Журнал поэзии
«Плавучий мост»
№ 1(35)-2024

Михаил Гундарин

И это так на снег похоже…

(О книге Ивана Жданова)

Иван Жданов. Ангел зимний, ангел летний – Барнаул ; Новосибирск : ООО «Экселент», 2023. – 304 с

Этот большой (300 страниц для книг Жданова действительно много) сборник, вышедший на Алтае, родном для Жданова – уникален по ряду причин. Например, потому, что содержит ряд абсолютно новых, не публиковавшихся до этого текстов. Их тщательно выверял и размещал, что называется, в ручном режиме сам автор (вообще принявший в составлении книги самое непосредственное участие). Для 76-летнего Жданова, написавшего не так много, а в какой-то момент, лет 20 назад, и переставшего писать вовсе (за некоторыми исключениями), такое количество новых вещей разом – нечто невиданное.
Все они составили целый раздел книги. Ну да, формально говоря, новые тексты – это не стихи. Но и, конечно, не проза. Это рассуждения, максимы, афоризмы, которые все же ближе к стихотворной стихии. А некоторые (как без труда увидят знатоки поэзии Жданова) имеют параллели в «настоящих» его стихах. Вот например: «Ноль – число и не число одновременно, но мы бы ничего не знали о нем, если бы не знали счета. Но опять же, ноль как бы удерживается между двумя бесконечностями. Счет – это дискретность. Только ноль континуален. А дискретность и континуальность в человеческом измерении – равноправны». И дальше это «рассуждение» (кавычки тут неизбежны, потому что формальной логики, требующейся для рассуждения без кавычек, здесь нет как нет) приводит вот к чему: «Если они друг для друга как объект и его отражение, то дух не та ли «плоскость», в которой происходит их встреча? Как лист на „плоскости“ – отражение, происходит встреча падающего сверху листа и поднимающегося из глубины его отражения. Если смотреть долго, то не будет ничего удивительного, когда падающий лист и стремящееся навстречу ему отражение в точке схода взаимопереходят». От абстрактного (математики) мы перешли к конкретному (картинка падающего осеннего листа). Что дальше? Конечно, возгонка к Абсолюту. «Так Бог-Отец отражается в Боге-Сыне и наоборот – Бог-Сын отражается в Боге-Отце. То есть все время происходит взаимопереход – в Духе». Текст приведен полностью. Ну, воскликну, перечитав: не стихотворение ли это?
А вот в том же разделе нечто, даже и записанное в столбик:

Там, где змеи светятся не ядом и не мёдом,
их шкуры лопаются, как стручки акаций,
чьи горошинки не зрачки и не глаза,
а только взгляд.

Нечто сюрреалистичное, с одной стороны (известный мотив множества глаз, смотрящих на тебя отовсюду, активно востребованный и в «шизоидном искусстве»). С другой – отчетливый пример мета-метафоры (а может быть, и мета-мета-метафоры, она тут оборачивается вокруг себя именно как змея, несколько раз – при том, что и сам текст есть описание метафоры).
Последнее стихотворение, вошедшее в сборник, написано в в 2014-м. Все тексты, написанные после (и даже «После 2017», как гласит заглавие раздела), можно назвать способом преодоления посттравматического синдрома (кто бы что ни говорил, но прекращение писания стихов – для поэта травма). Можно – лучами погасшей (или заснувшей на время?) звезды. А может быть, автор так открывает, маскируясь, принципиально новую страницу в своем творчестве? Вопросы увлекательные.
Так что очень хорошо, что Иван Федорович это собрание «пост-текстов», наконец, опубликовал. Жаль, что сделано это в издании, практически недоступном для широкого круга читателей.
В интернет-магазинах сборника нет. Электронной версии в продаже нет тоже. И не будет. Можно поздравить районные библиотеки Алтайского края, куда поступит тираж, с таким эксклюзивом (книга издана за казенный счет, честь и хвала, кстати сказать, за это культурным властям Алтая, а также энтузиастам, сумевшим осуществить проект). Пишу это к тому, что очень неплохо бы переиздать сборник в одном из столичных издательств.
Не удержусь, процитирую еще из «секретного раздела» (текст также приведен полностью, вырывать цитаты из такого – сродни какой-то вивисекции): «Ходьба – горизонтальное падение. То же и бег, но более очевидное. То же и бег вниз по склону. Так что ходьба включает в себя инерцию и торможение. Поэтому ходьба – рубец, где время и пространство сшиваются в одно целое».
Сопоставляется несопоставимое: ходьба как актуальный, длящийся процесс с тем, что является статичным результатом другого, уже завершившегося процесса. В итоге возникает образ чего-то движущегося, живого, болезненного… Как будто сошедшего с полотна или вышедшего из скульптуры Микеланджело, например.
Это я начал с последнего раздела книги. Вообще же она состоит из нескольких: «Стихи» (авторизованное, каконическое собрание классических ждановских стихотворений, расположенных в хронологическом порядке), «О писателях» (семь ранее публиковавшихся эссе; разбег тут от Державина и Михаила Булгакова до друга Жданова Евгения Блажеевского и барнаульского поэта Бориса Капустина), «Заметки обо всем» (афоризмы и наброски, например «У каждой местности – свое небо (и оно помнит свои облака), своя луна, своя Большая Медведица») – ну и «После 2017».
Как утверждает составитель (собственно, сам Жданов) за пределами стихотворной части сборника осталось не так много текстов. То, говорит Иван Федорович, что потом будет публиковаться в разделе «не включенное автором в собрание сочинений». Значит, мы имеем примерно 100 текстов, остающихся важными для автора с момента их написания (с 1968 года по 2014-й; все стихотворения в книге публикуются без даты создания, что жалко, но не удивительно – что Жданову, хоть как поэту, хоть как составителю какое-то земное время!).
Сравним первое и одно из заключительных стихотворений этого раздела. Между ними – без малого 50 лет.

