Журнал поэзии
«Плавучий мост»
№ 2(36)-2024
Сергей Крюков
Стихотворения
Об авторе: Сергей Крюков – поэт и прозаик, переводчик, публицист, преподаватель. Член СП России с 2005 г. Член Высшего творческого совета МГО СП России. Автор рифмованного перевода книги Пабло Неруды «100 сонетов о любви». Живёт в Москве.
Редакция журнала «Плавучий мост» поздравляет поэта, прозаика, литературного менеджера нашего журнала, Сергея Константиновича Крюкова с 70-летием! Желает юбиляру здоровья, новых творческих успехов, дальнейшей плодотворной деятельности на благо журнала!
Шерша
Через сито моросит
дождь, который всё простит,
дождь-чеканщик,
дождь-кузнец,
звёздной россыпи близнец,
мелко сеет вдоль реки
сыпь волны, в кругах – кружки,
(ткут мишени пауки),
капли на воду крошит,
шелестит,
шипит,
шуршит…
Цинк реки насквозь прошит.
От шерши в глазах першит.
Нижет капли бытия
чудо-речка –
жизнь моя.
Сергий
В груди Преподобного Сергия
Небесная билась энергия.
Целебность его милосердия
Любому дарила бессмертие.
Не смертны в веках Преподобные.
Сильны и тела их вогробные –
И мощи великого гения
Доныне несут исцеление.
Я в Лавре бывал не единожды.
Не важно – апостол ли, инок ты,
Паломник, исполненный верою, –
Спеши прикоснуться к бессмертному.
Коснись, помолись во Спасение –
И светлые струи весенние
Вольются в тебя – и грехи твои
Уйдут и погаснут бесхитростно.
И не удивишься ты лёгкости,
Души обновлённой полётности:
В груди Преподобного Сергия
Небесная билась энергия.
Смута
(historica mysterium)
Казнить
Нельзя помиловать
Кричали мужики
Шипели по-змеиному
Бабёнок языки
Казнить
Нельзя помиловать
Взрывается толпа
Иуду горделивого
Раздавим что клопа
С обжорства или с голоду
В чужие сани сел
В гордыне вскинуть голову
Ничтожный раб посмел
Вся площадь накаляется
Висит над нею гарь
На троне ухмыляется
Величественный царь
Палач под балахонами
Спокоен и велик
Блестит секира звонкая
Угрюм суровый лик
Пролил немало кровушки
Илюшка-душегуб
Не долго жить головушке
Когда металл не туп
Над площадью голодною
Густая тень кружит
Взошёл на место лобное
Истерзанный мужик
Простите православные
Не погубите зря
Спасти хотел державу я
От изверга-царя
За нашу правду гольную
Взошёл на эшафот
За душу сердобольную
Прости меня народ
Уж не вините милые
За гордый блеск в очах
И голову повинную
Оставьте на плечах
Казнить нельзя
Помиловать
Воззванья раздались
Но сталь неумолимая
Свистя летела вниз
К ногам
Упрямо-гордая
Скатилась голова
Схлестнулись лица с мордами
И правда вновь права
Царя несправедливого
Низвергнем злую власть
Казнить
Нельзя помиловать
Вся площадь поднялась
Толпа смела опричников
Беснуется народ
Монарха деспотичного
Влекут на эшафот.
Всем отпускает поровну
Заплечных дел мастак
Отсёк с короной голову
И сплюнул спазм в кулак
Ни левого ни правого
Ни правды и ни лжи
Нет бедок без лукавого
Ни в просе ни во ржи
У времени бесславного
Пощады не проси
Два тела обезглавлены
А кровь
По всей Руси
Достоевский
Пройти по краю круга адова
Судьба избраннику дала.
Но разве Соня Мармеладова
Его от гибели спасла!?
Найдя в пороке – страсти пиршества,
Бросал на кон последний грош.
И пусть! –
В нужде вольготней пишется,
Души поблажками не трожь…
Россия, есть в тебе умение,
В бадье заквасив чёрный хлеб,
Родить единственного гения,
Забыв о тысячах судеб.
Ты знаешь, Господом ведомые
Сквозь неприкаянные дни,
Дорогу к светочу бездонному
И сами выдюжат они.
* * *
Май – такая пора – не понять,
Даже время не трать, не старайся! –
То ли снег налетает опять,
То ли сад осыпается райский.
Так события эти близки,
Что порою сменяют друг друга –
И ложатся на снег лепестки,
Словно царствует райская вьюга.
И на голову сыплет мою
Белый сад лепестки и снежины…
Нам легко оказаться в раю,
Даже если пока ещё… живы.
* * *
Торжественно в зеркале заднего вида
пульсирует солнце, как сердце Давида.
Над ровной дорогой лучась, а не тлея,
оно воспылало, что огнь Прометея.
Но доброе солнце – коварное зло,
когда оно бьёт – в лобовое стекло.
Дрозды
По утрам мой сад и журчит, и плещет,
Словно по деревьям бегут ручьи.
Время лечит, а времена калечат…
Чьи вы, наши вороги, братья чьи?
Небо занавесили птичьи стаи.
Я часами вслед им глядеть готов,
Доедая яблоки за дроздами.
Пушки изгоняют с полей дроздов.
Конец 50-х
На заставах, туманных спросонок,
Трудовая клубится толпа.
Шелест ног до ушных перепонок
Добирается жалом серпа.
Напряжённые серые лица,
Обратившие взгляды в себя.
Шёпот змеями тонко сочится,
Предрассветную мглу теребя.
И в гремящем вагоне трамвая,
Прикорнув у окошка в углу,
Я, мальчонка, то сплю, то зеваю
И глазею в упругую мглу.
Всё — как надо, пускай без излишков,
Лишь бы не было в мире войны!
Даже я, несмышлёный мальчишка,
Беспокоюсь о судьбах страны.
И страна укрепляется, вроде,
А поди ж, успокойся, уймись:
Отчего так тревожно — в народе,
Коль за горочкой — Коммунизм?..
Улочка Безымянная
Соскользну по тропинке-улочке,
Словно по отвесной траншее.
И на «Блюдечке» в маленькой булочной
Попрошу – «Раковых шеек».
Мне бы волю – жевал бы тоннами:
Больно хруст на зубах приятен.
И, чеканя шаги по понтонному,
Цепь оставлю из пяток-пятен.
Убегаешь ты, Безымянная,
К речке ящеркой из Каширы…
И уводишь тропой обманною
В мир, где небо – светлей и шире.
Шире неба – Ока широкая,
Голавлино-судачье царство.
Пробегу по песчаной кромке я,
Чтобы в детстве навек остаться.
Мне бы самой-пресамой звёздной,
Самой солнечной той поры,
Чтоб на ломаном трёхколёсном
Без педалей – лететь с горы!..
Окунулся в память – и вынырнул…
Только омут всё глубже тянет.
Кто же, кто же, скажите, выдумал
Неуёмную эту память!