Виталий Молчанов

«Позднее счастье…»

Об авторе: Молчанов Виталий Митрофанович родился в городе Баку в 1967 г. Лауреат премии «За верность Слову и Отечеству» им. Антона Дельвига (2021), Международного Тургеневского фестиваля «Бежин луг» (2018), Фестиваля исторической поэзии «Словенское поле» (2018), специальной премии Международной Волошинской премии (2016), Всероссийской премии им.Д. Н. Мамина-Сибиряка (2015), премии журнала «Дети Ра» (2012), Международного фестиваля литературы и искусства «Славянские традиции»(2011) и многих др. Автор сборников стихотворений: «В конверте неба» (Москва, 2012), «Фрески» (Москва, 2017), „Ни слова о л…» (Санкт-Петербург, 2018), «Свет» (Москва, 2019), «Зёрна» (2023) и др. Публикация в ПМ: №4 2017.

Саломея

Танец завораживал – кружилась пёрышком царевна на пиру,
То в силках подобно птице билась, то скользила рыбкой на полу,
То скакала, словно лань чудная, средь столов, как в роще средь олив,
То подкравшись кошкой, озорная, вдруг у царских ног на миг застыв,
Язычком облизывала губы, щурила глаза, и страстный вздох
Вряд ли заглушить сумели б трубы… Ирода заставшая врасплох
Совершенством форм, и черт, и линий, падающих с тела покрывал –
Плечи, грудь – оазисы в пустыне, и кифары женственный овал,
Тёплая волнующая кожа, кос пожар, с зарницами глаза…
Встал тиран, пир царственный итожа: «Только пожелай – всё дам, краса!»
Вытянулась в струнку Саломея, как свеча, блестящая в огне:
«Голову Крестителя скорее вы на серебре подайте мне!»
Ветер, проносящийся по залу, в ворохе запутался одежд:
Тихий вскрик, стук павшего бокала, будто бы нарушили рубеж
Между тем и этим грешным светом – смех Иродиады, страх царя.
Но кивком отпущены клевреты убивать в темнице бунтаря.

Что ж вы… Снова в памяти прореха, а за нею тьма и глухота:
Усекли главу не человеку, самому Крестителю Христа.
Ведьмин взгляд. коварный и лукавый, топоры вонзает в туши плах…
…на красавиц делали облавы, их, поймав, сжигали на кострах.

Узелки

На тебя и меня случай ставил силки.
Мы попались, вдвоём затянув узелки.
Не жена и не муж, не друзья, не враги,
Просто сделали шаг: я коснулся руки,
Ты коснулась руки…
Вдруг остались одни.
Наши ночи не спали, обнявшие дни.
Наши губы шептали и пили из губ –
Я дыханье твоё, ты моё…
Случай глуп,
Cлучай слеп,
Но безжалостно сжали тиски
Петли страсти, под горло вдавив узелки…
… И послышался стон, и посыпался смех,
И полезли скелеты из шкафа при всех,
Взбаламутив семейного озера гладь:
– Ты дурак, а она ни жена и ни мать!..
Но смотрели глаза неотрывно в глаза.
Тело с телом сплелось, как с лозою лоза.
До упора в душе натянулись колки –
Мы гитара, и, струны связав в узелки,
Не звучим,
Не кричим,
Звонко в мир не поём –
Тихо позднее счастье лелеем вдвоём,
Что согрело любовью в сердцах уголки.
… Нас убьют узелки,
Пусть убьют узелки.

Слабость

Вину наливаю я вместо вина
На донца фужеров беззвонных.
Неслышно ползёт из дверей тишина
Проведать старинных знакомых.
О чём говорить? Перетёрлись давнo
Те ниточки между сердцами,
Которые вместе связать не дано –
Любовь похоронена нами.
Зачем объясненья? Спиною к спине,
Как скалы с ущельем без эха,
Лежим, потакая глухой тишине,
И может быть, ей на потеху.
Мне нужно уйти, непременно уйти,
Принять, как судьбу, неизбежность.
Но слабость в ногах – это слабость в груди.
Цепляюсь за жалкую нежность,
За память… Да будьте вы прокляты все –
Года, что живём по привычке.
Ты смотришь так грустно, по-детски совсем…
– Люблю (в мыслях ставлю кавычки).

Велосипед

Колени загорелые мелькали
За кругом круг – то злились, то прощали.
Вокруг меня крутила ты педали
По сонному двору.
Дымится фильтр, но мне не жалко пальцев.
Сгорю, как грешник, на костре испанцев,
Когда глаза увижу домочадцев,
Сто тысяч раз умру.