Следи за мной, мой первый снег.
Я за тобою послан буду,
когда усталый человек
начнёт искать тебя повсюду.
Тот человек не я, и лиц
он не менял ещё, но всё же
среди него не видно птиц,
и это так на снег похоже.

Нечто вдохновенное и, надо признать, довольно путанное, при том с явными погрешностями против смыслового строя («среди него» – это, извините, кто имеется в виду?). И вместе с тем в этой путанице уже видны следы присутствия мета-метафорического метода. Есть «я», есть «первый снег», есть некий «усталый человек», который начинает искать снег, но внезапно сам же этим снегом и оборачивается. Так что «я» обращается, похоже, сразу к двум собеседникам в одном лице… Такая путаница вполне отражает ситуацию путаницы снежной, сюрприза внезапно пришедшей зимы.
И вот стихотворение, посвященное памяти Алексея Парщикова, коллеге по движению метареалистов ( тут упоминается и третий метареалист, Александр Еременко) – а потому почти неизбежно становящееся рассуждением об их методе. Вот как в нем говорится о снеге. Приведем лишь фрагмент длинного текста.

Только токи бегут на магнитный просвет:
сотворённое есть, а творящего нет,
только зимнего поля дожинок
или белые души снежинок.
И к нему, недоступному даже в раю,
на подошвах ты вносишь эпоху свою,
удаляясь от брошенной тени,
как двойник и прообраз растений.

Почти про то же самое, и путаницы, между прочим, не меньше – но теперь в нее смелой рукой автора замешаны и Творец, и Рай, и Вечность, и силы природы (например, электромагнитное излучение). В общем, снегопад так снегопад! Глобальный и непроглядный.
Вернемся к сборнику в целом. Для Жданова его малая родина, Алтай, значит очень многое. Счастливой случайностью было то, что он вернулся сюда в середине 90-х после многих лет сознательной, целенаправленной разлуки (как и очень многие, он поспешил уехать в Москву, едва закончив Барнаульский пединститут. С тех пор Жданов часто бывает на Алтае, иногда живет там подолгу, выпустил там, например, уникальный альбом со своими фотографиями и стихами под названием «Уединенная мироколица». У него на Алтае много друзей и поклонников, он там пребывает в роли классика. А это так необходимо поэту! Между прочим, участвует и в местных литературных конкурсах – упомяну, что рецензируемый сборник получил награду конкурса «Издано на Алтае».
Вступая в сферу непростую, все же скажу: очень жаль, что такого возвращения не случилось у ждановского земляка Александра Еременко, проведшего последние годы в своего рода добровольном заточении в комнатушке на Патриарших прудах, этаком столичном гетто…
А лучшие стихи Жданова именно те, где он ощущает открытость сразу нескольких измерений – не только духовного, но и самого обычного, пространственного, бросает взгляд сквозь степи до предгорий и гор. Кто был на Алтае, сразу узнает эти пейзажи. Ну а все прочие не могут не подивиться им, чудесным образом сочетающим в своем описании метафизику и географию (а также воспоминания автора о детстве и много чего, всего не перечесть)

Пойдём туда дорогой колеистой,
где в шкуре плёса тополь серебристый –
алмаз, не уступающий черте.
Там речка спит на согнутом локте.
Ей сон такой неудержимый снится
из наших отражений, а над ним
там сельский быт в тесовых рукавицах
не застит дня видением пустым.
Солома остановленного тленья,
стога забальзамированных сил –
как будто нами первый день творенья
до нашего рожденья предан был.

Кажется, что некоторые эпитеты здесь чересчур, по-имажинистски роскошны и намерены оставлены без какой-либо возможности их разгадать, то есть в качестве этаких декораций. Потому что главная драма разыгрывается не в застывшей природе, а в живом, непрекращающемся процессе нашего соотнесения с Вечностью, бывшей до нашего рождения, но будущей ли после? Мы виноваты, мы должны отвечать – но сумеем, успеем ли искупить свою вину? Вот окончание стихотворения, величественное и пафосное (заставляющее, среди прочего, вспомнить Заболоцкого, некогда отбывавшего наказание на Алтае).

Пошли налево через запятую
флаконы с усыплённым бытиём,
бесцветные, с уклоном в золотую,
кровистым подслащённые огнём.
Уже не сон, а ветер многорукий
над мёртвым лесом, бледен и суров,
верхом на шатком метрономном стуке
проносится смычками топоров.
И лес хрипит, всей падалью растений
мучительно пытаясь шелестеть.
Но не растут на тех деревьях тени,
и нечем им ответить и посметь.
Лесного эха стыд деревенеет,
и он посмертной воле не к лицу.
Дорога под ногами цепенеет.
Идёт тысячелетие к концу

Читая первый раздел барнаульского сборника, я вспоминал те времена, когда стихи Жданова казались странными и непонятными. Теперь они видятся прозрачными и четкими (а если и туманными, так этого тумана нарочно напустил сам автор, чтобы подразнить нас; ну, или, возможно, поленился добавить возникающим теням резкости и контраста ). А это значит вот что: Иван Жданов изменил сам состав русской поэзии (как о том говорил много лет назад другой поэт). И рецензируемый сборник дает нам об этом самое наглядное представление.

Примечание:
Михаил Вячеславович Гундарин, род. в 1968 году. Поэт, прозаик, литературный критик, редактор. Живет в Москве.