Элина Сухова

Стихотворения

Об авторе: Окончила Историко-архивный институт (ныне РГГУ), Литературный институт им. А. М. Горького, аспирантуру МГУ им. М. В. Ломоносова, кандидат исторических наук, член Союза писателей Москвы (СПМ) и Русского Пен-центра. Член секретариата СПМ, ответственный за работу с молодыми авторами. Член приемной комиссии СПМ. Член редакционного совета журнала СПМ «Кольцо А». Стихи и проза публиковались в журналах «Арион», «День и ночь», «Дружба народов», «Иерусалимский журнал», «Интерпоэзия», «Кольцо А», «Литературра», «Литературная учёба», «Октябрь», «Пролог», «Prosodia», «Студенческий меридиан» и др., в различных сборниках. Автор четырёх книг стихов и одной прозы.
Живёт в посёлке Гжель Московской области.

Жестяной флюгер

1
Он разбирает компьютер,
Она заглядывает через плечо:
«Что в нём? Фурнитура?»

Он объясняет друзьям,
Что «прелесть, какая дурочка»
Лучше, чем «ужас, какая дура».

Он целует её, засыпает в чистой постели.
Она – смотрит в окно.
Думает о
Философских аспектах целеполагания и достижения цели…

2
Воскликнуть с надрывом: «Уеду!»,
картинно схватиться за
сердце
(кажется, оно слева?)
закрыть глаза.
Открыть глаза.
Сварить компот, поджарить бифштекс,
возможно – испечь кекс.

Лечь в кровать,
закрыть глаза.
Слушать, как за
стеной
поезда, поезда, поезда…
Не
за
мной…

3
Это флюгер жестяной,
Это крылья за спиной
И песок в горсти ложится
Электронный, заводной.

Дни как ночи коротки,
Ветер в парке рвёт листки
И выходит хмурый вечер
Из тумана и тоски.

Кислый запах сигарет,
Дворник с пивом – листьев нет.
Чемодан – карман – записка-
Поезд – станция – билет…

* * *
Покуда маленькой была –
Кормила белок.
Ходила с бабушкою в лес
Вдвоём за ручку.
Потом кормила трёх свиней,
Корову, тёлку,
Овец, гусей, да пятерых
Своих по лавкам.
Потом ходила с внучкой в лес,
Кормила белок.
Кто вырос, кто ушёл в бега,
Кто вышел в люди…
Теперь готовит для двоих –
Себе и кошке.

* * *
Колотит тело дрожь, трубит комар в окно.
Сперва «Зачем пришёл?», а после – всё равно…

И фыркаешь: «Семья? Да нафиг мне она!»
Но тикает в висок: «Останешься одна…»

И думаешь: «Дружок, валил бы ты отсель!»
Но приготовишь борщ и разберёшь постель.

И жизнь тебе блестит колечком на руке,
Но ключ до синяка сжимаешь в кулаке…

* * *
Перебирала вещи:
Царапина на ботинке,
Проплешина на шубёнке,
Кофточкой зацепилась –
Пуговку не найти…
Жалко-то как!
Перебираю тёткины вещи –
С проплешиной меховую,
С пуговкой неподшитой,
С царапаным каблуком,
И много-много новых.
Кому они теперь нужны?

* * *
Не жисть, а жесть.
И острым жёлтым жалом
Поводит лист над домом обветшалым,
Усталым, словно старый человек,
Но тянется его привычный век…
Всё глубже проседают половицы,
Морщин щербины изменяют лица…
Не жисть, а жесть.
Но снова встанешь в шесть,
Как будто хочешь книгу перечесть –
Роман любовный, исповедь поэта –
Как будто вправду силы есть на это…
Но встанешь в шесть.
И будешь гладить шерсть
Травы пожухлой, пахнущей зимою,
В которую бродягою с сумою
Уходишь. Про конечность бытия
Печальна мысль, к тому же, не моя…
Но жёлтый лист уже летит за мною,
И шерсть травы шершава под спиною…

* * *
Это мой папа
Длинноногий и голенастый
Чётким военным шагом
Быстро идёт по насту.
В синем кителе ярком,
Будто бы на парад…

И тут как шарахнет град!
Папа в шортах, мокрая голова.
Кричит: огурцы побъёт, закрыва…

Подъезжает трамвай.
Передай три копейки,
Ручку кассы крути…
Папа где?
Видишь, вон пальто впереди…

Вижу. Тенниска, белые брюки,
Морской прибой.
Будешь купаться?
Холодно…
Я с тобой!
С криком, толкаясь,
С разлёту влетаем в волну…

Зачем ты оставил меня одну?
Я отпустила руку.
Я потеряла нить.
Я не умею
Тебя
Хоронить…

* * *
доели мыши март
апрель исходит паром
топорщится ледок
чернеет грубый снег
и кажется что жизнь
потрачена задаром
а обернёшься – зря
переломился век
как расцветут сады
как вспыхнут одуваны
любуйся на лугу
и сено запасай
покуда сил еще
хватает не заметить
что на тебя уже
наточена коса

* * *
Упростила всё.
Убрала детали.
Жизнь гола,
Будто свитер в клубок смотали.
Из птиц
Знаю только ворону.
Из зверей –
Лисицу вдали видала.
Из земель
Остались дорога к дому
Да поле – холодное одеяло.
Из транспорта признаю
Велосипед и лыжи.
А те, кто уходит,
Уходят под чёрный лёд
Речки нашей,
Текущей сквозь небосвод,
И становятся
Ближе.

* * *
Всё, что увидишь в вагоном стекле, сохрани.
В память впечатай – и чёрную грязь, и забор.
Бабу с ведром и гусей. И мальчишек, и пруд.
Рыжие жерди и велик. Корову, стога.
Хаты мелькнувшей белёный облупленный бок.
Мальву, и тополь, и ветку. Сороку на ней.
В острых зрачках пролетающий поезд дрожит.
Вот и последний вагон. И девчонка в окне.
Ветер упругий и время сквозь пальцы течёт…

* * *
Это мама моя едет,
Едет на велосипеде,
Чёрный велик с низкой рамой,
Вьётся юбка на ветру.
Папа маму обгоняет –
У него колёса больше,
У него длиннее ноги,
Он кричит ей: «У-лю-лю!!»

Они едут в гости к деду –
Деду лысому, большому.
Он воскликнет: «Кто приехал?!»
И цигаркой запыхтит.
А ещё там будут тётки,
Дети, сёстры-братья, жёны,
Все за длинный стол засядут –
Хлеб, картошка, огурцы.

Длинный стол плывёт, качаясь,
И кистями машет скатерть,
И руками машут тётки,
Сёстры-братья, старый дед…
Мама с папой уезжают.
Дребезжат стальные спицы.
Остаются поле-небо,
Поле-небо,
Динь-динь-динь…

* * *
За зимою весна.
И конечно трава отрастёт.
Вновь встопорщит свои
Все соцветия, стебли, тычинки.
Что ещё у травы?
Что угодно.
Лишь памяти нет.
Память – вещь человечья.
Траве и не вспомнить,
Как с тобою вот здесь,
Средь травы,
На скамейке вдвоём,
На два голоса,
Сипло, неловко, бессонно –
Про вагон голубой,
И про Щорса по бережку, и
Анны Герман «Надежду».
Бернеса ещё – «Журавли»…
«Журавли» почему-то
Последнее время
Всё чаще…