Константин Кравцов

Стихотворения

Об авторе: Кравцов Константин Павлович. Поэт, эссеист, литературный критик. Родился 5 декабря 1963 года. Закончил Литературный институт им. Горького, член Союза российских писателей с 1996 года. В 1999 принял сан священника Ярославской епархии Московской Патриархии. Публиковался в журналах «Знамя», «Новый мир», «Октябрь», «Интерпоэзия» и др. Автор шести книг стихов: «Январь», «Парастас», «Аварийное освещение», «На север от скифов», «Арктический лен», «Оператор видеонаблюдения». Лауреат премии журнала «Новый мир» АНТОЛОГИЯ и международной Волошинской премии. Живет в Переславле-Залесском.

Шары над Переславлем-Залесским

Воздухоплаванье над Горицким, Никитским,
Никольским, Соколиною горой
и наяву ли это или снится,
не разберёт лирический герой,
но что-то от Ривьеры здесь, от Ниццы,
игры Господней с вечной детворой.

Снуют стрижи. Полны уловом сети.
Странноприимен свет могильных ям
и в трапезной, в скудельном этом свете,
бродячий люд расселся по скамьям.

Вот в свежих розах свежая могила
и год как опечатанная дверь.
– Такие деньги, Господи помилуй,
крутились здесь, что вряд ли кто теперь
концы найдёт. Кадило да кропило –
вот наш удел. А следствию не верь.
И что бы с нами ни происходило…

В замшелой вязи плиты, валуны –
надгробья без крестов. Но Даниила
святые мощи в храм возвращены
и всё плывут шары цветные эти
по-над раздольным царством сатаны,
заманивая нас куда-то в нети,
и на необитаемой планете
всё снятся нам несбыточные сны.

Делирий

А где лирика – там и делирий:
теневидные заросли лилий,
лампы, ампулы, ил и берилл –
узы мрака, в котором пребудем,
но не слишком-то верь этим людям:
не отнимется, что возлюбил.

Вран на нырище, выпь на болоте,
ты в пролёте, а кто не в пролёте?
Всяк, как сказано, ложь. Но не лгут
облака над речушкою вскрытой
и на кухоньке, солнцем размытой,
только ль пьяные слёзы бегут?

Метемпсихоз

Допустим, в прошлой жизни был я рыбой.
И девушкой. А может и цветком.
Изъят из тьмы, пришёл, увидел, выбыл,
невесть куда, зачем и кем влеком.

Разбит кувшин, и в зарослях полыни
спят жернова, но есть один вопрос:
кто сам-то я в цепи метаморфоз?

Вот сгинул я и нет меня в помине,
как смысла нет ни в чём: круговорот
воды в природе, дождь идёт в пустыне,
где ни былинки ввек не прорастёт.

Забавно плыть, застряв в чужом сюжете,
цветком, девицей, рыбой, наконец,
дивиться, жабры выпростав из сети,
на журавлиный танец в Назарете
и глиной быть в руках Твоих, Отец.

Сквозь Дантовы круги

Прожектор над казармой, чёрный снег,
роящийся в луче его бессонном
во времени ином – не том, а оном,
где сгинул, разрушаясь, человек,
рассыпался по гаснущим эонам.

Лишь этот снег сквозь Дантовы круги,
подвалы, полигоны, коридоры.
Есть кто живой? Не медли же – беги
в ещё неоцифрованные горы,
где ни ночного виденья приборы,
ни спутники не высмотрят ни зги.

Прогулки с Георгием Ивановым

1

……Вот выползаю, как зверь, из берлоги я…

Минуя Опера и синагогу,
купая в звёздах старое пальто,
выходишь на кремнистую дорогу,
не видя ни прохожих, ни авто
в сияньи голубом, и понемногу
осознаёшь… Россия? Что, ей-богу,
нам горевать о том, чего уж сто,
сто лет как нет? Вползай в свою берлогу
и дно обозревай, как Жак Кусто.

2

…..Снились вам, в сущности, сны золотые…

Всё, что намыли мы, всё, что утратили,
сны до конца досмотрев золотые,
горе-сновидцы и горе-старатели,
тщательно ставя, как встарь, запятые…

Родина? Дым из трубы крематория
в храме закрытом. И зрелище то ещё –
вся, прости Господи, наша история…

Впрочем, подробности здешнего гноища
золотоносными водами вешними,
чёрными водами, протуберанцами
что-то смывает со всеми скворечнями,
плясками смерти и прочими танцами.

3

…..И Россия как белая лира…

Пусть нефтяной дербанится общак,
замоченных выносят из сортира
и сопляка увозит автозак –
забей, не гоношись, не реагируй
на фазы разложения никак.

Что мертвецам до гибнущего мира?

Вот на столе и розы, и коньяк,
вот луч с лучом – с рапирою рапира –
сошлись, и губы сблизились, и сиро
горит ночник, хоть свет давно иссяк.
Она не федерация, а лира,
судьба и снег, земля и Зодиак.

Оператор видеонаблюдения

Стылый май под знаком Zorro,
снег заносит корпуса
бывшей фабрики, но скоро
утро, ты, моя краса.

Вспышка слева, вспышка справа
и видны от А до Я
строки красные и главы
Бытия ли, забытья.

А изящная словесность –
кто я, собственно, такой,
чтоб вписаться в эту местность?
И зачем она? На кой
перед светопреставленьем?

Вот я в будочке сижу.
На твои, даст Бог, колени
буйну голову сложу.

Ночь

В стихотворцах не ижица,
но, вообще говоря,
зря ты тужился-пыжился,
да и прожил ты зря.

Все колодцы изгажены,
сожжены провода,
смотрит ночь в твои скважины
и по горло вода.

Оглядишься средь пустоши –
всё не так и не то.
Перекрытья обрушены
пред Великим Ничто.

Что ж, посмотрим без ретуши:
да, пропал ни за грош
конь в пальто, но теперь-то что?
Сей, как сказано, рожь.

Просто лето

Где-то бойня, ну а где-то
просто лето, просто лето:
плавно, медленно, лениво,
в чём-то даже и вальяжно
пух струится тополиный,
льётся меж пятиэтажек.

Рвать ли связки горловые
ради песни бесполезной?
Маков цвет разрыв-травы и
пух, кружащийся над бездной.

Око бури

Колокольным путём
никому не известным
мы уйдём, как умрём
в Переславле-Залесском.

Око бури. И в нём,
в эпицентре распада, –
водоём-окоём,
звоны Китежа-града.

Ни кола, ни двора,
но поют соловьи нам.
Что ж добра от добра?
Знать, к родным палестинам

путь-дорожка лежит,
если Русь, а не Рашу
лицезришь, вечный жид,
Гефсиманскую чашу.

Перед фреской Судного дня

Сквер в крови, свет текучей листвы золотой,
нить за нитью струящийся в почву потир,
обретение здешней реальности в той,
где лишь жертва хваления, милость и мир.

Мiр, лежащий во зле, переходит в иной,
превращает ноябрь листопад в листогной,
спит, упившись, открыв срамоту свою, Ной,
мертвецы восстают и приходят на Суд.

Всё известно давно и забыто давно.
Листогной на дворе, время бедствий и смут,
поручился Спаситель за грешника, но…

Посмотри, не пустившее корня зерно:
колорит, композиция – всё учтено,
а помогут, спасут ли стихи, не спасут,
Город Агнца нас ждёт или адово дно…

Почва, глина, а после – скудельный сосуд,
распадается чаша – сохранно вино.