Журнал поэзии
«Плавучий мост»
№ 1(35)-2024

Герман Власов

Три рецензии

(Мария Борухова, Вячеслав Харченко, Дмитрий Зиновьев)

Мария Борухова, Слова не сказанные летом. Стихи/ предисл. Н. Резниченко. – Саратов; издательство: Агенство рекламных и маркетинговых коммуникаций Софит, 2024. – 128 с.

Порывистость, а затем какое-то аккуратное, чуть подслеповатое всматривание к уже написанным, вырвавшимся строчкам – вот, первое, что бросается в глаза при прочтении новой, третьей по счету книги Марии Боруховой. А еще правота, подкрепленная непростыми переживаниями, в которых вызревает своё видение мира, где оттенки горечи – лучшие правдивые чернила:

– Разве сегодня вторник? –
спросит меня зима.
Снег убирает дворник,
чтоб не сойти с ума.
Как мне зиме ответить?
Вторник или среда?
Время, расставив сети,
Ходит туда-сюда.
Пятница, понедельник?..
Вторник, среда, четверг?..
Так календарь-бездельник
в ужас меня поверг…
Льётся вода сквозь сито.
Жизнь набирает ход.
Нет короля, но свита
Прожитых дней растёт.
Ждёшь ли, зима, ответа?
Где мне найти его?
Дни утекают в Лету:
вторник – и что с того?..

Стихи Марии Боруховой вполне укладываются в русло поэтической традиции (о чем обстоятельно сказано во вступительной статье); что же до собственной интонации, то она обнаруживает себя не в простой рефлексии на сиюминутное и пытающееся занять все наше внимание, – но в смелости жить вопреки, видеть чудесное. Параллельно с повседневностью существует иная реальность с иными ценностями (образы рыб – тут неслучайны). Именно погруженность в такую реальность наполняет простые вещи особым смыслом:

Сопричастные чуду,
мы живем вопреки:
не поймать барракуду
возле устья реки.
Оценить не умеем,
что нам Бог даровал,
лишь воюем со змеем,
да спешим на привал
Набирая в ладони
силы соли морской,
видим Лик на иконе
на стене в мастерской.
И орех, будто слово,
мы приносим Творцу,
когда Он плат холщовый
прислоняет к лицу…

(Ореховый Спас)

Пережитое отражается в акцентах, гулких шагах нашего времени – уже не мирных, но ставших почти будничностью: в растерянных лицах, соц. сетях, толе и тротиле. Но, попутно, это и ожидание Пасхи, весны, апреля, обновления.

Впрочем, верность классической традиции – это и обязательные и со временем выступающие отголоски, послевкусия искусства настоящего. Так, стоящий на кухне аромат пирогов невольно вызывает в памяти знатока словесности образ Виталия Дмитриева, который по примеру Бахыта Кенжеева (он же – Ремонт Приборов) писал иронические стихи под псевдонимом Аромат Пирогов.

Харченко Вячеслав. Счастливое детство. Стихи – М.: Издательство Евгения Степанова, 2024 – 66 с.

В дебютную книгу стихов известного прозаика вошли главным образом тексты написанные за последние несколько лет – своего рода комментарии к книге прозы «Москвич в Южном городе». Ковид, умирающие мэтры, одиночество и свидания в сети, заметки на память, упоминания о коллегах и друзьях, просто соображения и фантазии – всё это основано на реальном фактическом материале и потому не рассыпается, но блестит на солнце, обнаруживая кристаллическую структуру:

Когда-нибудь в далекий день
Когда мне станет лень писать
И будет наплевать на премии, новые книги,
Читателей и журнальные рейтинги
Я возьму рюкзак с красными
крымскими помидорами
со шматком сала
и бутылкой воды «Новотерская»
И пойду по степи в сторону моря
Где белые кораблики качаются на пирсе
Где девочки в платьицах машут платочками
Где коты и собаки ждут шаланды хамсы
Я сяду на гальку, и буду просто вдыхать
Запах моря, запах водорослей
Потому что всё прошло.

