Валерий Дашкевич

Поврослевшие тучи

Об авторе: Родился в 1964 г. в Актюбинской обл. Детство и юность провёл в Сибири, в Омской обл. Стихи писал с детства, публиковался в районной и областной прессе. Служил в армии. Учился в Омском филиале АГИКа. Работал журналистом, режиссёром на телевидении, в книжном издательстве. С 1993 г. жил в США, но связи с Россией не терял. В 2021 году вернулся в Россию. Стихи и проза публиковались в журнале «Дружба народов», в альманахах «Встречи», «Побережье», «Aнтология русской поэзии Новой Англии» (США) и др.
В издательстве «Геликон Плюс» (Санкт-Петербург) вышли книги стихов: «Ангел сумерек» и «Сизый ворох Сизифа», в Барнауле – книга стихов «Жить».

* * *
Без печали не быть печальнику.
Жизнь бессмысленна. Боль тиха.
И у ночи глаза по чайнику,
А заварки – на полстиха…

Как вам всем там живется, дышится?
Да и дышат ли, право, там…
Видно снова мне не допишется,
И до сроку лежать листам,

Как февральское поле белое,
Где стою я один в тоске.
И с собой ничего не сделаю,
Будто ферзь на пустой доске.

* * *
Вряд ли мудрость значит – старость.
Почеши за ухом монстра,
Прогуляй его на пристань,
На замок его запри.
Для души твоей осталось
Только знанье Калиостро,
Только счастье Монте-Кристо
Да полет Экзюпери…

Поиск правды, дух скитаний
И жестокой жажда мести –
Эти юности утехи
Безысходны и глупы.
И когда тебя не станет,
Все останется на месте –
Войны, споры, ипотеки
И мотельные клопы.

Есть одно, пожалуй, средство
Изменить сей мир немного –
Для себя, не для иного,
Пусть и родственной души.
Но не нужно ухо резать –
Придержи в себе Ван Гога
И оставь в покое Бога…
Просто – мысли запиши.

* * *
Коль наскучу, как добропорядочный сэр,
Осененный заморскими ксивами…
Или стану досаден, докучлив и сер –
Ты заткнешь эту брешь детективами.

Полно, хватит листать криминальную чушь!
Назову тебя Меткою Деткою…
Поддержи начинанье, ведь я тебе муж –
Развлечемся хоть русской рулеткою.

Поддержи, чтоб не дрогнула в спешке рука,
Чтоб сомнений не выказать признака.
Я за это потом расскажу тебе, как
Человек превращается в призрака.

* * *
Остановись, мгновенье, ты прошло.
Нет времени понять, что с нами стало.
Стекаем незаметно, как стекло.
Блудим, как заблудившееся стадо.

Но всяк в толпе умрет особняком,
Устав от снов – несбыточных и странных.
В России, где светлело от икон,
Отныне лишь иконки – на экранах.

Их бледный отсвет в мыслях и глазах.
Нерусский слог сквозит в любом глаголе…
И я смотрю, вернувшийся назад,
На эту казнь – зевакой на Голгофе.

Пока страна, вздыхая тяжело,
Спасенья ждет – от Бога ли, царя ли…
Остановись, мгновенье, ты прошло –
Пока мы сдуру вечность примеряли.

* * *
Незнакомка, Федра ли, Петра,
Не крадись ко мне против ветра.

Я тебе не лев и не кролик –
Пить люблю, но не алкоголик…

Подходи по-братски к мужчине.
Не стыдись признаться в причине.

Назовись хоть Тоской, хоть Таней,
Поделись со мной своей тайной.

Подходи, не бойся, фемина –
Прок ли ждать тепла у камина…

Жизнь прошла, уже вечереет.
И камин тебя не согреет.

А в моей-то доменной печи
Все сгорит – и слезы, и речи.

Лишь не обожгись, дорогая,
От себя самой убегая.

* * *
Посмотри, как печально глядит отмененный Бог,
Весь покрытый патиной – нашей подобно коже…
Сквозь страницы знакомых поэтов струится боль.
Ты б хотел им помочь, да вот только и сам такой же.

