Елена Муравина

Место проживания

Об авторе: Елена Муравина родилась и жила в Москве, где закончила факультет журналистики МГУ. В 1981 г. переехала в США, получила степени магистра славянских языков и литератур в университете Южной Калифорнии и доктора юридических наук в университете Лойола Маримаунт. Как юрист, специализируется в области интеллектуальной собственности, кино и телевидения. Стихи публиковались в журналах «Новый мир», «Студенческий меридиан», газетах «Комсомольская правда», «Московский комсомолец», сборниках «Мы из МГУ», «Строфы века – Антология русской поэзии».

* * *
С наступленьем весны становлюсь веселей и бледней,
веселей и бледней, каблуками стучу по асфальту.
Кто меня остановит в прощальной прогулке моей?
Захочу – на руках, захочу – через голову сальто.
Я смеюсь на прощанье, дышу на прощанье, живу.
Каждый дом – до свиданья, и дерево – боже мой, липа!
Как открыта для плача душа, для последнего всхлипа…
Я прощаюсь во сне с этим городом, а наяву
становлюсь веселее и злей, каблуками стучу
по знакомым бульварам – как тебя я здесь горько любила!
Разлюбила… любила другого – теперь улечу.
Я прощаюсь во сне с этим городом, плачу в ночи и кричу,
я прощенья прошу, и простить ничего не желаю.
Ты не бойся, столица, я все до конца заплачу.
А быть может, уже расплатилась я этой весною. Не знаю.

* * *
В эти последние дни пребыванья на родине
иссякло терпенье у снега – он грязью лежит на асфальте.
Пахнет весною. И как небесной кувалдой
лупит солнце по улицам, где потеряно бродим мы.

Пахнет любовью. Весною всегда начиналась разлука.
Нежностью пахнет. Тени снег подсинили, как бессонные веки.
Мы расстаемся. Мы расстаемся навеки.
Ты мне не стала сестрой, и судьбою не стала, подруга!

Счастья ни грамма в разреженном воздухе, а было так много,
что мы бросались им, нищие миллионеры, беззаботно и смело.
Надо шататься по городу сутки, и трое без дела –
может быть и затерялось где, если отыщем дорогу.

Богу верить, мужа любить, считаться с властями –
не получилось. Не у всех же должно получаться.
Подходит время. Очевидно – пора прощаться.
Я отчалила, причем под алыми парусами.

* * *
Еще проглядывает глина
под нежным сахарным снежком,
темнеет веток паутина
в просторном воздухе сухом,
и небо – серое, в просветах,
не переходит в небеса,
и не случатся чудеса,
и не возникнут паруса.
Мы погуляем до обеда –
у нас осталось полчаса.
Но в наше узкое дыханье
проникнет воздух состраданья
к сиротским серым облакам,
к листве, под снегом шелестящей,
и к жизни нищей да пропащей,
что хороша, да не по нам.
Но мы, наверное, надолго
запомним солнечного сколка
блеснувший из-за дома край,
сухой травы печальный лепет…
и пусть не греет, только светит –
давай, подружка, выбирай!

* * *
Как будто бы еще не налеталась,
чужого киселя не нахлебалась,
чужого полушарья не топтала,
чужая речь мне не драла ушей –

аэродром мне дразнит обонянье,
помахивая ласково крылом,
и назначает краткое свиданье
над облаками, в воздухе пустом.

Как лица обостряются разлукой!
Вполоборота обломилась тень,
и тот протяжный подмосковный день
остался мукой, но не стал наукой.

Письмо

1.
Что написать? Напоминает Крым,
но там трава желтей и воздух суше,
и море, омывающее сушу,
приветствует в тебе родную душу…
здесь океан надежно нелюдим,
он занят ветром, крепким и прохладным,
а не вознёю над листком тетрадным,
как Коктебельский ласковый прибой…
Но все свое – не увезешь с собой?

2.
Пронзительное двуязычье!
Как перепутались слова…
И эта крымская трава,
и это разнопевье птичье.
Журчит вода из рукава
залива в Тихом океане
и проплывают острова
в невероятном одеянье,
и яхты, взбитые в сметане:
сверкающие имена,
сияющая белизна…
В Москве закончилась весна.
А здесь – катанья да купанья.
И наши грустные затеи
на этих сказочных волнах
знакомы оттиском потери
да терпкой солью на губах.

* * *
Эта пыль, эти камни, и эта дорога у моря,
эти мутные волны, что моют на берег песок,
этот хилый турист, что с тропой озабоченно споря,
забирается в гору увидеть заветный мысок.

Эти летние люди: наряды, загар и улыбки –
я не хуже других улыбнуться умею в ответ.
Бродит берегом ритм, неуверенный, спорный и зыбкий,
разделяя толпу, забивая пространство и цвет.

