Виктор Кудрявцев

Стихотворения

Об авторе: Кудрявцев Виктор Васильевич. Род. в 1958 г. в деревне Капустино Смоленской области. Служил в армии; работал на заводе, в сельском Доме культуры, редакции районной газеты. Член Союза российских писателей, Союза журналистов России. Автор поэтических книг «Тварь беззащитная», «Никогда», «Плач одинокой лягушки», «Экспромты», «Мамина война». Стихи публиковались в журналах «Новый мир», «Арион», «Юность», «Литературный Иерусалим». Составитель ряда тематических и жанровых антологий. Лауреат премии им. М. В. Исаковского, премии им. А. Т. Твардовского. Дипломант Международного литературного Волошинского конкурса (2022 г.), победитель Международного литературного конкурса «Гений места» (2024 г.). Живёт в г. Рудне Смоленской области.

* * *
Импровизированный рынок.
Старухи. Мухи. Требуха.
От снедью пухнущих корзинок –
Густые запахи греха.

Сожжённое закатом небо.
В углу – знакомый силуэт.
Несёт ломоть ржаного хлеба
К губам, как в юности кларнет.

Узнала или не узнала?
«Мужчина, ливерку берём?!»

Как в этой… той осталось мало,
А всё же бьётся в горле ком.

Стою. Гляжу на руки в саже:
След от кольца, в морщинах грязь
(Я, помню, целовал их даже).

И у неё не удалась…

* * *
Прячу в детскую курточку мерзкую дрожь
У распоротой лезвием братской могилы.
Что там, в месиве липком, не сразу поймёшь.
Тракторист побелел. Следом баба завыла.

В горле бился затравленной мышью комок,
Словно Соня из гетто, просился наружу.
Я хотел сделать шаг из толпы, и не мог,
Опустившись безжизненной торбою в лужу.

Конопатый пацан отразился в воде,
Потянувшись ладонью, отпрянул с опаской.
Губы молча кричали: «Мы живы? Мы где?» –
Почерневшие, глиной забитые вязкой…

* * *
Собирая с картофельной ботвы
колорадских жуков,
машинально растёр в пальцах
божью коровку.

Долго озирался по сторонам:
не оказалось ли
случайных свидетелей…

* * *
Забываем полить цветы
на подоконнике.
И те умирают.

Забываем телефонные номера
любимых женщин.
И те стареют,
отражаясь в седине зеркал.

Забываем поздравить
с днём рождения
матерей.
И те долго перебирают
наши детские фотографии.

Всю жизнь помним,
что дважды два – четыре.
И гордимся собой.

* * *
…а вечно только зло.
Ну, может быть, разлука.

Опять белым-бело.
На кладбище – ни звука.
На кладбище – покой
(С картины Левитана).
И хлебушек ржаной
Над полыньёй стакана.

* * *
Первый крик
родившегося ребёнка.

Первое прикосновение
к супружеской плоти.

Первая горсть земли
о крышку гроба.

Первые зелёные травинки
на могильном холмике.

Как ты щедр,
Господи!

* * *
Сидящая в кузове машины
на еловом лапнике
старуха
морщит высохшее,
с провалившимися щеками,
личико,
сморкается в грязную
скомканную тряпицу,
силясь понять,
что ей делать дальше,
одной,
в этом холодном
равнодушном мире.

– Ну что ты молчишь,
Володичка? –
раз за разом
наклоняется она к мужу,
уткнувшемуся в серое небо
острым
плохо выбритым подбородком,
пергаментными скулами,
синими бескровными губами,
нашептавшими когда-то
на её тёплое
девичье ушко
ласковые
немного смущённые слова,
от которых
не осталось теперь ничего,
кроме ледяной
игольчатой изморози
на крышке гроба.

* * *
Тихая очередь
в кабинет онкологии.
У окна –
супружеская пара:
молодая женщина
с белым растерянным лицом
и лысоватый
предусмотрительно суетящийся муж.

Напротив –
под окнами роддома –
огромная надпись
на искрящемся
весеннем снегу:
«Любимая,
спасибо за дочь!»