Даже если сумел бы отречься, чтоб налегке
Потреблять этот мир, имитируя жизнь поэта –
Кто б внимал этим строчкам? И в каждой твоей строке
Что ты смог бы сказать, открестившись от боли этой…

* * *
В такую трудно не влюбиться –
Крепки тенета-кружева.
Прекрасна женщина-убийца.
Сладки нарядные слова.

Ее волос вдыхая вереск,
Вкушая ром ее вранья,
Ты вновь свихнешься и поверишь –
На веки вечныя – твоя…

Ты глух и слеп, устал от быта.
А мир жесток, но он – таков.
И в мире нет переизбытка
Простых мужчинских ништяков.

И потому, себя ругая
И проклиная, и гнобя,
Прими – не эта, так другая
Обманет грешного тебя.

Пусть лоб обрел немало складок,
И скуден день, и ночь темна…
Но кровь текла. И мед был сладок.
И сердце ранила весна.

* * *
Мы не виделись тысячу лет с той поры, когда… Помнишь?
Облака танцевали по кругу, как белые пони…
Я тебя прижимал и кружил, хохотавшую шало.
И хотелось смотреть только ввысь – чтоб ничто не мешало…

Жизнь порой эксцентричней зевка между бредом и комой.
Вот сижу с тобой, вечность спустя, с незнакомой знакомой…
Говоришь про каких-то людей, безнадежно забытых,
Не умея отвлечься от дел, от забот и от быта.

…про бездумную легкую жизнь, про тяжелые роды
И про то, что квадратные бедра – есть признак породы…
Что сама не поймешь, как с наперстка сумела напиться…
И куда-то пропала большая вязальная спица…

И пронзает нас отблеск – скупой исчезающий лучик.
И на красный бредут водопой повзрослевшие тучи.

«Фэнтези»

Бог тобой правит –
Плевать на твой праведный шок…
Бог тебя правит,
Как ты – свой дурацкий стишок.

Если на плечи
Несносную тяжесть взвалить,
Груз искалечит
И вдавит тебя в неолит.

Если порхаешь,
Лаская анапестом дам,
Вряд ли ты станешь
Поэтом к преклонным годам.

Благостно пелось?
Награду снискал, словно вор?
Поздняя зрелость –
Твой самый лихой приговор.

Будешь в подушку
Ночами стонать от стыда,
Чтобы под утро,
Забывшись, шептать – ни-ког-да…

Грезишь о славе?
Гордыня и спесь на лице?
Будешь ославлен
И предан забвенью в конце.

Так говорил мне
Горбатый бельмастый колдун,
Кажется, в Риме,
В каком, уж не вспомню, году.
Брызгал мне в уши –
Опасно со словом играть!

Утром, проснувшись,
Я выбрал потолще тетрадь.

* * *
Один за цикуту, другой за цитру…
Но все повторится снова.
Удел одних – превращаться в цифру,
Других – превращаться в слово.

И чтоб ты ни выбрал – расклад сей вечен
И нет иного расклада.
Нас всех подхватит вселенский ветер
С листвой отцветшего сада.
И там, за гранью греха земного,
Литфондов и экономик,
Мы все ответим за каждое слово,
За каждый крестик и нолик.

* * *
В дорожной пыли у вокзала,
Как сора бездушный кусок,
Убитая птица лежала
И перышко – наискосок.

Убитая птица лежала –
Зиял остановленный миг –
И скрюченной лапкой держала
Над ней нависающий мир.

Гулявший с послушною мамой –
Не мудр, не стар и не сед –
Какой-то ребенок упрямый
Над мертвой пичугой присел.

В панамке к недальнему клубу
В ладонях отправился птах.
И мальчик, склонившись над клумбой,
Его упокоил в цветах.

И было мне сладко и больно,
И было мне стыдно до слез,
Что это не я, а ребенок
Упавшую птицу вознес…

И будет ли кто в этом веке –
Кто мне за пернатость воздаст,
Когда я сомкну свои веки
И выпущу небо из глаз.