Дарья Ильгова

Стихотворения

Об авторе: Родилась и выросла в Воронежской области. Окончила РГГУ и Литературный институт им. А.М. Горького. Кандидат культурологии, автор нескольких книг. Лауреат поэтической премии «До тридцати»-2019 журнала «Плавучий мост». В настоящее время живёт в Москве.

* * *

Лишь оступись – вражда и зависть
разинут рот.
Но мы, ворча и огрызаясь,
идём вперёд.
Уже слабеет моя привычка
играть в слова.
А раньше что, щебетунья, птичка –
хвала, молва.
Слова не ранят, слова – о стенку.
Не наповал.
И я всё чаще болтаю с тем, кто
отвоевал.
Что мне живые. Они не сложат
себе цены.
Жить у подножия храмов ложных
обречены.
Что эти во поле да берёзки,
да маков цвет –
чужого века носить обноски
уж силы нет.
Что те – напротив – уже гнут спину
перед броском.
Да буду я навсегда отринут
демонами в мирском.
Так что же, пленницы, побирушки.
Молчи, молчи.
И лишь слова мои, погремушки,
звенят в ночи.

* * *
Захочешь говорить – умри.
О, эти свежие могилы.
Не говори, не говори,
ну говори потише, милый.

Нам мужества недостаёт,
нам только достаёт рассудка.
Ещё не прерванный полёт,
ещё свободная минутка.

И этот стыд, и этот срам,
и жизнь среди высоких башен –
и самый ад, что будет нам
не так уж страшен.

* * *
В этой панельной старой сырой коробке
редко мой голос тихим бывал и робким.
Чаще была суетлива, порой резка.
Много просила,
мало благодарила.
Не научилась тепло отдавать пока.

Всё от того, что было довольно страшно
перешагнуть через юности день вчерашний
в зрелую череду боевых потерь.
Было и было.
Много кого любила.
Мало кого могу полюбить теперь.

Дальше сквозь годы или недели, сутки,
непонимания, ссоры и предрассудки,
без багажа условностей, налегке –
сколько осталось
(сколько бы ни осталось) –
тихо пойдём, неспешно, рука в руке.

* * *
Ночь опустится над нами.
Память вскочит на шесток.
И замашет костылями
дед по кличке Кочеток.

А за лесом, за пригорком,
там, где улице конец,
пил да пропил всё без толку
дед по прозвищу Донец.

Мы детьми несли пожитки
на заброшенный пустырь,
провожал нас до калитки
дед по прозвищу Ходырь.

А когда никто не видел,
и по праздникам, и так,
приезжал к нам дядя Питер,
заходил поэт Чапляк.

Кто ты, птичка-перепёлка.
Чей черёд идти за мной.
Вот окраина посёлка,
где стоит мой дом родной.

Память, вот твоя уловка.
Память, ты тюрьма «Орловка».
Я в плену, пока живу.
Чуть забудусь, сразу снится.
Вижу-вижу ваши лица
все во сне, как наяву.

* * *
Посреди июльского звездопада
Катя пишет мне: «Сколько ада
как так и надо».
Злостью одной и держимся на плаву.
Господи, разве это я живу?
Это не я, это мой злой двойник.
У него из спины акулий растёт плавник.
Он плывёт, пожирая всех на своём пути.
Это не я, прости.
Я малёк бессловесный, от берегов Невы
до далёкой и близкой реки-Москвы
не плыву, а лечу, и ноша моя легка –
я учусь премудростям языка,
не желая стоять, ликуя или скорбя.
Как же не потерять,
не потерять себя.

* * *
Можно стоять на закате у поздней сливы,
Матовый бок плода натирать до глянца.
Жизнь завершила свой оборот красивый —
Так откуси, нечего тут бояться.

Веко дрожит, но щуришься не от ветра.
Что бы сказал на этот прищур твой пращур.
Низкая жизнь и ниже клонится ветка,
Соединяя прошлое с настоящим.

Выйдешь на кручь и вдаль терпеливо смотришь.
Долго стоишь, но никто не плывёт по реке
К девочке, не умеющей звать на помощь,
С нетронутой сливой в руке.

* * *
Я бы жила здесь. Писала свои стишочки,
Перемывала соседям косточки и кишочки,
Словно тарелки со сколом, штопаное бельё.
А это всё – не моё.

Воздух в кредит и другие столичные войны.
Чуть надорвёшь и вывернешь — сразу больно.
Страшно не то, что после наложат швы.
Страшно другим себя показать живым.

Здесь надорвёшься, и ладно. Гуляй, рванина.
Вот тебе лес или степи равнина.
Ешь свое горе горстьми или пей до дна.
Жизнь на ладони, как стёклышко, вся видна.

* * *
Не веря ни брату, ни другу,
всему подозренье чиня,
мы слово пустили по кругу,
и слово дошло до меня.

Прости мне, что я горевестник,
что, тьму зажимая в горсти,
не властна ни словом, ни песней
до света тебя довести.

И в тесном сойдясь полукружье,
мы зря напрягали умы,
ведь слово моё безоружно
в кругу наступающей тьмы.