Пожилая баба
долго смотрит вниз,
потом,
не оборачиваясь
к испуганно притихшему коридору,
вздыхает:
«Если бы мне когда-то
сказали
такие слова,
я бы на всю жизнь запомнила!..»

Женщина у окна
громко всхлипывает,
отталкивает руки мужа,
рыдая,
бежит к выходу,
оставив на подоконнике
нервно скомканные
ненужные больше
листки бумаги.

Никогда

Едва проснусь, потрогав пустоту,
Чтоб убедиться – я в своей кровати –
Оно уже маячит на посту,
Как нянечка в застиранном халате.

Холодное, слепое никогда,
Пытаясь промычать людские звуки,
Уродцем обмирая от стыда,
Глазами просит взять его на руки.

На что ты мне, убогое дитя
С голодной слабоумною улыбкой,
Которое иль спьяну, иль шутя
Старуха положила мимо зыбки?

На что ты мне? Я знаю наперед,
Что никогда не приласкаю внуков,
Как не верну тот сумасшедший год –
Короткий миг – за час перед разлукой,

Что сорняку засохшему нельзя
Услышать задыхающийся голос
И ощутить, ладонью вниз скользя,
Как переходит шелк в курчавый волос,

Что тёмный, беспощадный Божий бич
Не перестанет властвовать над нами,
Что ногти никогда уже не стричь
Полуслепой, почти прозрачной маме,

И никогда, ты слышишь, никогда
(О этот звук, томительный и древний)
Мне не запеть, как пели провода
В ненастный день за нашею деревней.

* * *
Талантливые поэты
не похожи
один на другого,
как отпечатки
измазанных чернилами пальцев
на страницах
гениальных рукописей.

И только графоманы
всюду одинаковы,
словно расхожая рифма
к слову «Европа».

* * *
Ветер собирает листья в стаю,
Нанизав на шёлковую нить.
Вы меня не любите, я знаю, –
Разве можно мертвого любить?

Сиротеют ясени и клёны,
Растеряв по свету дочерей.
Бесконечный, медленный, солёный
Льётся дождь по мордам фонарей.

И скулит, скулит в ночи калитка,
Звякает какая-то херня.
Мраморная тихая улитка
Доползёт к утру и до меня.

* * *
С каждым моим приездом
к чете знакомых старичков
количество напоминалок
на дверце холодильника
всё увеличивается:
«Не забудь выключить плиту»,
«Достань курицу из морозильника»,
«Прими лекарства!»

В последний раз
я ещё в прихожей
чувствую запах
чужой верхней одежды,
воска и формалина.

В самом низу
альбомного листа
большими неровными буквами
написано:
«Не плачь, Сёма.
Представь,
что я вышла в булочную».

* * *
Те старики, которых стариками
Считали мы в начальных классах школы,
Все умерли давно. Мы стали старше
Их, сорока-пятидесятилетних,
Но стариками не зовем себя,
И обижаемся, и долго молча плачем,
Уткнув худой небритый подбородок
В отцовский китель, мамин плащ немодный,
Висящие на пыльном чердаке.

Ну что тут скажешь, – все мы только дети,
Играющие на краю обрыва,
Манящего прохладою речною,
Покоем, и вечерним тихим светом
Под пологом родительских небес,
И тайной, бесконечной жуткой тайной,
В присутствии которой стынут руки,
Немеют губы и мрачится разум…

Возьми скорей нас на руки, Господь!

* * *
Снова ночь. Ни конца ни краю.
За окном не видать ни зги.
На кого я вас оставляю,
Неотпущенные грехи,
Жестяные мятые трубы
И кумач посреди двора,
В предрассветном ознобе губы,
Голубое лекало бедра,
Соловьи, гудки, лепетанье
Полусонных берёзовых рощ,
И последнее, с Ларой, свиданье,
И нездешний, стеною, дождь…

Снова ночь. Ни конца ни краю.
(Подскажи, Господь, помоги!)
На кого я вас оставляю,
Ненаписанные стихи…