Герои Харченко – разноплановые и разнохарактерные – вместе создают коллективное фото эпохи. Это и рефлексирующий столичный интеллигент:

И когда спала удушающая жара
Он вышел в ночи во двор и закурил.
Москва показалась ему испуганной.
Какое-то странное отчаяние висело над столицей.
Впервые ее жители,
Считающие, что достигли всего,
Живущие в вечном празднике
И чувстве собственной исключительности
Осознали, что мир бренен.
Это как кризис среднего возраста
Ты жил, жил все понимал,
Имел цели, ясные и простые
И вдруг отчего-то осознал
Что все может рухнуть от
Шелеста крыльев бабочки.

И насмешливый, но глубокий лирик:

Нам нужны высокие голубоглазые
Стройные бородатые поэты.
Они должны хотеть поднять
Страну из руин
Они должны любить Родину
И способствовать
Возврату нечестно нажитых капиталов
Из офшорной юрисдикции.
Они должны быть веселы
И самоутверждающи
Они должны верить в светлое завтра
Не быть подвержены
Пьянству наркотикам и суициду…

Персонажи могут появляться неединожды – знак того, что автор им симпатизирует, находя в них своё, дружеское:

Жена собрала Иванову на работу
Туесок с обедом
И перекрестила его.
Иванов вышел на улицу,
Тяжело дыша из-под маски.
Никто уже не носил масок,
Но Иванову казалось,
Что в маске он выглядит красивее.
Маска скрывала его второй подбородок
И подчеркивала его мужественное лицо.
Иванов шел мимо цветущих садов.
Иванов шел по трамвайным путям.
Иванов шел по проспектам и площадям.
Иванов осторожно перебирал ногами и думал,
Что жизнь циклична.

Что связывает такой разный, но общий хор образов? Почему они порой перекликаются и даже переругиваются (на радость нам) друг с другом, заполняя пространство, отвлекая читателя от череды бытовых повторений и вызывая улыбку?
Возможно, ответ в самом названии книги: все мы родом из детства а оно у нас (и здесь я на стороне автора) было счастливым!

Дмитрий Зиновьев. Бозон Хиггса. – М.: Синяя гора, 2024. – 116 с.

Прежде всего, отмечу филигранную работу над словом, сжатость, лаконичность и композиционную удачу. Автор знает и ценит русскую словесность, а отсюда и каллиграфичность, оглядка на традицию:

на марсовом поле играют отбой,
а мы загораем на травке с тобой,
рокот моторов тревожит, как музыка
послевоенная, требует мужества,
сладостный, летний колышется зной

пары снуют по дорожкам песочным,
группки тусуются шумно и сочно,
чайки крикливые тянутся к ним,
преодоление с помощью литер,
голуби и воробьи в общепите,
мамочки с детками фоном сплошным

Или:

в накинутой норковой шубке
из лимузина в толпу,
сквозь непогоду и шутки,
реплики и пустоту

взгляд отрешенный, холодный,
не глядя по сторонам…
я с работы, голодный,
сочувствую только бомжам

на всех теплотрассах матрасы,
на каждой скамье ресторан,
и яхт белоснежных матросы,
и нефти шикарный фонтан
мелькнули прозрачные двери,
сияющий светом финал,
волшебные райские трели,
и звезды, и первый канал

Автор – петербуржец и вместе с ним читатель путешествует по памятным местам культурной столицы, по улицам, где некогда можно было встретить Блока, Анненского, Ахматову. Это явствует и из эпиграфов, где кроме вышеназванных поэтов упомянуты Пушкин, Мандельштам, Бродский, Кублановский…
А есть и ироничные тексты, предназначенные для домашнего, близкого круга:

Контролеры, пассажиры,
езжу зайцем вопреки.
Помнишь, мы совсем чужие,
неожиданно близки.
Павловск, парк, мороз и солнце,
как сказал один поэт,
снег, ноябрь, смех и сосны,
неземной кордебалет.

Все как будто ясно, но в книге – своя шкатулка с секретом: автор попытался дать свое определение сути поэзии, причем, объясняя это на примере их квантовой механики. Бозон Хиггса – элементарная частица, принимающая участие в слабых взаимодействиях. Благодаря ей, все остальные частицы приобретают массы и все пространство заполнено бозонами Хиггса, именуемыми еще «частицами Бога». Тексты в одноименном разделе, скорее, напоминают формулы:

необычный ход событий
обычных событий ход
необычных событий ход
обычный ход событий

Тут я воздержусь от комментариев, просто порекомендую читателю поближе познакомиться с автором.

Примечание:
Герман Власов – поэт, переводчик, редактор. Живёт в Москве.