Игорь Болычев

Эпилог­-1991

Об авторе: Игорь Иванович Болычев (1961, Новосибирск). Окончил Московский физико-технический институт, заочное отделение Литературного института им. А.М. Горького. Доцент Литературного института. Публикации: журналы «Новый журнал», «Иностранная литература», «Крещатик», «Плавучий мост», «Новый мир», книги: «Разговоры с собою», М., 1990 г., «Вавилонская башня», Мюнстер, 1991 г., «Разговоры с собой», М. 2019. Переводил с английского и немецкого П. Б. Шелли, Р. Бернса, Р. Киплинга, У. Б. Йейтса, Э. Паунда, Л. Уланда, А. Фон Дросте-Хюльсхоф, Г. Бенна, Г. Гейма, Г. Тракля и др.

……..…То горестный удел
……..Тех жалких душ, что прожили, не зная
………Ни славы, ни позора смертных дел.
……...Данте. Ад, III

1.
Мы живем конечно не в аду,
Мы живем в занюханном предадье.
Плещемся в Останкинском пруду,
Пишем, пьем, читаем, жрем бурду,
В общем, отдыхаем на природе.

Наше время характерно тем,
Что оно ничем не характерно –
Ни тебе величественных схем,
Ни тебе неразрешенных тем,
Все на удивление бездарно.

Как обидно, мочи нашей нет:
Жили, были, строили, творили –
Все прошло, как с белых яблонь бред,
И за тыщу – с лишком даже – лет
Адского огня не заслужили.

Он еще подлится, вечный бой,
Погремит твоей свободы ради.
Ты была державой и страной,
Матерью была, сестрой, женой,
А кончаешь в роли старой бл*ди.

2.
Взорваны трюмы пороховые.
Пятится в сладком испуге эскорт.
Тысячепушечный крейсер Россия
Валится с креном на левый борт.

Вот уже воду черпают трубы.
В средних широтах. В полдень. В штиль.
Будто могучие корни дуба,
Из моря выворотился киль.

Кончено. И над гнездом воронки,
Точно птенец на неверных крылах,
Бьется и вьется от соли стромкий
Голубо-белый Андреевский флаг.

3.
Моего благородного деда,
Моего коммуниста отца
Позатерла история где-то,
Не упомнишь теперь и лица.

Только я, хоть побочный, но все же
Из старинных российских князей,
Оказался с пропитою рожей
В самом сердце Отчизны своей.

И стою я у стен мавзолея,
И смотрю на Покровский собор…
Полюбила, Россия, еврея
И за то принимаешь позор.

Дует ветер октябрьский зябко,
Даже водка не греет на нем.
И болтается красная тряпка
Над священным российским Кремлем.

Хоть послал бы Господь утешенье –
Оскорбленной душе уголок,
Как писал наш сосед по именью
Александр Александрович Блок.

Что ж вы, батя, наделали с нами…
А ведь было, и дед мой глядел,
Как гудело трехцветное знамя
Над покорной водой Дарданелл.

Что ж вы с нами наделали, батя,
Из каких же великих идей
Променяли Россию заради
Грязной миски гулаговских щей…

Дует ветер октябрьский зябко,
Даже водка не греет на нем,
И болтается красная тряпка
Над священным россиийским Кремлем.

4.
Детская залита желтым светом.
Ногу на ногу заложив,
Моя гувернантка с тисненым Фетом,
Делая на ударных нажим,

Диктует рассеянно: «Непогода.
Осень. Куришь…» Лисенок-перо
Выводит смешные в четыре года
Круглые «О».

Если это и было где-то,
То, конечно, не здесь.
Если это и было где-то,
То, наверное, есть.

5.
Аксельбанты. Хоругви. Погоны.
В сердце пусто. И в мыслях пестро.
И – вагоны, вагоны, вагоны
В полуночном парижском метро.

6. Вступление в город

Серые в яблоках кони.
Пар от оскаленных морд.
Луч золотой на погоне.
Черный народ.

Каряя корка хлеба.
Вышитый белый рушник.
Синее русское небо.
Божьей Матери лик.

Гаснущего пожара
Зарево. В ряд –
Мерзлые комиссары
На фонарях.

Хрустко. Парадно. Пустынно.
Клавишный конский оскал…
Кажется, трудно отрадней картину
Нарисовать, генерал!

7.
Не имперскою скукой – любовью…
Да такой разговор не с руки.
Бурой пеной, пропитанной кровью,
Сучьей пасти дрожат уголки.

Престарелое бешенство. Право,
До чего же нелепый сюжет.
Велика-де, могуча-де-ржава.
Смех-то смехом, а Родины нет.

Много всякого. Разного много.
ВКП, КПП, КГБ.
Видно, много у нашего Бога
Накопилось претензий к тебе.

Да кому и за что станет жалко
Сучью, злую, последнюю дрожь –
Гавкай, шамкай, Державка, Каштанка, –
На цветочное мыло пойдешь.

8.
Все разъедутся – раньше, позже,
Превратятся в рассеянный свет.
И увидят: восточней Польши
Ничегошеньки больше нет.

Что там спрашивать: за какие
Из последних великих дел
Ангел Места, Ангел России
От полей ее отлетел…

Боже правый, Ты судишь, Ты знаешь
Наши судьбы из рода в род.
Как Израиля, расточаешь
Этот жестоковыйный народ.

9.
В России должна быть плохая погода.
В плохую погоду лучше пишется.
И в самые поганые времена года,
Извиваясь, течет речка Жижица.

От нашего пристрастия к речитативам
За версту несет придурковатостью.
В России стыдно быть счастливым
И подло жить, не чувствуя радости.

Здесь любят ломиться в открытые двери
И вытирать о штанину окровавленное лезвие.
Невозможна Поэзия без Империи.
Невозможна Империя без Поэзии.

И если, не лукавя, итожить,
И если честно предвидеть события:
Поэтов и Россию надо уничтожить
В интересах мирового развития.

P.S.

* * *
Эпоха кончилась, эпоха умерла.
Ты проводил ее под ручку до угла,
Небрежно бросил на прощание “пока”.
Кто ж мог подумать, что вот это – на века.

Ты не любил ее. За пошлую тоску,
За прядку потную, прилипшую к виску,
За туфли сбитые, за мучениц-княжон.
Ты был эстет, ты был пижон, ты был смешон.

Она ушла, и не осталось ничего.
Ни от тебя, ни от нее, ни от кого.
Пустые рамочки на выцветшей стене.
Свобода совести в бессовестной стране.