Журнал поэзии
«Плавучий мост»
№ 3(37)-2024

Максим Бессоннов

Новые стихи

Об авторе: Родился в 1988 году в посёлке Красногвардейское (сейчас это город Бирюч) Белгородской области. Окончил филологический факультет БелГУ. Автор сборников стихов «Душа в разрезе» (Белгород, 2009), «Prозрение»(Белгород, 2013) и «Часовой» (Москва, 2020). Девять лет проработал учителем русского языка и литературы. Создатель и соруководитель литературной студии «Пробел». Стихотворения публиковались в журналах «Алтай», «Кольцо А», «Юность» и др. Лауреат Международной «Славянской поэтической премии» (2014). Обладатель Специального диплома в номинации «Поэзия» Международной молодёжной премии «Восхождение» (2021).

* * *
Скажешь «Бог», а слышится «отбой».
Впрочем, детвора пинает мяч
в этот миг, когда над головой
смерть летит, и как её ни прячь,

глубже ни заталкивай в смартфон,
выползает и стоит в глазах.
Страх обыден, если только он
не воспринимается как страх:

ласточки – откуда ни возьмись –
небо быстро переводит дух.
Дворник под окном молчит за жизнь,
глядя на летящий сверху пух.

* * *
Как будто не касается меня.
Мне не плевать – я интроверт и бука.
Меняй контекст, среду, судьбу меняй, –
сначала жизнь как есть, потом разлука

с самим собой, потом придёт она,
останется и будет незаметна,
как будто это вовсе не война
вокруг тебя, а просто мало света

сирени, расцветающей уже
который день под музыку сирены.
Она сейчас нужнее и свежей.
Как никогда.
И да помогут стены.

* * *
Мне действительно уже не до врагов.
Сон прошел, ребёнок мне ответил.
Жив? Здоров?
Я жив. И я здоров.
Счастье – жить на этом белом свете.

Мне действительно уже не до стихов.
Сам себя в упор не узнаю.
Жить учился я у Бога и врагов.
У младенцев.
И на том стою.

* * *
Картинно крутишь у виска,
лелея жизнь свою:
не спят диванные войска,
ты тоже в их строю.

Ты тоже смотришь в потолок,
а думаешь – туда.
Ты промолчать хотя бы смог?
И думаешь, что да.

В каком-то смысле это всё
ты взял сейчас взаймы.
И тут же отдал, если со-
участники – все мы.

Окно слепое приоткрыв,
ты слышишь детский смех.
Кому он нужен, твой надрыв,
когда весна – для всех?

Буран

Вот пёс, молчит весь день, ни на кого не лает.
О чём вздыхает он, запрятав в сено нос?
Другого счастья мир как будто бы не знает,
как верить в чудеса.
И верить в них всерьёз.

Что нам сулит зима, что ждёт в мороз трескучий,
когда туда-сюда, как бобик, по двору?
Жизнь – очевидно – дар, судьба – скорее случай,
заметка на полях
к тому, что говорю.

Огромный снег летит, пусть медленно, но тает.
Буран круглит глаза из будки на забор.
Как хорошо, что он о смерти знать не знает.
Как хорошо, что я не знаю до сих пор.

* * *

1
С ухмылочкой, но на серьёзных щах
они ведут по лужам и в мороз
вчерашний день. И в пламенных речах
полуподпольных – ужас и невроз.

Какой пугливый нынче патриот.
Он как бы за, но плачет о судьбе.
И либерал кому-то смотрит в рот
беспомощно, а в сущности – себе.

Пойдёшь за хлебом – эти двое тут,
спокойно ходят, рядом, как братья .
Выходят вместе, медленно идут,
как в оправданье смысла бытия.

2
Прячет травму выпавший снежок.
Что-то там подорожало снова.
Страх и правда. База и основа.
Родина и смерть. Беда и шок.

Как легко сказать: везде бардак.
Кто-то тише, кто-то громче – вместе.
В каждом споре триста есть и двести.
В армии панических атак.

* * *

Николаю Головлёву

День, как призрак, прячется за ель.
Дождь бубнит весь день, не замолкая.
Снова новость новостью заел.

Если это – третья мировая,
если жизнь – разыграна без нас
и сама себя не сохраняет,

значит, всё свершается сейчас
или небо жертву принимает.

Знак подай. Ведь это не финал? –
посреди руин – фронтон часовни.
Я, наверно, большего не знал
горя – в тот момент.
И я запомнил.

Это бой сегодня – про меня.
Теплится лампада еле-еле.
Отчество и веру не менял.
Как и вы.
Сейчас.
На самом деле.

* * *
Буря ночная, ты
сон и покой смела.
Эти твои черты –
отзвуки бед и зла.
Всё, что с небес летит,
как огурцы в ведро:
на тишину лимит
в местности без метро.
Но затихает мрак –
шторы не колыхнёт.
Небо молчит, но как
музыка бьёт без нот.

* * *
Дым плывёт и тянет жилы из
города и вьёт из них верёвки.
Исполняй, судьба, – любой каприз –
пусть и без таланта и сноровки,

сдюжим по-любому, вот те крест,
здесь отмена – не отмена – вызов,
потому что нет в России мест,
где Господь не смотрит в тепловизор.

Диктатура жадного зрачка.
Дым плывёт из отсыревшей рощи.
Если смерть приходит с кондачка,
значит ли, что жизнь намного проще?

* * *
Посижу в темноте, что равно тишине,
112 сказали: включат.
Голубиная давка в открытом окне,
ожидание звука ключа;

невозможность принять очевидное, но
ты и раньше не верила мне,
а вчера и сейчас мы с тобой заодно,
мы и завтра – на этой войне.

Но не надо звездеть, что вот это – война,
две недели молчит ПВО.
И такая тупая вокруг тишина,
что не слышно себя самого.

* * *
Вот-вот и лопнет небо, а пока
я всматриваюсь в белый потолок.
И нет пощады мне от потолка,
и мысли нет забиться в уголок.

Не по себе, когда звучит арта,
когда летит и оставляет след.
Но смерти не случится никогда,
всё потому, что в жизни смерти нет.

Я жизнь прожил, ругаясь и браня
весь белый свет, не думая о том,
что за меня, конкретно за меня,
хлопочут парни каждым божьим днём,

пока я изучаю потолок,
пока растёт мой сын не по годам.
Я никогда не буду одинок.
И вы не одиноки никогда.

* * *
Не обессудь. Сознайся и смирись.
Короткий воздух. Тишина кривая.
Тяжёлый снег, как непромытый рис,
лежит под серым лесом и не тает.

Ты что-то знаешь, небо над рекой.
Разводишь молча пленными руками.
И музыки не надо никакой –
и так ни на минуту не смолкает.

Про жизнь и муку что-то я просёк.
Намного чётче слух и глуше зренье.
Течёт по венам первобытный сок,
и пахнет кровью двор до одуренья.

* * *
Условности. Молитвы. Постулаты.
Слов не найти ответить за базар,
но полные ума мои палаты, –
трепло, короче, я бы так сказал;

и, ленту бесконечную листая,
ловлю себя на мысли – мир-трепло.
Ползет на крышу туча грозовая.
В квартире пусто, буднично, светло.

Так нервный тик смешливой трясогузки
с дворнягой схож, осипшей на цепи.
Я говорю и думаю по-русски.
Дай обниму.
Спокойной ночи.
Спи.