Уют, тепло, покой, жена и дети.
Там часть меня, в другую дунул ветер
Духами, что пьяней всего на свете,
Разнузданно в лицо.
Решение простое – крайне сложно:
Уйти? Остаться? Третье невозможно.
Я душу застегнул. Молчу. Тревожно.
Быть сложно подлецом.

Звонок протренькал тихим счастьем в лето:
«Любимый, пой хвалу велосипеду!»
Тянусь к тебе руками и при этом
Шаг делаю назад.
Целую шею, влажную ключицу,
Домой бы мне – там ждут родные лица…
Хватаю руль, железный конь помчится
С тобой в наш сладкий ад.

Чемодан

Достала, подруга, нытьём,
С тобой куковать мне не хочется.
Устал я – предвзято сужу,
Спасаюсь, как школьник, враньём.
Пойду соберу чемодан –
Он скрасит в пути одиночество,
В него по осколкам сложу
Разбитое счастье своё.

Бегу – на вокзале ждёт бронь –
Скрипучими злыми ступенями.
С перил деревянных всажу
На память занозу в ладонь.
Мешать-то зачем, чемодан?
Напрасно воюешь с коленями,
В багажник такси положу
Вдыхать хлама пыльного вонь.

Гудок. Исчезает перрон.
В купе я один, без попутчицы.
Тоскливо в окошко гляжу,
А скрип чемоданный, как стон.
«Поплачем вдвоём, чемодан,
Быть может, вернуться получится?» –
И крепко руками сожму
Потёртый от времени хром.

* * *
Забитый грязью до ушей,
Неряха-город еле дышит.
Завяли ломкие цветы
В простых пластмассовых горшках.
Ты равнодушно говоришь,
А я тебя совсем не слышу.
Сегодня расстаёмся мы,
Что толку в брошенных словах?
Завяли ломкие цветы…
Ко мне в окно стучится муха.
Наверно, я её впущу:
– Привет. Что, в гости? Ну, побудь.
У мухи в сеточку глаза,
Камзол зелёненький на брюхе.
– О чём я? Разве? Не грущу.
Пока. Управлюсь как-нибудь…
Взгляну сочувственно в окно:
Страдает город гайморитом,
Завяли ломкие цветы…
Вот привязался, чёртов бред!
– Уходишь? Ладно, уходи,
Мёлькнешь, как все, в окне открытом.
Достану мухе на обед
Кусочек сердца из груди.

Старое зеркало

Пятнышки, трещинки, сколы, царапинки.
Как искаженно грубы
Стали черты… А на зеркале крапинки
Лет в амальгаме судьбы
Ржаво хихикают, радуясь осени:
«Вёсны твои позади!
Если не веришь, всем миром попросим мы –
Снова сюда погляди.
Это морщины – не сколы, не трещинки.
Пятнышки? Старость, мон шер.
Складки у рта… Губы – вишни-черешенки
Были, да кто-то их съел.
Взор твой потухший не мутность зеркальная,
Возраст наносит урон.
Голая правда, подруга печальная,
Будет, как вздох или стон,
Рядом брести по седой твоей осени,
Сыпать песок по следам.
Если не веришь – взгляни, миром просим мы,
Врать не резон зеркалам».
Пятнышки, трещинки, сколы, царапинки –
Чушь! Искажают, грубы,
Подлые, лживые, ржавые крапинки,
Годы ненашей судьбы.
К старой примете толкают насмешливо:
Оземь разбить на беду.
– Старое зеркало, бережно-вежливо
Вас утоплю я в пруду.

Трамвай

Мысли – живые камни,
Двигаю не спеша.
Глыбы воспоминаний
Жмутся, друг друга кроша,
Трением греют уши
Где-то внутри головы.
Тихо лежу, простужен.
Вижу плохие сны.

Город красив, как в сказке.
Солнца багровый край
Крыши поджёг. Без тряски
Мчится вечерний трамвай.
Искры роняя в небо,
Надвое режет проспект,
Словно буханку хлеба.
В пальцах зажат билет.

Я одинок в салоне.
Нервно окно дрожит.
Ветер, беснуясь, гонит
Мимо обрывки души:
Книги и снимков ворох,
Писем конвертную рвань.
Будто рассыпанный порох –
Строки любви и брань.

Вспыхнут обиды жарко,
Злой заклубится дым.
Без остановок – к парку,
Бросивший тех, кем любим.
Женщин грустные лица,
Строгие взгляды друзей.
Мчится трамвай и снится,
Рельсы летят быстрей…

Мысли – живые камни,
Двигаю кое-как.
Глыбы воспоминаний
Держат друг друга в тисках.
Тихо лежу, простужен,
Боль разрывает висок.
Сплю я или разбужен,
Памяти слыша звонок?