Разве мало вокруг этой вдаль уходящей печали,
этих гор в небеса, этих птиц, что в покое парят?
Неужели не все безъязыкие вещи сказали,
что приходят слова, и толкутся, и ждут, и корят…

* * *
Мне с молодостью повезло:
Она удачно пробежала,
Где небо серое лежало
Как парниковое стекло.
Там над судьбой царило слово,
там не бывать, конечно, снова,
Затем, что время то ушло.
Там неуверенной рассадой,
с бессильной верой и досадой
мы прорастали наугад.
Мне даже глаз закрыть не надо:
Вот, двадцать лет тому назад,
на теплой кухне на Садовой,
оглушена любовью новой,
встречаю твой холодный взгляд.
Дни, километры, мили, годы –
нам не вернуться в те же воды,
и дни, и воды утекли.
В теплице разобрали крышу,
я за стеною детской слышу,
как дышат девочки мои.

* * *
Пока твоя улыбка мне мила,
а речь горчит, не задевая слуха,
пока шуршит, пощелкивая сухо,
пространство от столицы до села,
и прошлое идет своей дорогой,
где вдоль нее шумит река осокой,
где все пруды по уши заросли,
и воробьи купаются в пыли,
куда мы вместе заглянуть не можем,
пока наш день с тобой еще не прожит,
куда потом мы забежим вдвоем,
чтоб окунуться в теплый водоем,
и лечь рядком на бережку нагретом,
не называя это лето – Летой.

* * *

Молочный рот, лукавые глаза
Нам предстоят большие испытанья:
Уроки музыки, фигурное катанье,
Два алфавита, можно и нельзя

Сначала можно, все пока возможно,
Любое пожеланье неотложно,
Любой журавль курлыкает в руках
Семь нянек-девять муз ворчат тревожно
О том, что влажен локон на висках

Потом придут закушенные губы,
Боль и обида заперты в кулак
На гривенник любви, да счастья на пятак
Слова суровы, и объятья грубы

Но может языка латинская основа
В других созвездьях водит хоровод:
Там добродетель в лодочке плывет
Фортуне на поклон и песенку поёт
Что доля весела, и горе пустяково…
Не зря висит над детскою подкова

* * *
Пьяцы, колонны, фонтаны, руины
Сто раз поднимаюсь по Вия Систина.
Музеев не знаю, и в церкви не вхожа –
Я улицей римскою пьяный прохожий.
Смотрю на тритонов, героев и фавнов,
и птиц, что взлетают на плечи к ним плавно.
Пылают подошвы, и щеки горят –
Наверно, они обо мне говорят.
О том, что забыла, что им изменила,
Убила на тщетные подвиги силы…
Века простояли, а сплетничать рады –
Мне плечи их белые сладкой наградой.

* * *
Прошлое осталось в прошлом.
Там ещё никто не умер.
Там друзья – ещё друзьями,
И любимые – любимы.
Одинокие прогулки,
Тополиный пух и скверы,
Будущих воспоминаний
повседневные одежды.
В эту радужную память
не вмещусь, как не вмещалась.
Если помнишь, в нашем прошлом
Я и в прошлом не осталась.

* * *
И пахнет свежею листвой,
и елка нежною иглой
мне упирается в ладонь.
Я воротилася домой.
Тут прилетел крылатый конь,
не нюхавший соленых вод –
сердечной мышцей слабоват –
он в местной фауне живёт,
гнездо себе за прудом въёт,
в ночи разводит лягушат,
в березках водит хоровод,
из местной Леты воду пьёт,
копытом бьёт, и верный друг,
шуршит строкой из теплых рук
моих, простивши мне сполна,
что сердцем стала я сильна.

* * *

I.
Моя фамилия – и сразу о траве,
о нежной, шелковой, о сеточке прожилок,
и о дружке Психеи – муравье,
ее вернувшей богу из отсылок.
Несчастная Психея! И река,
тебя не принимала – глубока,
да не для тех, кто прогневил Венеру.
Ты все наветы приняла на веру,
а клятвы мужу – праздные слова.
Ты их припомнила, когда в цветах глава,
отчаянных товарищей с усами?
они пришли к тебе на помощь сами.
Наверно, позабыла – и права.
Зачем нам помнить из каких посылок
нам выдалась удачливая жизнь,
зачем нам думать про период ссылок,
когда в богинях? Муравьишка, стиснь
травиночку, зеленый стебелечек.
В одну такую, из декабрьских ночек,
на грани Козерога и Стрельца
и я свое агу произнесла.
В тот страшный год, когда того не стало,
кто в день один со мной произошел –
Стрелец и Козерог. И снег не шел.
И как нам жить страна еще не знала.

II.
Уходит мама, и за ней отец
Оставив кровоточащую рану
Семейной мифологии конец
Последняя страничка из романа.
Война, аресты, поезда, тюрьма
Опять война, опять тюрьма и тьма…
На переломе страшного столетья –
Нежданная удача – вот и я.
Судьбу слепивши из иного теста
Забыв единство времени и места
Другая почва мнётся под ногой
Другая музыка поёт в небесных сферах
Но может сапожок не по размеру
Богов не обмануть – но есть покой.