Ольга Захарова

Терпкое. Ледяное

Об авторе: Захарова Ольга Павловна. Родилась в Екатеринбурге в 1985 году. Работает фармацевтом. Участник фестивалей «КУБ» (Красноярск), «Книжный фестиваль в Белинке» (Екатеринбург). Финалист Большого уральского слэма (Челябинск). Первая журнальная публикация.

* * *
дождь
—–превращает
—–мир
—–в хрустальные
—–зазеркальные миражи.
отражения
—–куражатся,
—–мечутся,
—–путают «лево – право»,
кажется,
—–что пространство
—–кружится и дрожит.
свет
—–разливается по асфальту
горячей лавой.
вдоль дорог
—–котами чеширскими
—–мурлычут рыжие фонари.
из судьбы
—–моей у тебя под сердцем
—–клубок Ариадны свит,
нитка тянется.
—–мне больше нечего тебе подарить –
кроме
—–благодарности.
—–и любви.

море

В трещинах и сколах двери, за которой ты
Проступает море. Детально и глубоко.
Доходит до щиколоток, приносит из темноты
Прозрачные искры медуз. Шелестит песком.

Назначая себя смотрителем маяка,
Нужно помнить, что от моря он – единого естества.
Задержав дыхание, задеваю овал звонка.
Ты выходишь.
Застывает в глазницах девятый вал…

Солёные капли выпиваешь с раскрытых губ,
Прикосновениями рисуешь изгиб спины.
Мне больше нечего делать на берегу.
Я – Фрези Грант.
Для каждой
Твоей
Волны.

кардиографическое

зимой и валидолом пахнет время,
стерильный воздух снежен и колюч.
в ладони тает льдинкой теорема
тождественности «верю» и «люблю».

флаг изморозью выбелен по краю.
быть искренней, вернее, горячей,
вдыхать его тепло, читать по Брайлю
веснушек звездный атлас на плече –

оставь другим.
кардиограммы врут.
надрез на горле. трубка ИВЛа.
и криво усмехается хирург
– дыши. ты, вроде, этого хотела..?

Beltaine

Идём!
У лесных озёр зацветает вишня.
Разбрызган в солнечном воздухе птичий щебет.
Порог сумасшествия в несколько раз превышен,
Когда приближается точка невозвращенья.
Мир, выдыхая ветер, тебя ласкает,
Ладонями тёплой земли прижимаясь к коже.
Ты жадно целуешь мятные губы мая.
До трещин-тропинок в зыбком мареве
бездорожья.

Цыганская страсть.
Славянская обреченность.
Под правой лопаткой раскрывается тяжело –
Багровым ожогом на коже разгоряченной –
Грядущего лета сполох –
чер-то-по-лох…

Чапаев

мне неделю назад пулевым шальным прошило грудину.
я заткнула сквозную рану льняной рубашкой.
—–конечно, вашей.
—–сверху – забинтовала.
бинты вплавлялись мне в ребра,
—–впивались в спину.
Петька – мальчишка, фигляр! –
приносил ромашки.
—–было невыносимо.
—–плакала и орала.

кажется, что бинты проросли до сердца.
—–обвивают его кошмарами,
—–душат страхом.
я держусь. дышу.
не скулю и не засыпаю.
вы заходите. молча. и наше дыхание
—–вдруг попадает в терцию.
вам казалось, что вы пришли за своей рубахой?
это ложь. вы хотите – меня, товарищ Чапаев.
впрочем. берите скальпель.
эта игра – обоюдная, как ни странно.
—–вы мне расскажете, свет мой,
—–чьими чулками
—–заткнуты – ваши раны…

на жёлтый

если между «нельзя» и «можно»
пара нервных биений пульса,
пара вдохов – коротких, рваных,
значит будет игра – «на жёлтый»,
ожидания остриё.

—упраздняется осторожность,
—долетает шальная пуля,
—раскрываются губы – раной,
—отправляется совесть – к черту –
—в осознании – «не твоё»!

дальше – просто. отрезать больше,
задушить алкоголем душу,
спрятать память на дне колодца,
не выстраивать перспективы,
грызть язык – до крови во рту.

—первый шаг оглушает болью.
—сны твою оборону рушат.
—скоро кончится, захлебнется.
—обесцвеченным негативом
—погружаешься в пустоту.

волчье

Ясней, ясней на небе звезды.
Волчий хвост в полынью вморожен.
Волк глотает холодный воздух,
Гонит с морды снежные крошки.

А она следы заметает,
Отдается новому году.
Исключает себя из стаи,
Заговоры шепчет на воду.

Застывай, подруга-водица,
Не пускай, держи его крепче.
Пусть он мне по ночам не снится,
Пусть не вязнет солью в ресницах,
Жарких слов пускай мне не шепчет.

Волк устал от зимы и боли,
Голова клониться на лапы…
А она как будто довольна
Наблюдать его злым и слабым.

Только ближе к середине марта,
Аккурат перед ледоходом,
Обманув разлучницу-воду,
разыграв крапленые карты,
Она встретит его у речки…

Будет лето – и будет легче…

про чертей

Думаешь, я самозванка? Хочешь к нему в постель?
Для начала – выучи имена всех его чертей,
Каждому из них отдайся, каждого – приручи.

От самой тёмной камеры его сердца найди ключи.
Выведи меня под конвоем к заутрене февраля,
Дай глотнуть морозной свободы – и расстреляй.

Дальше – тащи его хоть в койку, хоть к алтарю.
Только знай, что все мои бесы едят у него из рук,
Молятся на него и клубками спят на его груди….
Ты никогда не останешься с ним – один на один.

Будешь задыхаться бесконечными кошмарами по утрам.
Просыпаться, слушать как они шепчут „no pasaran“,
Скулят, разгоняют хвостами слёзы по его небритым щекам.
Как он встаёт.
Вздыхает.
И наливает в блюдечко молока…

белый шум

молчи.
со всех перекрестков твоих дорог.
из всех путешествий. из зыбкого сна плацкартного.
из точек в системе координат декартовых,
отмеченных знаками «выпил» и «одинок».

не нашептывай ветру призрачного покоя.
он и сам мне читает строки твои – ночами.
это озеро..? море ли..? слишком терпкое. ледяное.
растворяются в нем человеческие печали.

я теряю ориентиры, приоритеты.
я, пускай автоматически, но – дышу…
намотав на костяшки пальцев любовь – кастетом,
отпускаю тебя – журавликом – в белый шум.

выживаю. на кофеине и анальгетиках.
собираю себя – отражениями в витринах.
я – игрушка с отрицательной энергетикой.
он до рвоты логичен, паталогический этот минус.
ты –
мо-
л-
чи…

ритмики

забываясь беспокойным совиным сном
в утробе утра, которое плещется и звенит,
пытаюсь настроить внутренний метроном
на пульсацию солнца, взлетающего в зенит.

не попадаю в его частотный диапазон.
молитвы, как бусины, нанизываю на нить.
солнце моё, свети. приходи в мой сон
согревать меня, успокаивать и хранить.