сергей Ивкин – поэт, художник, редактор. Лауреат премии MyPrize-2018. Дипломант Первого санкт-петербургского поэтического конкурса им. И. А. Бродского в номинации «Большое стихотворение» и «Илья-премии». Живёт в Екатеринбурге.