Журнал поэзии
«Плавучий мост»
№ 2(36)-2024

Георгий Звездин

Псалом №2

Об авторе: Год рождения: 1978. Место рождения: г. Пермь. Образование: Военно-морское училище г. Владивосток. Отчислен с 4 курса. Начал трудовую деятельность на заводе, работал слесарем, сварщиком. В мае 2023 заключил контракт с Министерством Обороны. Звание: матрос.

Псалом номер 2

Много поэтов в Перми.
Много, много поэтов в Перми.
…………..
Много поэтов в Перми.
Но только я – законнорожденный.

Ибо в Светлый праздник Победы
я один пришел в заведение «Вина Кубани»,
и спросил себе полный стакан.

Когда вино было налито, я сказал:
«Верую, что сие есть кровь народа моего
за многих изливаемая»…
И все
засвидетельствовали мне это…

Я сел у окна.
Люди мчались на дачи.
Везли маринады и уголь…
Я долго размышлял:
А на какой глубине зарыт народный характер?
И где взять горстку пепла,
из которой возродится Феникс?
Пока не понял
Что все это…
Я…

Ради одного праведника спасётся город,
спасутся тысячи вокруг одного –
готового к смерти…
Таков смысл Светлого праздника.
Вот почему цветут могилы
и полнится песнями птиц
душа твоя,
Лес…

* * *
Что сказал безумец в сердце своем,
в то время, когда не думает никто?

Зала была освещена ярко,
Полина сидела за клавесином,
папинька с маминькой
предусмотрительно вышли…
Надо было решаться,
но он сказал:
«Нет бога вне меня, и нет меня вне Бога»,
и толкнул дверь с надписью:
«Это не повториться»…

И вот санный путь, и звон колокольчика
стали его участью.
Это значит
ты произносишь «Я люблю тебя»,
и оконное стекло запотевает.
Шелестом дождя тебя пронизывает дрожь
и становится ясно:
кричала она не от боли,
и плакала она не от счастья.
Нет, не от счастья!

Но что сказал безумец в сердце своем?
Куда мчится его помятая «семерка» –
пола николаевской шинели закушена дверью?

Блудницы обмыли его божественное тело,
и погрузились в чат.
Свечение смартфонов
сняло с их лиц погребальные маски.
Тогда он встал со стола,
и как был босой
вышел в морозную ночь…

И вот снова
санный путь и звон колокольчика…
И снова я – тот кто говорит это,
и снова ты – тот кто слушает…
Но нет ни тебя, ни меня
Нет ни тебя, ни меня вне Бога
И нет Бога вне меня…

* * *
Всегда со мною мать – печальный лик колец годичных.
Всегда со мной отец – древесная кора.

Сейчас затеплит осень
керосинку в доме, где я рос…
Куда я нёс
мои приобретения:
колы и ссадины,
неразделенную любовь…

На целый свет как перст один теперь я,
как в час рождения,
и снова
я люблю вас беспричинно,
не зная, кто вы…

О мать моя – зола печная
О мой отец – белесый дым….

Кино

Ничего не спроецировать с того что осталось –
лицо постаревшего Нарцисса
в отражении оконного стекла,
и тьма за ним…
Пусть провалится туда желание
обладать тобой
вместе с этим телом –
оно не моё,
и птицы-песни, что жили в нём –
не мои.

Я – птица Господа,
у меня ничего нет.

И только ожидание божественного кадра,
в котором я и Нарцисс,
и тот, кто видит нас обоих…

Уголки твоих губ
Стремятся к нулю…

Маленькая фуга

Когда твое лицо станет отчуждённым,
как заборная доска,
когда твои глаза станут, как дупла,
ты увидишь, что земля
безвидна и пуста
и только Дух святой
носится над водами.
А тверди нет,
потому что не сказано Слово.
Почему бы мне не сказать его?..

Ведь это я утешил всех страждущих
сказав: «Счастье длится, а смерть настает»,
и увидел я,
что это хорошо…

Теперь я один слышу
шёпот слияния двух потоков ночных
памяти твоей и моей…
Пусть ручьи впадут в реки,
а реки войдут в моря,
где только Дух святой носится над водами,
а тверди нет,
потому что не сказано Слово,
так почему бы мне не сказать его?..
Надо только одну из ночей
назвать по имени
и вести её за собой,
как Эвридику из царства мертвых…

Ты помнишь?..
Суда с вешнего рейда
торжественно в гавань несли
свои пышные канделябры,
и всё было готово
для слияния двух потоков ночных:
на мне были лён и сукно,
а на ней…
Я поклясться готов –
ничего не было…

Условным сигналом
тактовый барабан оркестра смолк,
она коснулась моего рукава
и сказала: «пойдём»…
Или мне показалось?

Я догнал её под фонарем,
губы её отвечали,
и я пил из неё
забродивший березовый сок…

Так замешивал Господь земную твердь,
и увидел он,
что это хорошо…

Постой, но ведь это я
створожил Господа
из сутолоки дней и ночей моих,
безликих и безымянных…

Ты начнёшь понимать это,
когда твоё лицо станет отрешённым,
как заборная доска,
и когда глаза твои станут, как дупла,
и ты увидишь, что земля
безвидна и пуста,
и только девичьи косы
качаются в пустоте…

Итак, я догнал её под фонарем.
Смеясь, она вырвалась и побежала –
я за ней…
Гулкими коридорами улиц
я преследовал её сначала вверх
до станции фуникулера,
затем дорога шла вниз
через проходные дворы и ограды…

Несколько раз я прыгал наугад,
туда, где только что белело её платье,
каждый раз приземлялся на обе ноги,
и она изумлялась искренне,
что я всё ещё жив…

В подъезде её не было света.
На середине лестничного марша
она перегнулась через перила,
и я различил в темноте
её улыбающееся лицо, и косы
которые качались в пустоте…
Тогда я подпрыгнул
чтобы ухватиться за них,
но она уже бежала по лестнице вверх…

У дверей квартиры я настиг её
губы её не отвечали,
она сказала, что позовет папу…
Что было делать?
Я стал спускаться вниз.
Город спал и не смеялся.
Суда у пирсов потушили свои огни…

Тогда я стал искать перекладину,
чтобы разогнать кровь.
И вот я запрыгнул…
И мир перевернулся…